Именно там и нашел Джейд Рорк Гэллахер.

После бодрых приветственных слов она словно захлопнула раковину, в которой переживала свое горе.

– Славная вечеринка, – сказал Рорк, – Сэм был бы доволен.

Джейд вздрогнула, услышав его голос. Она вдруг обнаружила, что снова впала в прострацию.

После смерти Сэма она почти постоянно пребывала в каком-то небытие, бесцельно бродила по комнатам, безмолвно замирала где-нибудь в углу.

– Мне кажется теперь, что пока Сэм был жив, мы так мало отдыхали, устраивали праздники. А ведь он сколько раз просил меня отвлечься от работы, больше времени отдавать дому, личным радостям, но я...

– Не надо. – Рорк тронул кончиками пальцев ее щеку. – Не надо упрекать себя. Ты – лучшее, что было в жизни Сэма Сазерленда, Джейд.

– Ты говоришь это, чтобы утешить меня...

– Нет. Я говорю, потому что слышал это от Сэма.

– Сэм – лучшее, что было в моей жизни.

Рорк ощутил укол зависти. Значит, можно завидовать и покойнику?

– Между прочим, – сказала Джейд, – я ведь собиралась позвонить тебе, чтобы поблагодарить...

– Поблагодарить за что?

– Во-первых, за тот ланч. А во-вторых, за то, что благодаря тебе имя Сэма так быстро слетело с газетных страниц.

Рорк публично осудил махинации «Хэмилтон констракшн»; после его выступления начато было официальное расследование. Этот скандал и предшествовавший ему развод Рорка с Филиппой Хэмилтон был в городе темой номер один.

– Кстати, ты, наверное, здорово рисковал, осмелившись заявить о проделках Хэмилтона?

– Они используют в строительстве стальные конструкции самого низкого качества. Совершенно очевидно, что первый же подземный толчок разрушит эти постройки, как карточные домики, будут сотни невинных жертв. Никакой я не герой, газеты раздули Бог знает что. Просто иначе я не могу, теперь нет выбора.

– Сэм поступил бы так же. – Джейд вздохнула. – Знаешь, он всегда гордился вашей дружбой.

– Что тогда говорить обо мне. Сэм Сазерленд был исключительной личностью.

Железные тиски, сжимавшие сердце Джейд, чуть-чуть ослабли, и она улыбнулась.

– Да, конечно.

Спустя неделю после пышного приема в память Сэма Джейд встретилась с его детьми – Моникой, Адамом и Майклом. Разговор предстоял не из легких. Если не считать небольших денежных отчислений и жилых особняков каждому из детей, Сэм все свое состояние завещал Джейд.

– Давайте сразу начистоту, – сказала Джейд. – Если я не откажусь от наследства, вы обнародуете факты моей юности, происхождение и прочее.

Поверенный в делах Сэма Сазерленда, как уже знала Джейд, известил его детей, что завещание составлено четко и не может быть оспорено.

– Именно так. Ты прямо в яблочко попала, – подтвердила Моника. С первых минут, как это грозное и недовольное трио появилось в доме Джейд, Моника взяла на себя роль спикера.

Джейд смотрела в сад, который они с Сэмом разбили, который вместе холили и лелеяли. Ярко-красные рододендроны вселили в нее уверенность и успокоили.

– Я, правда, никак не могу понять, почему я должна быть этим обеспокоена.

Гладкий лоб Моники сейчас пересекали хмурые складки, она нервно курила.

– Потому что если на поверхность выйдет твое далеко не безупречное прошлое, фирма, которую ты так старательно создавала, прекратит свое существование. – Она помолчала, состроив недобрую, презрительную гримасу. – Сколько добропорядочных жителей Сан-Франциско пустят на порог незаконнорожденную дочь пьянствующей проститутки? Интересно, как отреагируют твои клиенты, когда узнают, что ты подвергалась аресту за кражу?

Как бы ни была поражена Джейд тем, что этим людям известны факты ее далекого прошлого, виду она не показала. К тому же она бесконечно устала жить в паутине лжи и легенд о своем происхождении. Она устала скрывать то, что у нее давно растет дочь. Она устала бояться, что судьба столкнет ее с кем-нибудь, кому известно ее прошлое. Она устала. Все. Точка.

Джейд смело встретила неприязненный взгляд Моники.

