Где-то среди пульсирующей боли он слышал победный смех Пенни, сидящей верхом на белом мерине. Что, если эта единственная душа стоит больше, чем все короны и королевства Европы? Что тогда?

Он подошел к шахматной доске, не в силах сосредоточиться на фигурах, изображение прыгало и разваливалось на части. Больно аж до тошноты. Он убрал фигуры одну задругой – короли и слоны, пешки и ладьи – и погасил свечи. Надо доставить ей радость, задобрить ее, загладить свою вину. Он подошел к двери и распахнул ее. Квест поднялась и заскулила.

В коридоре дежурил Фриц.

– Цветов, Фриц, – приказал он.

Пенни проснулась от теплого солнечного света. Как сладко пахнет летом и медом. Она открыла глаза. Вся комната была наполнена яркими красками. Каждая свободная поверхность заставлена цветами. Несколько секунд она просто сидела и смотрела на все это изобилие. Лепестки скручивались, наслаивались друг на друга в экзотическом танце или грудились, образуя звезды, приникали к усыпанным пыльцой тычинкам. Цветы из оранжерей в хрустале, серебре и фарфоре. Настоящее сокровище. Верх красоты и совершенства. Похоже, были опустошены все сады и оранжереи на несколько миль вокруг.

Кто же вышел из дому и раздобыл все это? Только не Николас! Он издевался над ней, заставил вспомнить о тех вещах, о которых она поклялась забыть навсегда, поверг в отчаяние и чуть не бросил. Неужели он решил, что можно загладить дело цветами? Как он посмел! Одна мысль об этом вывела ее из себя.

Она выскользнула из постели и дернула за колокольчик. Стоило Алексису появиться на пороге, как она взмахнула руками:

– Унесите все это. Скажите миссис Баттеридж, пусть отошлет их Джебу Хардакру. Он сможет продать их в Норидже.

Алексис покраснел, но поклонился ей, взял огромную вазу с розами и вышел. Соседство золотистых волос с розовыми лепестками наводило на мысль о херувимах.

В гостиной ее ждала стопка бумаг. Эрцгерцог Николас составляет списки. Он всегда работает. Почерк у него аккуратный, мелкий, гласные примостились меж хвостатых согласных, как в ученических прописях, словно он не смел уклониться от правил и привнести в письмо свою индивидуальность.

Пока Алексис ходил туда-сюда, освобождая ее комнату от цветов, она уселась и погрузилась в бумаги: списки фактов, которые она должна знать; списки людей с детальным описанием их взаимоотношений с Софией, внешности и особенностей; список дворцов, дат и событий; список всего, что Николас знал о личных пристрастиях и вкусах принцессы. Он изложил ей краткую историю Альвии и со знанием дела описал личность своей невесты. Причем повествование вышло на удивление увлекательным. Яркие, одаренные личности редко бывают мягкими и добродушными.

Дверь отворилась. Она подняла голову и увидела принца со стопкой книг в руках. Он был мрачен.

– Как вы посмели отдавать Алексису подобные приказы без моего ведома!

Она уставилась в составленные для нее листочки.

– Кто поставил все эти цветы в комнату без моего ведома?

– Я думал, вам понравится.

– Неужели? Подарок, да? Как мило! Вы отдали приказ одному из своих подчиненных, и цветы появились.

– Это презент.

Она и сама не знала, зачем ей понадобилось раздувать из мухи слона, ведь событие-то довольно тривиальное.

– Вряд ли это презент лично от вас. Вы просто отдали приказ. И какому-то бедолаге пришлось здорово потрудиться, воспользоваться вашим именем и кошельком, чтобы скупить все цветы в округе. Потом этот несчастный должен был поместить их в мою комнату, да так, чтобы при этом не разбудить меня. Вы всего лишь отдали приказ, не потратив ни собственных сил, ни энергии. Это бессмысленно.

– Я принц. – Он еле сдерживался. – Обычно я не собираю цветы собственноручно. Мой долг – отдавать приказы. – Он вошел в комнату. – И я не привык к тому, чтобы они обсуждались, а тем более отменялись, но мне жаль, что мой поступок обидел вас. Я не собирал букетов своими собственными руками по одной простой причине – я был занят другими делами.

