Выпуск новостей перешел к следующему сюжету, и он выключил телевизор. Потом повернулся к Дамеку, который в этот момент гасил окурок о тумбочку возле кровати.

– Ты не голодный? – спросил Дамек. – Я бы поел чего-нибудь.

Миклош пристально смотрел на брата. Тому все было безразлично. Плевать он хотел на эту женщину. На ребенка. Его не волновало, что их могут поймать. Ему вообще на все было глубоко наплевать.

Дамек встал и принялся натягивать брюки.

– Нужно что-то делать, – сказал Миклош.

– По поводу чего?

– По поводу вот этого, – кивнул Миклош на телевизор. – По поводу того, что мы сделали.

Дамек сел на кровать и начал обуваться, на брата он даже не взглянул.

– Нам ведь заплатили, верно? – заявил он и взялся за вторую туфлю. – Где ты хочешь, чтобы мы поели?

– Послушай меня! – крикнул Миклош. – Там ребенок пропал!

– Ну и что? – Дамек пожал плечами. – Нам-то какое дело?

– Они думают, что его забрали мы.

– И что теперь? – Дамек снова пожал плечами. – Пусть думают что хотят. У нас ребенка нет. Они даже не знают, кто мы такие. Они сейчас ищут белый фургон, – засмеялся он. – Интересно, сколько тут этих белых фургонов?

– У них есть наши фотороботы, – сказал Миклош, обходя Дамека и становясь напротив него. – Они могут нас найти.

– Мой на меня не похож, – сказал Дамек, встал и успокаивающе похлопал Миклоша по плечу. – Недостаточно красивый, я получше буду, – усмехнулся он.

Миклош подумал о фотороботах, которые полиция показала по телевидению. Дамек мог ошибаться в очень многих вопросах, но насчет этих картинок он был прав. Они были совсем не похожи на них. Но это было не главное.

– Мы должны что-то предпринять. Мы могли бы позвонить им и рассказать то, что знаем. Называться при этом совсем не обязательно.

Дамек наотмашь ударил его по лицу.

– Не дури! – приказал он. – К тому же мы ничего не знаем. И ребенка у нас нет.

Дамек накинул куртку. Подойдя вплотную к Миклошу, он схватил брата за горло и посмотрел ему в глаза.

– И того, кто мог бы об этом знать, мы тоже не знаем, верно?

Эбби с облегчением услышала, как наконец-то позвонили в дверь, и бегом бросилась открывать. Стоявший на пороге детектив Гарднер нахмурился, прислушиваясь к разговору на повышенных тонах, доносившемуся из кухни.

– Ты всегда была эгоистичной стервой. Если бы она не поехала к тебе в такую даль, ничего бы этого не произошло, – напирал Пол.

– Ты несправедлив ко мне, – возражала Джен.

– Ах, простите, я что, оскорбил ваши чувства? Вы что, обиделись? А может, тебя просто мучают угрызения совести?

– Да пошел ты, Пол! А сам-то ты где был в это время? Почему ты не поехал с ними, чтобы позаботиться о своей жене и ребенке? – спросила Джен.

– Все, довольно! – вмешался в разговор Гарднер.

Джен и Пол, только сейчас заметившие присутствие еще кого-то, виновато повернулись к нему, словно нашкодившие дети. Пол, тяжело дыша, облокотился на стол, так вцепившись в его край, что от напряжения пальцы побелели. Джен стояла в независимой позе, со скрещенными на груди руками.

– Садитесь, – велел Гарднер.

Джен придвинула стул и села.

Пол покачал головой.

– Я сейчас не могу.

Он прошел мимо Эбби, задев ее плечом, и схватил ключи от машины со столика возле двери.

– Пол! – позвала Эбби, но Пол уже захлопнул за собой дверь.

Эбби хотела догнать его, но Гарднер ее удержал.

– Оставьте его. Дайте ему побыть одному.

Эбби взглянула на дверь, на которой до сих пор дрожала крышка почтового ящика. Потом вернулась в кухню и присела к столу. Джен сидела с независимым видом, все так же скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу.

– Не хотите рассказать, что тут происходит? – спросил Гарднер.

Эбби взглянула на Джен, потом снова перевела глаза на него.

– У Джен в доме последние две недели или около того работают строители.

– Да, и я полагаю, что один из моих людей вчера побеседовал с ними.

Гарднер вопросительно посмотрел на Джен, и та в подтверждение его слов кивнула.

– Они могли знать, что я еду туда.

