Николас взлетел в седло. Пока остальные снимали с коней сбрую, Алексис побежал открывать ворота. Он поехал один по полям. Впереди показались острые зубцы башен, заросшие плющом и вьюнком, затерянные среди английских дубов. Полуразрушенная крыша все еще покрывала стоящий неподалеку огромный амбар. Николас остановил коня и поглядел сквозь стволы деревьев. Это было то самое место, которому суждено стать руинами, место, когда-то заполненное мальчишескими мечтами: остатки давно заброшенного укрепленного особняка, дома, в котором било ключом его детское воображение. Здесь когда-то звучала музыка давно минувших времен. Кричали воины, клацало оружие, звенели мечи – это король Артур бился с Ланселотом за Гиневру.

Конь нервно топтался на месте, уловив настроение хозяина. Николас успокоил его и поехал дальше, призывая на помощь отточенное годами насмешливо-ироничное отношение к жизни, – и замер на месте.

Из окружавшего руины подлеска показалась женщина с корзинкой. Ежевика и шиповник тянули к ней свои усеянные шипами лапки. Она дернула юбку и освободилась от их цепкой хватки. Длинные темные тени вперемешку с яркими полосами света легли на траву, в волосах незнакомки полыхнул огонь, стоило ей выйти на открытое место и повернуться к скатывающемуся за башни солнцу.

Невыносимая боль сжала сердце. Чужой! Чужой здесь – в его священном месте! У нее нет никакого права – и никаких оправданий тоже нет – стоять здесь, среди руин Раскалл-Мэнора, с таким выражением, будто она их владелица!

Вдали словно гром прогремел – эхо давно канувших в Лету рыцарей.

Конь мотнул головой и попятился в сторону, отпущенные на свободу лошади дружно пронеслись мимо, нацелившись прямиком на незнакомку.

Земля задрожала у нее под ногами. Она резко обернулась и выронила корзинку. Взбрыкивая на ходу, на нее с храпом неслись лошади. Вожак подлетел прямо к ней, прижав уши и встав на дыбы. В нескольких дюймах от ее головы мелькнули копыта. Еще одно животное последовало примеру вожака. Девушка присела и завизжала. Запах лошадиного пота пригвоздил ее к земле. О Боже! Она в ловушке! Кровь застыла у нее в жилах, обернувшись льдом, но сердце, как ни странно, судорожно трепыхалось в груди, сбившись с ритма.

Она обхватила голову руками и съежилась. Огромный жеребец толкнул ее и чуть не сбил с ног, потом ткнулся носом в корзинку. Ежики посыпались в траву. Жеребец всхрапнул, поднял голову и ткнулся мордой ей в локоть. Шесть лошадей сгрудились вокруг, расталкивая друг друга, одна наступила копытом на корзинку. Жеребец прихватил огромными желтыми зубами ее рукав, непрочная ткань не выдержала и затрещала.

– Встань! – прикрикнул на нее мужской голос. – И руки убери!

Она была не в состоянии поднять глаза. Просто не могла, и все тут. Если она двинется, лошади непременно уничтожат ее. Их жаркое дыхание заполнило ее ноздри, по щекам текли слезы. Она словно приросла к месту, задыхаясь, дрожа всем телом, не в силах пошевелиться.

Мужской голос прозвучал ближе – властный, не терпящий возражений:

– Дурачье! Пошли прочь!

Жеребец мотнул черной гривой и отступил. Остальные нервно переминались с ноги на ногу.

– Пошли вон! Дурачье! – В голосе явно слышалось веселье – ему было смешно! Кем бы ни был этот незнакомец, ей захотелось придушить его.

Он щелкнул пальцами. Лошади тут же растворились, как осколки льда под горячими солнечными лучами. Только земля дрожала под копытами.

– Какого черта ты так себя вела? – спросил мужчина. – Еще минута, и они бы напали на тебя.

Она все пыталась набрать в легкие воздуха, краем глаза уловив полы темно-зеленого камзола и обутую в сапог ногу, покоящуюся на боку черного коня. Сердце гулко стучало в груди, не давая вдохнуть. Язык не слушался. У нее было такое чувство, будто голос попал в плен где-то под грудной клеткой и бился там, задавленный страхом.

