Анраку провел пальцем по щеке Дзюнкецу-ин. Жар его прикосновения распалил ее. Это был сигнал к началу обряда.

– Хару сегодня арестовали, – осторожно обронила она, зная, что затевает разговор на закрытую, по мнению Анраку, тему.

– Мне это известно. – Анраку коснулся пальцем ее губ, размыкая их.

У Дзюнкецу-ин перехватило дыхание. Когда палец скользнул по подбородку и шее, она произнесла:

– Хару осведомлена в делах храма. Может быть, даже слишком.

– С ней все идет по плану, – отозвался Анраку, развязывая ее пояс. – Свою роль она сыграет лучше некуда.

"Неужели он пустит дело на самотек?" – пронеслось у Дзюнкецу-ин в голове. Но вот серое кимоно и белый исподний халат спали с ее плеч и она предстала перед ним обнаженной. Выгнув шею, Дзюнкецу-ин жмурилась от возбуждения, окатившего ее жаркой волной. Блаженно улыбаясь, Анраку скинул одеяние, открыв крепко сложенное тело. Казалось, он светится потаенной энергией и огромной мужской силой.

– Хару говорила с сёсакан-самой и его женой, – продолжала Дзюнкецу-ин. Сейчас, распаленный желанием, он наверняка ее выслушает. – Меня она уже очернила – хочет, чтобы мне вынесли ее приговор. Ради собственного спасения эта девчонка может выдать им весь Черный Лотос. Прошу, остановите ее, пока не поздно.

– Хару скажет и сделает то, что ей предназначено, – ответил Араку. – Она – ключевое звено в судьбе Черного Лотоса. Я предвидел тот путь, что ее ожидает.

Теперь он приступил к обряду Божественной росписи. Его острые ногти расчерчивали шею, груди, живот, ягодицы Дзюнкецу-ин багровыми дугами, линиями и завитками, словно рисуя мантру на живой плоти. Дзюнкецу-ин вскрикивала от боли и наслаждения. Ее беспокойство растаяло. Она целиком подчинилась Анраку. Покусывая нежную кожу его подмышек, коленных впадин и живота, ее зубы оставляли отметины – алые бусинки крови.

– Я – дым, ты – огонь, – прошептал Анраку, опускаясь с ней на кровать.

Лежа на спине, Дзюнкецу-ин высоко подняла ноги, развела в стороны. Анраку опустился меж них и вошел в нее. Она замерла от блаженства. Тела их задвигались легко и стремительно; ее ноги, согнутые у него на плечах, выпрямились. Толчки становились все чаще, руки неистово сплетались в одном из обрядов – Зажигании цветка. Дзюнкецу-ин перебралась наверх и, поворачиваясь на его члене, словно на оси, встала на четвереньки. Теперь он входил сзади, глубоко погружаясь в нее. Потом они встали – Дзюнкецу-ин обхватила коленями его талию, Анраку поддерживал ее снизу. Не прекращая движений, он начат вращаться.

Комната поплыла перед глазами Дзюнкецу-ин; проблески света, фрагменты фрески и полога слились в сияющие спирали среди дыма курящихся благовоний. Анраку закружился быстрее. Дзюнкецу-ин рассмеялась в безудержном восторге. Когда ее желание достигло предела, ей представился исполинский черный лотос с объятыми пламенем лепестками. Полыхающий цветок отразился в глазу Анраку. Его черты исказила бешеная страсть. Миг – и оргазм захлестнул их. Когда Анраку изверг семя в ее пульсирующую плоть, они словно покинули землю и взметнулись высоко к звездам. Дзюнкецу-ин издала крик радости. Анраку отозвался стоном, подобным громовому раскату в горной долине. Пылающий лотос в ее голове взорвался, оставив предчувствие экстаза, предчувствие той поры, когда их судьба свершится и весь Черный Лотос сподобится просветления.

В этот самый день Анраку и она, Дзюнкецу-ин, обретут власть над миром.

Если же кто даст приют сомнению и

послабление вере,

То тотчас перейдет на путь зла.

Сутра Черного Лотоса

– Хару-сан! – позвала Рэйко, семеня по коридору особняка Уэды.

Пока она добиралась из Синагавы в Эдо, наступила ночь и за бумажными перегородками стен зажглись фонари, но в комнате Хару по-прежнему было темно. Рэйко, пришедшая рассказать о том, что узнала сегодня, отодвинула дверь. На полу валялась одежда и всякие мелочи, но Хару исчезла.