Эбби пыталась поймать взгляд Джен, но та постоянно отводила глаза в сторону. Эбби не могла решить, делает она это из-за чувства вины перед ней или от злости.

– Они могут быть иностранцами, – сказала Эбби, но как только слова эти слетели с ее губ, она смутилась, почувствовав себя так, будто агитирует за лозунги Британской национальной партии. Кто мог сделать такое? Ну разумеется, гастарбайтер, строитель-иностранец.

Гарднер вдохнул и медленно выдохнул.

– Они могут быть иностранцами?

Они вопросительно смотрели на Джен, но та продолжала хранить молчание.

– Джен сказала, что один из них из Лондона, зато двое других… могут быть иностранцами.

Джен подняла голову.

– Я сказала тебе, что не знаю. Насколько мне известно, они могли приехать из Мидлсбро, – сказала она.

– Они еще у вас? – спросил Гарднер, и Джен кивнула. – Вчера они куда-нибудь выезжали?

– Нет, – ответила Джен, на этот раз выразительно посмотрев на Эбби. – Они были в доме с половины девятого где-то, думаю, до пяти.

Эбби почувствовала, что лицо у нее горит. Она даже не подумала спросить, есть ли у них алиби. Ей и в голову не пришло поинтересоваться у Джен, покидали ли они дом. Она закрыла глаза.

– И все же я хотел бы еще раз переговорить с ними. Как думаете, они добираются до вашего дома той же дорогой, что ехала Эбби? – спросил он у Джен, но та только пожала плечами. – Возможно, они видели тот фургон. Он мог крутиться там весь день, а то и накануне.

– Вполне вероятно, – сказала Джен и встала. Ножки ее стула заскрежетали по кухонному полу. – Можем поехать туда прямо сейчас. Они все еще там.

Открыв глаза, Эбби с удивлением обнаружила, что Джен в упор смотрит на нее.

– Ты тоже считаешь меня виноватой в этом, Эбби?

Эбби покачала головой и встала.

– Конечно, нет. Прости меня. Я просто очень хочу вернуть Бет.

Джен облегченно вздохнула.

– Я знаю, – сказала она и обняла Эбби. – Ты получишь ее обратно, детка, обязательно получишь.

Хелен Дил, не отрываясь, смотрела на телевизионный экран, схватившись руками за колени; ногти впились в кожу, оставляя не ней отметки в виде полумесяцев, но она этого не замечала. Офицер полиции просил откликнуться возможных свидетелей, но Хелен видела только ту женщину. Сердце ее забилось часто, ведь она была вчера в том месте. Она сидела рядом с ней в ожидании приема в клинике. Она видела ее незадолго до того, как все это произошло. Должна ли она обратиться в полицию? Должна ли рассказать им, что была там и видела Эбби Хеншоу в тот день? Что видела ее ребенка? Но зачем? Какая от этого будет польза? Она перевела дыхание и посмотрела на дочку, которая крепко спала в переносной детской колыбельке с ручками. Она была такой умиротворенной. Такой красивой. Она была для Хелен всем. И мысль о том, что кто-то может ее отнять, просто не укладывалась в голове.

Офицер представил Эбби Хеншоу. Та невидящим взглядом уставилась куда-то перед собой. Губы ее двигались, но она так и не произнесла ни слова. Почему она не кричит? Почему не умоляет, чтобы кто-нибудь принес ее девочку обратно? Сидевший рядом с ней Пол Хеншоу придвинул лист с обращением к себе и заговорил. Он читал текст, который не смогла произнести жена. Голос его дрожал, он запинался. Хелен видела, как трясутся его руки, когда он пальцами сжимал этот лист. Она думала, что сейчас происходит у него в голове. Он выглядел так, будто в любой момент мог лишиться сознания. Но не имел права. Он должен был быть сильным. По крайней мере, хотя бы один из них должен был быть сильным. Ради их ребенка.

Хелен прикрутила звук и снова посмотрела на корзинку с дочкой. Она спала так крепко. Хелен протянула руку и прикоснулась к ее щечке. Она знала, что должна дать ей поспать, но просто не могла удержаться. Ей необходимо было ощутить ее, прижать ее к себе. Хелен подхватила ее на руки, и та, сначала тихо застонав, наконец окончательно проснулась и заплакала. Хелен принялась укачивать ее, пока та не успокоилась, но главное было не в этом. Она была благодарна судьбе за каждый крик, за каждую слезинку этого ребенка. По крайней мере, это означало, что она по-прежнему здесь, с ней. Что она жива.