Черный жеребец обошел ее по кругу.

Девушка помотала головой, стараясь справиться с неодолимой яростью. Она практически заглянула смерти в лицо, а ему смешно!

– Почему? – еле выдавила она одно-единственное слово.

– Они решили, что у тебя в корзинке зерно. А когда ты присела и съежилась, они совсем растерялись. Ты сбила их с толку.

Конь незнакомца начал танцевать. Он гарцевал на одном месте, ритмично поднимая каждое копыто и замирая на мгновение, прежде чем переменить ноги. Цок. Цок. Цок. Она раздвинула пальцы и глянула в образовавшиеся щелки. Черный конь мягко закусил удила, выгнув шею грациозной дугой. Несмотря на исходившую от животного силу, его глаза излучали спокойствие и удовлетворенность, мягкие, безмятежные.

Мужчина ритмично покачивался в седле. Снова объехал ее по кругу.

Ее взгляд поднялся чуть выше, по черному сапогу и крепкому, обтянутому белыми бриджами бедру, скользнул по сильным рукам, длинным, затянутым в перчатки пальцам, нежно ласкающим лоснящуюся шкуру, – казалось, он ведет с животным неведомую неслышную беседу – и дальше, по зеленому камзолу.

О Господи, помоги! Вместо приличного, аккуратно повязанного платка на шее болтается небрежно накинутый красный шелковый шарф!

По-прежнему прикрываясь руками, она заглянула ему в лицо.

Безупречное. Равнодушное. Красив, как дух леса. В ярких, ускользающих лучах закатного солнца на нее безучастно взирал сверху вниз сам принц ночи, на губах играла едва уловимая улыбка. В глазах смешались пламень и тени, взгляд казался и юным, словно оторванным от этого мира, и очень древним, впитавшим в себя вековую мудрость.

Конь остановился и попятился назад, подняв передние ноги, как на рыцарских статуях, черные непроницаемые глаза всадника уперлись в нее. Древний и юный, словно сказочный принц. Диковинный иностранец из болезненных, бессвязных слухов, преследовавших ее все детство.

Она так и не опустила рук, ладони, будто листья, наложены одна на другую. Одинокий солнечный луч пробивался сквозь кроны деревьев, окутывая ее лицо тенью и падая прямо на волосы, превратившиеся в поток расплавленной меди, тут и там отливавшей янтарным золотом, как сердце ромашки.

Она отняла от лица руки и встретилась с ним взглядом.

Этого просто не может быть! Не может быть!

Даже несмотря на пляшущие перед глазами огни и черные полосы тени, он узнал эти широко распахнутые зеленовато-карие глаза и закругленный, немного великоватый для женщины нос. Высокие скулы, густые светлые волосы. Резко очерченная линия подбородка, чересчур полные губы. У него с давних пор хранилась миниатюра с изображением этого лица. Упрямая, чувственная, словно разморенная на солнце львица, раздраженная появлением шакала: принцесса София, его нареченная невеста, которую якобы похитил Карл!

Картинка треснула и задрожала. Как будто огромный кулак врезался в закатное солнце, раскроив реальность на полосы ярко-красного света и жгучей тьмы. Как будто горгульи[2] спрыгнули с крыши замка его деда, с хищным оскалом на уродливых лицах вонзили свои когтистые лапы в его скальп и принялись разрывать на части. Боже! Господь Вседержитель! Только не сейчас! Потому что следом за ними явится невидимый демон, и невыносимая, пульсирующая за правым глазом боль станет терзать его, пока не собьет с ног и не поставит на колени.

Он спешился, пытаясь мыслить здраво, но тьма клубилась в голове, словно черное, извивающееся, наполненное страхами облако.

Взяв себя в руки, он протянул ей ладонь, сжимая вожжи в другой руке:

– С вами все в порядке, мадам?

Она кивнула и отступила на шаг. Солнце скатилось за деревья, и девушка погрузилась в тень.

– Тогда идемте, быстро. Мы не можем рисковать и объясняться с вами здесь… это небезопасно.

– Я просто разволновалась немного, – проговорила она. – Но до вашего приезда у меня было все хорошо, я была в полной безопасности. Прошу вас забрать своих коней и удалиться. Цыганам здесь не место. Коровы могут испугаться.