— Он пытается развязать себе руки, — сказал Мендес. — Если он заставит нас держаться в отдалении, то сможет делать все, что ему взбредет в голову.

— Это не первое его родео, — произнес Хикс.

— Я тоже в этом не сомневаюсь. У него выработалась определенная схема, — уперев руки в бока, согласился Мендес и принялся мерить шагами комнату. — Что еще было у него в сумке?

— Альбом для зарисовок. Записная книжка. Несколько катушек с пленкой. Освежающие дыхание мятные конфетки.

— А фотографий не было?

Хикс отрицательно покачал головой.

— Он смотрел на сумку так, словно в ней было что-то не для наших глаз.

— Тогда с какой стати ему вообще везти это к нам? Он мог бы сунуть магнитофон себе в карман.

— Следовало пристрелить подонка, — прорычал Мендес. — Тогда и никаких проблем не было бы. Я подумал, что он собирался достать пистолет.

— Я тоже.

— Старик! Мне надо выпить.

— Платишь ты.

В конференц-зал вернулся Диксон. Видно было, что он едва сдерживается. Наступая на Мендеса, он заставил того прижаться спиной к стене.

— Мне бы дух из тебя выбить! — заорал шериф. — О чем ты, черт побери, думал?

— Извините, сэр, — начал оправдываться Мендес. — Он специально разозлил меня, а я поддался.

— Ну, это мне не в новинку, — отрезал Диксон и, покачав головой, с укоризной добавил: — Твой характер тебя же и погубит.

— Извините, сэр.

— Если ты не прекратишь, тебе долго придется извиняться, — мрачно изрек Диксон. — Ты сейчас под подозрением и отстранен на два дня без сохранения содержания. Я не хочу тебя видеть. Я не хочу тебя слышать. Я не хочу о тебе слышать. Понятно?

— Да, сэр.

— А теперь садись и попробуй объяснить, что же происходит.

Лия спала плохо. Весь вечер она пыталась делать вид, будто с ней все в порядке. Всю ночь она притворялась, что спокойно спит. Не то чтобы девочке не нравилось быть сейчас здесь, в доме Леоне, находиться рядом с Венди, но ей постоянно казалось, что все это ненастоящее, что все это сон…

Обдумывая события минувшего вечера, Лия пришла к выводу, что она как бы раздвоилась. Ее тело как бы двигалось само по себе, а сознание стояло в стороне и наблюдало. Эти ощущения ей не нравились. Они пугали Лию. Когда девочка начинала чувствовать себя подобным образом, ее охватывала граничащая с безумием паника. Лия боялась, что посторонние догадаются, боялась, что они раскроют ее обман и поймут, что она — ненормальная.

Лия весь вечер волновалась, боясь, что Анна Леоне ее раскусит. По большей части люди не присматриваются к тем, кто находится рядом с ними. Они не утруждают себя и довольствуются тем, что видят на поверхности. Им неинтересно знать, что значит быть такой, как она. Окружающие вели себя с Лией по-другому, не так, как с ее подругами. И все из-за того, что произошло в их семье. В то же время эти люди хотели думать, что она «нормальная». С «ненормальной» они бы не знали, как себя вести.

Конечно, и Венди многое пришлось повидать в своей жизни, но Лия была уверена, что подруга ни о чем таком не догадывается. Лия не думала, что Венди когда-нибудь чувствовала себя так, как чувствует себя сейчас она. Нет уж… Лия не будет ей говорить. Венди — единственная ее подруга. Если Венди решит, что Лия больная, у нее вообще подруг не останется.

Анна Леоне — совсем другое дело. Анна пристально на нее смотрит. Лия боялась, что эта женщина понимает все, что бы там человек ни чувствовал. Всякий раз, когда взгляд Анны останавливался на ней, у девочки перехватывало дыхание. Лия вспоминала, как в детстве она, затаив дыхание и не шевелясь, надеялась, что станет невидимой для окружающих. То же самое и сейчас. Лии не хотелось, чтобы Анна сочла ее ущербной, душевнобольной.

