Наконец Н. уехал лечиться и через полгода вернулся совсем другим человеком. Прошел еще год, для испытания срок немалый. Ни одного замечания. Я сам предложил его в председатели совета.

Пример Н. очень сильно подействовал на другого человека, Мишу К. который, о чем я уже упоминал, был списан на берег за пьянство. Как только у него начинался запой, жена прибегала к нам: «Ребята, спасайте!» Мы брали самосвал и ехали к ним приводить его в чувство.

Так продолжалось долго, пока не вернулся просветленный Н. Миша всё что-то толкался возле него, все что-то спрашивал. Потом и сам исчез. Выяснилось — тоже поехал лечиться.

Мы и не надеялись на чудо, но чудо произошло.

Бывший моряк бросил пить. Видимо, решения совета бригады били не столько по карману, сколько по самолюбию. В те дни, когда объявляли премии, он не пил, сидел мрачный. Жить-то хочется человеком.

Прошел год, как вернулся Миша. И вот однажды к нам приходит его жена. Не узнать женщину — как будто к ней вернулась молодость. Изменилась, похорошела. Принесла в, бригаду кусок сала: «Это вам, ребята». Мы поблагодарили ее, но сало вернули: «Отнеси ребятишкам!» Мы были рады за Мишу не меньше ее.

Все годы в нашей бытовке висел лозунг: «Главное — сделать хорошего человека, а из хорошего человека мы сделаем хорошего специалиста».

У нас ударник был действительно ударник: ему почет и уважение; ему и оплата по труду. Мы понимали слова В. И. Ленина: «Ударность есть предпочтение, а предпочтение без потребления ничто. Если меня так будут предпочитать, что я буду получать восьмушку хлеба, то благодарю покорно за такое предпочтение. Предпочтение в ударности есть предпочтение и в потреблении».

Денежное вознаграждение в подрядной бригаде — самая конкретная оценка вклада каждого в общее дело, один из действенных инструментов воспитания.

Но чтобы создать в коллективе атмосферу настоящего энтузиазма, трудового праздника, высокий эмоциональный настрой, этого мало. Надо уметь обращаться к лучшим чувствам людей — чувству долга, патриотизма, чувству товарищеской солидарности, здорового соперничества и здорового честолюбия. Надо уметь планировать «завтрашние радости», говорил Макаренко. Самое сильное моральное воздействие на рабочего человека, на его отношение к труду оказывает личная причастность к большому и нужному делу — общественно значимая цель! Это важно.

Есть притча о каменотесах, один из которых всю жизнь думал, что просто обрабатывает камень, а другой понял, что, обрабатывая камень, он строит дворцы… Надо уметь убедить человека, что он строит дворцы, дать ему ясное понимание целей его труда, наполнить рабочие будни высоким содержанием.

Третий принцип — социалистическая предприимчивость.

Еще в пятидесятые — шестидесятые годы, задолго до подряда, мы не довольствовались «принципом ожидания»: жди, когда подвезут, организуют, обеспечат, за срыв отвечает начальство. Мы отвечали за свое рабочее слово. «Бригада взялась» — это была наша рабочая гарантия.

На Ала-речке мы строили ряжевый перепад — водосброс. Края его забирались клетками из бруса — ряжами (отсюда и название — ряжевый перепад) и засыпались камнями, чтобы грунт не размыло водой. Брус скреплялся нагелями — коваными гвоздями длиной 30–40 сантиметров. Их готовил для нас кузнец в Заполярном.

И вот однажды — дело было в субботу — кончились нагели. Завтра в городе — выходной, ждать до вторника.

Послал я Алешу Антоненко, предупредил его: «Если вернешься ни с чем, бригада будет стоять! Приедешь и увидишь, что нет кузнеца, ступай к нему домой! Не найдешь — поднимай начальство, но нагели привези!»

Возвращается утром страшно усталый. Тут же рухнул на кровать. Проснувшись, рассказывает:

— Приехал, кузнеца нет. Я — домой, и дома его нет. Черт возьми, время идет! Сбил замок на дверях кузницы, раздул горн и всю ночь ковал нагели.

— Кто ковал? — спросил я удивленно.

— Я и ковал.

— Всю ночь?

— А что делать?