– Правда? Ходили удостовериться, что Эрик горбится над чужой обувью?

Он бросил книги на стол.

– Нет. Я изучал ваши бухгалтерские книги.

Она перевела взгляд с этого непредсказуемого мужчины на знакомые книжки. И рассмеялась.

– Я поражена. О Боже! Вы здорово выбили меня из колеи. Вы изучали мои счета?

Он улыбнулся той улыбкой, от которой придворные дамы наверняка впадали в экстаз, обмахиваясь своими веерами.

– Когда я начал, я уже не смог остановиться. За мной должок. Цветы – всего лишь незначительная компенсация за то, что вы сделали для Раскалл-Холла, и за то, что вы делаете сейчас для Глариена. Забудьте о них. Вы необыкновенно компетентны.

Он листал страницы, засыпая ее вопросами, с невероятной проницательностью выискивая самые важные пункты. Она отвечала, глядя на него во все глаза и пытаясь понять, что же происходит, обуреваемая одним-единственным желанием – чтобы ее сердце прекратило трепыхаться от его близости. Стоит ей немного подвинуть руку, и она может коснуться его пальцев – священных, запретных для всякого рода касаний, если только он сам не решит коснуться чего-то. Человек отрешенный, извечно одинокий, не познавший утешительной силы чужого тепла? Вниз по спине пробежали мурашки, рассыпавшись на отдельные группки, в свою очередь, обернувшиеся лихорадочным желанием. Догадывается ли он? Не манипулирует ли он ею?

– О святые небеса! – сказала она. – Вам понравилось, не так ли? Все эти факты и цифры. Но как насчет людей?

– Что насчет людей? – неподдельно изумился он.

Пенни вскочила на ноги и с шумом захлопнула амбарную книгу, ударив кулаком по обложке.

– Здесь люди! Причина всех этих дел! Вы словно человек, осматривающий луга, – он видит только сено, и ему наплевать на всякую мелочь типа полевых мышей и жуков.

– Жуков? – удивленно приподнял он брови.

– Да, почему бы и нет? Жуков-могильщиков, и майских жуков, и божьих коровок. Они ниже вашего королевского внимания, да?

– Жуки – пища для птиц. – В его глазах заблестели смешинки. – И у них свои собственные весьма очаровательные привычки. Майские жуки обожают жужжать в полумраке, но их личинки питаются навозом. Жукам-могильщикам подавай трупы. Черно-красные божьи коровки заживо поедают своих мелких собратьев.

Его небрежная проницательность выводила из себя. Она проиграет. Этот человек одержит над ней верх и превратит в ничто.

– Откуда вам все это известно?

– У меня был отличный учитель, к тому же мальчишки обожают жуков.

– Значит, вы все же кое-что помните, – выдохнула она. – Помните дни, которые провели здесь, в Англии, до того как отправились в Глариен и стали принцем.

– Разве я когда-нибудь отрицал это? – Он посмотрел на ее кулак, до сих пор возлежащий на крапчатой обложке книги. – Не надо, мисс Линдси. Я пытаюсь доставить вам удовольствие. Не делайте этого.

Он наклонился и схватил ее за запястье. И с особой тщательностью разжал один за другим ее пальцы, поглаживая ладонь и обратную сторону руки. Она смущенно уставилась на него, в груди зарождался ужас, в крови – страх и нерешительность. Сердце то останавливалось, то пускалось вскачь, отвечая на прикосновение его пальцев к ладони и легкий массаж бугорка под ее большим пальцем. Он наклонился и поцеловал его. Какая непристойность. Неужто ей этого хотелось? Однако эта острая, пронзительно-непристойная близость парализовала ее.

– Лондонский поверенный уволен, – сказал он наконец, отпустив ее руку. – Я пытаюсь выполнить свою часть договора. Я не собирался расстраивать вас. Вы были правы насчет цветов. Я просто отдал приказ Фрицу. Я даже не знаю, кто их раздобыл и поставил к вам в комнату. Самонадеянный и дерзкий поступок.

Слезы неожиданно навернулись ей на глаза. Все не так! Пенни отдернула руку и поднялась.

– Нет! Это я не права. Мне очень жаль. Они были прекрасны… и если их принес Алексис, я обидела его без причины. Мне очень жаль.