— С Новым годом, — говорю.

— С Новым годом! — отвечают.

Перекусили, согрелись. Разговорились. А на улице лютая стужа, палатка наша бьется, трепещет на ветру.

— Ну, а теперь, — обратился я к рабочим, — ваше слово.

Как сейчас помню, встает Николай Шевцов, здоровый парень, богатырь. Посмотрел на меня пристально, улыбнулся, оглядел всех, вздохнул.

— Ну, что же, — сказал он, — наше слово твердое. Сделаем, братухи, рудник!

Больше никакой агитации не потребовалось. Мне было важно, чтобы люди сами поняли, какая задача перед ними встает, какая ответственность на них ложится: чтобы каждый сам сделал выбор — уезжать с Алы или оставаться.

Остались все до единого. Пошли на работу и два года не покидали палаток. Долг и дружба победили. Когда мы, построив рудник, вернулись в Заполярный, руководители треста долго допытывались: как же удалось поднять людей на такой героический труд? «Учился у Макаренко», — отвечал я.

Потом, уже позднее, рабочие говорили мне: «Ты — мужик, конечно, хитрый. Но все, правильно!»

Работали тяжело, но бывали у нас и радостные дни.

Однажды появились люди в огромных тулупах и меховых шапках — писатели. Стоят наверху, на кромке котлована, закутаны по самые глаза, а мы внизу — без телогреек, в резиновых сапогах, пот с нас льет градом — долбим землю пудовыми кувалдами. Пар стоит над котлованом. Выбрались наверх, повели гостей в палатку, поставили на печку чайник. Ребята на глазах у писателей переодевались, снимали сапоги, стряхивали с портянок лед.

Рассекись, и потекла беседа. Достал и раскурил свою трубку Константин Михайлович Симонов — так состоялась моя первая встреча с ним. Потом виделись много раз. А в этот приезд Константин Михайлович записал нашу беседу, и она была опубликована в «Правде».

К весне нам на помощь прислали пополнение. Появление новичков — всегда тревожный момент. Поставил их копать траншею. Вижу: плохо идет дело. Не стал ничего говорить, собрал своих ребят. Сказал: «Они начали до обеда, а вы приступайте после обеда. Но должны их догнать и перегнать».

Встали наши вшестером и догнали их шестерку, а потом ушли вперед. Никакой агитации, никаких собраний не потребовалось — на следующий день новички работали по-другому. Поняли, куда попали.

Потом, не раз убеждался: пример — вот что воздействует на людей лучше всяких призывов.

Всегда стремился создать в бригаде атмосферу, доброжелательности, доверия. Ведь большинство людей приходило к. нам с добрыми намерениями. Иные вообще решали начать новую жизнь. Зачем, же ворошить прошлое?

Я совершенно не выносил никакой первичной информации о человеке. Часто бывает, что человек-то в принципе неплохой, просто о нем в прежнем коллективе сложилось плохое мнение.

Важнейшие черты характера рабочего человека на Севере — доброта и честность. Причем доброта действенная, доброта как норма жизни.

Назначили к нам, наконец, и начальника участка Ковалева Г. А. Но инженер он оказался никудышный. Такое впечатление, что он и чертежей прежде не видывал. Приходилось нам во всем разбираться самим. Грузы, поступавшие на участок, принимал я, бригадир.

Однажды в конце смены мне срочно понадобился начальник: не оказалось воды для приготовления раствора и бетона, не пришла водовозка. Побежал я к нему узнать, в чем дело. Жил наш начальник в единственном деревянном доме, построенном для администрации. Стучу в дверь: молчание. Стучу сильнее. Наконец откуда-то снизу, из-под двери раздался сиплый голос:

— Шо тебе надо?

Присел я на пол и обратился к дверной щели: — Мне нужна водовозка, Геннадий Александрович!

И услышал ответ, произнесенный с большим трудом:

— Смена кончилась, я с себя ответственность снял.

Наш начальник лежал на полу в состоянии сильнейшего опьянения. Это было с ним не впервые. Что делать? Жаловаться вышестоящему начальству? Я попросил приехать к нам на стройку жену Ковалева. Приехала. Сели мы с ней вдвоем в прорабской, и я сказал всю правду ей в глаза: «Ваш муж пьяница, да еще к тому же никудышний инженер».

