Юноша продолжал твердить сутры. Его голос был тверд, а глаза так же ярки, как до приема напитка.

– Времени прошло достаточно. Твое варево бесполезно, – осклабился Кумасиро.

– Какая жалость, – пробормотала Дзюнкецу-ин с гадкой усмешкой.

– И как же ты это объяснишь? – В тихом тоне Анраку таилась холодная ярость.

– Состав действует, если его меньше разводить, – стал оправдываться Мива.

Они были как те двое подмастерьев – всегда изводили его, всегда радовались его промахам. Дзюнкецу-ин как любовница Анраку, а Кумасиро как его правая рука стояли выше Мивы, единственным преимуществом которого перед ними было умение врачевать.

– Вся загвоздка в малой концентрации. Уверен, вторая смесь подействует лучше.

Нетерпеливым жестом Анраку приказал ему продолжать. Мива наспех наполнил чашку из второй бутылки, добавил воды и дал выпить другому послушнику. Он должен угодить Анраку! Пришла пора платить по счетам!

Отработав два месяца в тюрьме, Мива начал бояться воли. Афера с пилюлями принесла ему славу мошенника, и практиковать в Эдо он уже не мог. Чем теперь заработать на жизнь? Мива оплакивал свой загубленный дар. Но как-то раз, когда он опорожнял ведра с нечистотами, к нему подошел тюремщик и сказал:

– Кто-то тебя выкупил. Можешь идти.

Клиентам Мивы заплатил Анраку, он же встречал его за воротами тюрьмы.

– Зачем вы это сделали? – спросил его доктор, не убежденный обычными фразами и благообразием священника.

Анраку улыбнулся:

– Ты – выдающийся лекарь. Мир не оценил твоего таланта, зато ценю я.

Его слова пролили бальзам на израненное самолюбие Мивы. Однако благодарный Мива не утратил бдительности.

– Откуда же вы узнали обо мне?

– Я все знаю. Я все вижу. – Анраку говорил просто и убедительно; взгляд его ока проникал Миве в самую душу.

– Чего вы хотите взамен? – спросил Мива, понемногу очаровываясь священником.

– Моему храму нужен лекарь. Я выбрал тебя.

Анраку отвел доктора в храм Черного Лотоса, тогда, девять лет назад, только что отстроенный, и вверил заботам Мивы больницу, сиделок и обитателей храма, прибывающих с каждым днем. Новая должность принесла Миве уважение и почет, в которых ему так долго отказывали. Он возносил Анраку как бога. Тем не менее годы подготовки научили его наблюдать и осмысливать увиденное, и вскоре он проник в тайны мира, созданного его божеством.

Мива верил, что Анраку наделен даром предвидения, но, кроме этого, у священника обнаружилось множество шпионов, платных осведомителей из разных концов Японии. Именно они доложили ему о Миве и о том, что он может быть полезен секте. Мива также узнал, что не только его завербовали таким образом. Анраку тщательно изучил преступный мир и так нашел Кумасиро, Дзюнкецу-ин и многих других, кто впоследствии составил круг его доверенных лиц. Узнал доктор и то, каким образом он привлек этих отверженных.

Все они, как и сам Мива, находились в крайне бедственном положении. Анраку выпытывал, о чем мечтает каждый из них, и предлагал это в обмен на подчинение. Так его новобранцы становились зависимыми слугами. Для подвластных ему он был кому наставником, кому отцом, кому любовником, кому тираном, кому сыном, кому судьей, кому спасителем. Поскольку сутры Черного Лотоса утверждали бесконечность путей к просветлению, избранные сектанты вроде доктора Мивы могли приблизить свою судьбу любыми способами. Не порвав окончательно с миром людей и их моралью, они увидели изнанку своего рая: Анраку презирал тех, кто не оправдывал его ожиданий.

Два года со времени появления в храме доктор Мива делил себя между больницей и подземной лабораторией. Наверху он лечил больных, внизу проводил опыты с расчетом на тот день, который определит судьбу Черного Лотоса, а также пытал непокорных сектантов. Он обнаружил, что возбуждается, причиняя боль. Нормальная жизнь его больше не привлекала: нигде, кроме храма, он не мог удовлетворить своих нынешних нужд. Воспоминания Мивы омрачила тень Истинного Благочестия. Доктор знал, что монах подвергался той же обработке, что и остальные, сколько бы Анраку ни сомневался в этом.

Он смотрел на послушника, здорового крепыша, и не мог дождаться, когда же подействует вторая смесь.