Она такая милая! Венди рассказала Лии о тех ужасах, которые произошли в недавнем прошлом с Анной. Несмотря на это, женщина оставалась вполне открытым и счастливым на вид человеком. Она так сильно любила своих детей, что Лии изредка становилось больно наблюдать за тем, как Хейли и Энтони то и дело подбегают к Анне, а та, весело смеясь, обнимает, щекочет и целует их. Как бы Лии хотелось повернуть время вспять! Тогда она была еще маленькой, не знала, что в мире есть зло и злые люди.

Раньше ее мама вела себя так же, как Анна. Она любила возиться с дочерьми. Они много чего веселого делали тогда. А еще было много улыбок, объятий и поцелуев.

Лия очень тосковала по тем временам. Ей так этого не хватало, что девочка начинала грустить, видя, как Анна играет с детьми. Несколько раз в течение вечера Лия едва сдерживала слезы, которые наворачивались ей на глаза. Она чувствовала себя такой одинокой…

Ей хотелось расплакаться, но девочка, собрав волю в кулак, продолжала чистить своего коня. В конюшне царила тишина. Умберто Олива, работавший конюхом полный рабочий день, ушел обедать. За ним последовала Мария. До половины четвертого никаких уроков верховой езды не ожидалось. Кроме Лии, других людей в конюшне не было.

Девочка решила довести шкуру животного до такой степени чистоты, чтобы та переливалась на солнце, словно лакированное дерево. И ей это удалось. Когда лучик света попадал на более светлые части шкуры животного, были видны мельчайшие переходы окраса. Конь краешком глаза следил за действиями своей хозяйки. Умный, все знающий Бахус. Он казался девочке существом из другого мира, старым и несравненно мудрым.

Из стойла, предназначенного для чистки животных, девочка перевела коня в его собственное стойло. Пол здесь покрывал толстый слой свежих, почти белых сосновых опилок. Обняв Бахуса, Лия нежно прижалась щекой к его мощной шее. Девочка ощутила теплоту дыхания коня. Как бы ей хотелось, чтобы и Бахус мог ее обнять! Ей ужасно не хватало внимания и поддержки со стороны окружающих.

Если бы плохое случилось только с ней, она бы могла обратиться за помощью к маме, но плохое произошло с ними обеими. Теперь никто из них не может помочь друг другу.

Лия чувствовала, как внутри нее растет давление. Она вспомнила о последнем порезе, который сделала на своем животе. Ей ужасно хотелось его почесать. Это, наверное, из-за того, что он заживает…

Когда они приехали в дом Анны, дети, разморенные дневной жарой, переоделись в купальники и попрыгали в плавательный бассейн. Купальник Лии покрывал ее тело от плеч до бедер так, что никто не мог видеть шрамы, которые она сама себе наносила. Венди начала подшучивать над ней.

— Ты выглядишь так, словно собираешься в команду пловчих. Или тебе не нравится быть загорелой? Если ты наденешь короткий топик, твой живот будет такой же, как у рыбы.

— Я собираюсь в команду пловчих, — ответила Лия. — А еще я дни напролет езжу на лошадях. Никто не увидит, загорелый у меня живот или нет.

Девочка немного волновалась, когда думала о новой школе, где ей придется знакомиться с новыми учителями и детьми. В своей старой школе Лия знала, как себя вести в раздевалке, чтобы никто не заметил шрамов. Там все знали Лию и никому до нее не было дела. Быть новенькой, в представлении Лии, значило постоянно находиться в центре всеобщего внимания.

Почему она делает то? Почему она делает се? Не та ли это девочка, у которой похитили сестру? Она должна быть «странной». Вся семья должна быть «странной». А с какой стати такое должно было случиться с «нормальной» семьей? Разве ее отец не покончил жизнь самоубийством? Он, наверное, сделал что-то с ее сестрой…

Все будет именно так, и ей снова придется пройти через весь этот ад.

Лия опять почувствовала давление изнутри. Казалось, она превратилась в воздушный шарик, переполненный воздухом. Если быть честной перед собой, то Лии хотелось рассказать обо всем Венди или маме, но она не могла отважиться. Анна Леоне сама была жертвой преступления. Теперь она помогала попавшим в беду людям и их детям. Но какова будет ее реакция, если Лия расскажет о том, что она чувствует и что делает для того, чтобы перестать это чувствовать? Анна наверняка сообщит об этом ее матери. И что тогда?