Никакие трудности не могут устоять перед рабочей предприимчивостью.

Когда в конце 1975 года наша бригада взялась построить за год — в три раза быстрее — очистные сооружения мясокомбината, мы знали: нам не осилить задание, если бригада не придумает что-то принципиально новое. Но знали и другое: не может быть, чтобы бригада не придумала.

Собрали людей, развесили в бытовке чертежи. Старший прораб обстоятельно рассказал о незнакомых для нас сооружениях. Я обратился к рабочим: «Изучайте, думайте, предлагайте! Срок на раздумье — месяц!»

Думать было над чем. Котлованы, подготовленные управлением механизации под устройство очистных резервуаров, были полны воды, торфа и грязи, в них непрерывным потоком поступали грунтовые и родниковые воды. Стояла полярная ночь. Снег, мороз… В таких условиях вязать арматуру и начинать бетонирование тонкостенных резервуаров — гиблое дело.

В январе собрались еще раз, посмотрели, кто что придумал. Дельных предложений было много. Главное — плотники предложили сделать нижнюю конусную часть резервуаров на поверхности, а потом кранами опустить в котлован. Дело небывалое в строительной практике, но это был неожиданный и единственный в тот момент выход в буквально безвыходной обстановке. Многие потом удивлялись: «Как вы до этого додумались?»

Риск, конечно, был. Но кто не рискует, тот не выигрывает.

Наиболее ярко рабочая предприимчивость проявилась на строительстве кинотеатра в Заполярном.

Город построили, а кинотеатра еще не было.

Но вот в трест поступил проект широкоэкранного кинотеатра. Срок строительства — 24 месяца. Это значит, что еще два года люди будут без кино. В это время я по каким-то делам зашел в партком треста. Гляжу, на столе лежит альбом с чертежами. Посмотрел — кинотеатр. Полистал альбом, прикинул в уме и говорю: «Можно быстрее построить — к новому году». Дело было в апреле 1965 — до января оставалось восемь месяцев. Руководители треста не возразили — пожалуйста, хоть завтра приступай к работе, но бригаду мою мне не дали, предложили набирать новую.

А что значит — набрать новую? Кто же хороших рабочих отдаст? «Вон бригада, траншею через город копает, — сказали мне в тресте. — Двадцать пять человек. Можешь их брать». Я пошел, посмотрел… С тех пор прошли многие годы, но до сих пор от той встречи остались тягостные воспоминания. Молодые, здоровые ребята, вот уже полгода, как приехали на стройку, демобилизовавшись из армии, и все это время копают траншею. Настроение — уезжать с Севера.

Подумал: а почему бы и не взять их? Ведь когда вылезем из «нуля», весь город будет ходить на стройку и требовать: «Давай кинотеатр!» И настроение у людей изменится.

Добавили мне в новую бригаду 12 рабочих из старого коллектива — остальные 50 человек продолжали возводить Ждановский горно-обогатительный комбинат.

Через два месяца, когда выбрались наконец из земли и началась кирпичная кладка, случилось то, чего я ожидал: с утра и до вечера на стройку приходили сотни людей. Моя мать, которой было тогда 70 лет, каждый день приходила проверять, как идут дела. Люди помогали или просто так наблюдали за работой. Чуть что — крик: «Куда? Куда он пошел?» Я защищал рабочего: «Ну что вы пристали, может, ему надо!» — «Он второй раз у тебя идет!» Мать тоже торопила: «Сынок, поспеши — люди ждут». Словом, мы стали работать под неослабным вниманием и самым строгим контролем всего города. По-человечески понятно: ведь всем так нужен кинотеатр!

Каменщик Б. Борисов, бывший ленинградец, командированный к нам на помощь из другой бригады, захватил целую стену и показывал класс. Дело пошло, и вдруг остановка — меня вызвал главный инженер треста и приказал: «Снимай бригаду! Пойдете на другой объект».

— Почему?

— Больше облицовочного кирпича нет. Не загорать же вам!

— Как это так — нет кирпича?

— Все. Вывезли последний! Нечего рассуждать, перебрасывай бригаду.

— Нет, — ответил я, — так не пойдет! Мы обещали людям к новому году кинотеатр и слово сдержим.

Собрал бригаду, обсудили положение. И послали двух рабочих в Мурманск.