– Здесь ее нет, – произнес отец.

Рэйко обернулась и увидела его рядом с собой.

– Нет? – переспросила она, сначала растерявшись, а затем встревожившись. – Тогда где же она?

Качнув головой, судья оглядел ее с грустью и состраданием.

– Пойдем-ка в гостиную. Выпьем чаю, и я все объясню.

– Не надо мне никакого чаю. – Чувствуя, что отец темнит, Рэйко всполошилась еще больше. – Я хочу знать, что с Хару и где она.

– Хару в тюрьме, – нехотя признался Уэда. – Нынче утром твой муж арестовал ее за преступления в храме Черного Лотоса.

– Что?! – Рэйко воззрилась на него, не веря своим ушам.

– Сано-сан стал ее допрашивать, – начал судья и поведал, как Хару поносила своего мужа и Ояму и призналась, что желала их смерти, так как они причиняли ей боль.

– Это не доказательство! – воскликнула Рэйко, понимая, как Хару выглядела в свете сказанного, по сути даже не признавшись.

– Были и другие причины арестовать ее, – осадил Рэйко Уэда. – Она впала в ярость и набросилась на твоего мужа и Хирату-сан. Сано-сан отделался царапинами, а вот Хирата чуть не остался без глаза.

Оказалось, обиженная жизнью тихоня Хару с другими вела себя совершенно иначе и даже усугубила неприязнь Сано.

– Да, она поступила плохо, но это еще не доказывает, что Хару кого-то убила, – упорствовала Рэйко.

Судья Уэда нахмурился.

– Будь ты меньше привязана к Хару и относись терпимее к Черному Лотосу, то заметила бы, что ее поведение указывает скорее на вину, чем на отсутствие таковой.

Рэйко заметила это, но ее возмутила бесчестная травля, оправдываемая личными чувствами и вялыми обвинениями.

– Горячность Сано может стоить нам всем головы. И зачем ты позволил ему забрать Хару?!

– В целом я был согласен с его решением. Как я уже говорил, велика вероятность того, что Хару виновна. И сегодняшнее происшествие подтверждает мою точку зрения: Хару опасна и должна находиться в тюрьме.

– Поверить не могу, что ты принял его сторону.

Судья погрустнел.

– Дочь моя, я многое готов для тебя сделать, но укрывать преступников не намерен. Ты должна вверить Хару закону. Возвращайся к себе и помирись с мужем.

Чуть не плача от досады, Рэйко выбежала из дома. Теперь и отец ополчился против нее, но она все равно не сдастся и призовет убийц к ответу.

Когда Сано в компании Хираты въехал в ворота своего дома, в освещенном факелами дворе им встретились сыщики Канрю, Хатия, Такео и Тадао. Канрю с Хатией были в тех же потрепанных кимоно, в каких выдавали себя за паломников. Сано спешился, и все четверо пали перед ним ниц.

– Простите нас, сёсакан-сама! – хором заголосили они.

– В чем дело? – спросил Сано. – Вы же должны быть в храме!

В этот миг ворота распахнулись и во дворе показались носильщики с паланкином. Сано оторопел. Если Рэйко прибыла только сейчас, то где она пропадала весь день и что делала?

– Черному Лотосу удалось нас раскрыть, – ответил Канрю. – Было бессмысленно продолжать слежку, вот мы и вернулись.

Носильщики опустили паланкин, и Рэйко выбралась наружу. По ее взгляду Сано догадался, что она уже знает о Хару. Вздернув подбородок, Рэйко прошествовала до дверей.

– Встаньте, – приказал Сано своим людям, и те подчинились. Его сердце уже отбивало бешеный ритм в предчувствии новой ссоры. – Расскажите мне, как все было.

– Я проник в ту часть храма, где обитает духовенство, – начал Канрю, – как вдруг появился священник. Он сказал, что я должен покинуть храм, и выпроводил меня за ворота.

– Со мной было так же, когда я пытался найти потайные ходы под строениями, – признался Хатия.

– А мы сказали священникам, что хотим вступить в секту, – произнес Тадао. – Они оставили нас в зале с другими двенадцатью парнями. Потом нас порасспрашивали, накормили обедом и оставили медитировать над тем, насколько мы созданы для Черного Лотоса. Через некоторое время священники выбрали нас и отвели на улицу. Сказали, что мы не годимся в послушники, поэтому должны уйти.