– Я испытаю последний состав прямо сейчас, – сказал он.

Под гнетущими взглядами первосвященника и настоятельницы Мива развел свое зелье и подал последнему испытуемому. Послушник был совсем юный, еще не утративший детской пухлости. Осушив чашу, он воскликнул:

– Хвала Черному Лотосу!

Внезапно лицо юноши покраснело. Он пошатнулся, глядя перед собой пустыми глазами. Его речь превратилась в бессвязное бормотание.

– Состав работает, – облегченно возвестил Мива.

Послушник затрясся как в лихорадке. Затем, под речитатив товарищей, его вырвало желчью. В комнате запахло кислым, а монах упал на пол, корчась в судорогах.

– Я вижу Будду... я вижу истину, – пролепетал он с благоговейно затуманенным взором. Потом содрогнулся всем телом и обмяк.

Мива присел на корточки, осмотрел его и поднял глаза на Анраку.

– Он мертв.

Анраку просиял, озаряя каморку словно солнце, пробившееся под землю.

– Совсем другое дело, – произнес он.

Кумасиро кивнул, нехотя соглашаясь с ним, а Дзюнкецу-ин завистливо отвернулась.

– Нам нужно хорошо подготовиться к встрече с судьбой.

С этими словами Анраку выскользнул из комнаты. По приказу Мивы оставшиеся в живых послушники поволокли мертвое тело в печь, и их монотонный говор стих в глубине туннеля. Кумасиро и Дзюнкецу-ин, впрочем, уходить не спешили.

– Поздравляю, – с издевкой сказал Кумасиро. – Вижу, ты научился-таки совмещать приятное с полезным.

"А тебе лишь бы испортить мне праздник", – едко подумал Мива. Этим Кумасиро напоминал полицейского Ояму – такой же невежа и солдафон, любитель поглумиться над слабыми. Он пришел в храм, чтобы выпросить себе избавление от колик. Мива его излечил, но Ояма приписал это "чудо" Анраку, а над доктором продолжал измываться и гонял, как простого лакея. Мива был только рад, когда Ояма поплатился за свое хамство. Вот бы и Кумасиро отправился на тот свет...

В этот миг Дзюнкецу-ин протянула с ехидцей:

– Твое счастье, что зелье подействовало. Анраку-сан вчера говорил мне, что после Синагавы даст тебе последнюю попытку, а не справишься...

Приподняв подведенные брови, она оставила недосказанную угрозу висеть в воздухе. Доктор Мива смотрел на нее в тихом бешенстве. Вечно она выпячивает свою связь с Анраку и запугивает его, Миву, при всяком удобном случае. Он презирал ее даже больше, чем Кумасиро, – оттого что хотел и не мог получить.

– Синагава была первой пробой, – проворчал Мива. – Наука не может развиваться без опытов и ошибок. – Он принялся расставлять банки с химикалиями на своем столе. – Прошу оставить меня – я буду занят.

– Еще бы! Ведь другие два состава не очень-то удались, верно? А что уж говорить о том, что взорвался и разнес храм в Синагаве! – Дзюнкецу-ин засмеялась и крадучись приблизилась к Миве. – К чему играть в ненависть, когда нам обоим все ясно?

Он вдыхал ее мускусный аромат, ощущал тепло ее тела. Им овладела жаркая, непрошеная страсть. В памяти всплыли воспоминания о других временах. Тогда он изо дня вдень работал с Тиэ, тяги к которой не умаляло даже омерзение в ее взгляде. Она, как и Дзюнкецу-ин, возбуждала его одним присутствием, без намека на ответ. Теперь же Дзюнкецу-ин подняла руку к его лицу и коснулась щеки рукавом.

– Будь со мной паинькой. Глядишь – замолвлю Анраку-сан за тебя словечко, – сказала она смеясь.

Не то что погладить, даже пальцем притронуться побрезговала! Мива рассвирепел. К Тиэ тоже было не подступиться – она отвергала его, не подпускала ни на пядь. Угрожала ему и всей секте. Она, как и Ояма, заслуживала смерти. Накопленная ярость выплеснулась наружу.

– Отстань! – вскричал Мива, отпихивая Дзюнкецу-ин. Яростно сипя сквозь зубы, он схватил со стола склянку и поднял над головой. – Убирайся или я запущу в тебя кислотой! Станешь страшнее меня, Анраку на тебя больше не взглянет! А не прекратишь издеваться, скажу сёсакан-саме, что ты ненавидела Тиэ и убила ее!