– Значит, это ты все сказала Сэму, а? – спросила она ровным голосом. – Значит, из-за тебя он отправился в Оклахому? – «Из-за тебя он и погиб». Последние слова вслух не были сказаны, но как бы повисли в воздухе, проникая в разум каждого.

– Если бы он сразу поверил всему, что я рассказала ему о твоем грязном прошлом, – ощетинилась Моника, – не было бы необходимости тащиться в эти Богом забытые края.

Она раздавила окурок в хрустальной пепельнице и тут же взяла из пачки новую сигарету.

– Могу я задать тебе вопрос? – произнесла Джейд.

– Ну?

– Как ты выяснила все это?

– Я была в Париже в деловой поездке, – объяснила Моника, – где случайно встретилась с одной из твоих старых знакомых. – Джейд не снизошла, чтобы поинтересоваться, кто же именно это был. – Имя Шелби Гэллахер говорит тебе что-либо?

Значит, Шелби. Шелби, которая стащила когда-то ее письма к Рорку и которая теперь раскрыла всем тайну ее молодости. Наверное, жизнь, подумала Джейд, состоит из цепочек случайностей, скверных, жутких совпадений.

– Я любила вашего отца, – тихо сказала Джейд. – И хоть я сомневаюсь, что вы способны поверить в это, я связала с ним свою жизнь отнюдь не из-за денег.

Адам издал какой-то звук – что-то среднее между смешком, кашлем и проклятием.

– Тем не менее, это правда, – продолжала она. – Кстати, все, что я оставляю себе – этот дом и особняк Сэма на побережье. Сэм по-настоящему любил жить там, для меня это имеет особый смысл.

– Ну, а с остальным что ты собираешься делать? – спросил Майкл Сазерленд. Алчность так и слышалась в его голосе, корыстью блестели водянисто-голубые глаза. А запах виски распространялся от него на несколько ярдов.

– Я собираюсь основать фонд, который позволит создать по всей стране сеть городков для детей с пороками физического развития.

Моника вскочила.

– Мы будем оспаривать завещание. Отец никогда не пошел бы на такое.

Джейд тоже встала.

– Вообще-то, это была именно его идея. Ну, а теперь позвольте откланяться. Надеюсь, провожать вас нет нужды. Меня ждет работа.

И вместо чувства вины за то, что указала детям Сазерленда на дверь, Джейд ощущала удовлетворение, ей даже показалось, что она наяву слышит, как Сэм аплодирует ей.

Всегда одержимая страстью к работе, теперь после смерти Сэма, Джейд трудилась по двенадцать часов в сутки. Это стало для нее утешением, забвением, успокоением. Она не отрывалась от стола, строила планы предстоящих аукционов, делала наброски к ежемесячному каталогу, писала аннотации к экспозиции антиквариата. К тому же она продолжила регулярные поездки в страны Дальнего и Ближнего Востока, где пополняла свои аукционные фонды.

Кроме этого, теперь у Джейд был собственный Дом для торгов, и это отвлекало ее от переживаний. Мелкие строительные работы и отделка здания еще продолжались, поэтому много времени она проводила с Рорком; всегда было, что обсудить. Чувствовала она себя с ним спокойно, все вопросы они решали легко и просто.

Несколько месяцев после кончины мужа Джейд избегала любых светских мероприятий, любых людных мест. Но время шло, и она наконец решилась показаться в обществе – предстояло открытие фотовыставки Тони Ди Анджело в Музее Современного искусства.

Одеваясь для этого мероприятия, Джейд вдруг осознала, что это ее первый выход с тех пор как... От этой мысли она содрогнулась, мгновенно захотелось забраться в кровать и укрыться с головой, ничего не видеть, не слышать. Но вспомнив, что открывающаяся выставка – мероприятие благотворительное, сборы от него пойдут на создание хосписа для людей, больных СПИДом, Джейд пересилила себя, собралась и вышла из дома.

Серия фоторабот Тони Ди Анджело называлась очень просто – «Женщины Запада». Рискуя получить упреки, Тони отверг традиционные фотопортреты в светском стиле, те самые, на которых когда-то создал себе и славу, и успех, и богатство. В этот раз его героини были запечатлены на черно-белой пленке, фон – только белый; в лицах ни напыщенности, ни официальности. Все несущественное куда-то исчезло.