— Да как вы смеете, — воскликнула женщина. — Мой муж в министерстве работал!

Тогда я страшно удивился, что он ТАМ мог работать. Потом, правда, я понял, что в министерских лабиринтах этот «специалист» мог как-то существовать, а построить объект, руководить людьми — нужны настоящие знания, опыт, да и совершенно другие человеческие качества, которыми он не обладал.

Беседа наша оказалась безрезультатной.

Но однажды приехал к нам управляющий трестом проводить оперативку и спрашивает моего начальника лукаво так, с хитрецой: «Скажите, пожалуйста, сколько этажей у котельной?» Мы в то время ее строили. Тот ответил: «Три…» И не угадал. Мы работали на четвертом. В тот же день его освободили от должности.

Итак, в сотне километров от города, оторванная от строительной базы, практически без инженерной подготовки, без налаженного снабжения бригада сделала все, что было намечено, — одна в дикой тундре построила почти целый рудник. Мы, сами того не ведая, стояли у истоков бригадного подряда.

Тогда и прозвучало впервые в нашей палатке это новое для всех словосочетание — бригадный подряд. Родилось оно в спорах, когда на смену прежнему начальнику участка к нам приехал Игорь Феодосьевич Шупа-Дуброва — первоклассный инженер, личность творческая, беспокойная. Приехал он в 1962 году в качестве консультанта в командировку, да так и остался у нас — начальником участка. Простой в общении, умный человек, обладающий практическим опытом и, что самое главное, разбиравшийся в экономике, У нас сразу возникло взаимопонимание, хотя всю жизнь потом мы с ним проспорили, и нередко доходило до того, что оба хватались за сердце.

В первые же дни после его приезда мы заговорили о бригадном подряде.

Никто и не подозревал, о чем двое слоняющихся на морозе вокруг палатки спорят до хрипоты. Нас выгоняли наружу, чтобы не мешали отдыхать, и мы, подпрыгивая и хлопая себя руками, бродили кругами среди дикой тундры: выясняли, как должен оплачиваться труд такой бригады. Понятие «подрядная, бригада» возникло в пылу бесконечных споров и впервые появилось в нашей статье в газете «Полярная правда», в последний день 1962 года.

Десять лет спустя, тоже 31 декабря 1973 года, мы прочли поздравление Центрального Комитета КПСС и весть о правительственных наградах пятнадцати членам нашей бригады за внедрение в практику промышленного бригадного подряда. Такое совпадение!

…Наступил наконец день, когда Алареченский рудник был готов к сдаче в эксплуатацию, и мы, как дети, радовались, что закончилась эта бесконечная полярная ночь. Было начало лета, и, хотя еще лежал снег — в тех местах он держится долго, до июня, — на душе было по-весеннему светло и солнечно: утром приедет комиссия принимать рудник. Придет машина, которая навсегда увезет нас отсюда…

И что же мы делали всю последнюю ночь? Играли в хоккей. Измученные люди — кто ногами, кто палкой — гоняли до утра консервную банку. Нам было не до отдыха: радость переполняла нас. Победа? Мы выстояли! Мы победили и природу, и все тяготы, лишения палаточной жизни, и свои, маленькие человеческие слабости!

Пришла машина, мы побросали в нее свои вещевые мешки и отправились по домам. От усталости я сразу же заснул и проспал всю дорогу.

Когда вернулись с Алы в город, нам выдали путевки в санатории на юг.

Так я впервые в жизни попал в Сочи. Стоял август, жара доходила до 36 градусов. Поселили меня в номере на четверых. Я сразу же, устав с дороги, разделся и лег спать.

Проснулся от хохота. Вижу: трое незнакомцев смотрят на меня и смеются:

— Ты хоть разденься!

Я поглядел на себя: лежу в костюме, в ботинках, на голове соломенная шляпа. Это я оделся ночью, во сне: видимо, в открытое окно потянуло ветерком и мне почудилось, что я снова в палатке.

Долго потом не решался одеваться по-летнему: все казалось холодно…

Когда я возвратился из санатория, мурманские журналисты попросили нас с Шупой подготовить статью в газету.