Борис был единственным, кто сошел в Пумпурах…

В сером сумраке раннего утра две легковые машины тихо въехали в Ригу. Рассвет уже мерился силой с короткой летней ночью, которая с большой неохотой уступала ему и покидала спящий город. Исполинскими гудящими жуками проползали мусороуборочные машины. Кое-где появлялись первые пешеходы.

За рулем автомобиля Робежниека сидел капитан Соколовский. Сам же адвокат вместе с Дзенисом и Алидой Лоренц ехал в милицейской «Волге».

— Здорово болит? — сдав Лоренц дежурному, сочувственно поинтересовался Дзенис. Он видел, что Робежниек поддерживает здоровой рукой раненую.

— Есть немного.

— Надо сразу показать хирургу. Возможно, медсестра в Паланге не все сделала как надо. Шофер сразу отвезет нас в больницу.

— Не беспокойся, Роберт, я и сам доберусь. Вам надо хоть немножко подремать. Работы сегодня будет по горло.

— Да, но у меня и в больнице тоже есть дела. Кстати, адвокат Робежниек, наверное, не ограничится медицинской помощью, так что нам, кажется, по пути.

Ивар рассмеялся.

— Ладно, поехали вместе.

Из приемного отделения Робежниека переправили в травматологический блок. Там пришлось ждать, пока закончат какую-то срочную операцию. За это время они с Дзенисом успели сбегать в буфет и выпить по чашке кофе, после чего направились в хирургическую клинику.

Майга Страуткалн выглядела бодрее, чем накануне, во время визита Дзениса. При появлении нежданных гостей ее щеки залил предательский румянец. Пытаясь скрыть смущение, она поспешно взяла с тумбочки расческу и зеркальце.

— Ужас какая я лохматая!

— В таком виде вы еще очаровательней, — поторопился ее заверить Робежниек с несколько наигранной веселостью, которая должна была замаскировать его волнение. — Разве я не прав, Роберт?

— Когда женщина на больничной койке начинает заботиться о своей внешности, — откашлявшись, серьезно начал Дзенис, — это верный признак того, что дело пошло на поправку.

Робежниек положил на табуретку три чайные розы и сел так, чтобы Майге не была видна его перевязанная рука.

Майга взяла цветы и поднесла их к лицу.

— Джентльмен, как всегда. Благодарю, Ивар.

Дзенис обвел взглядом палату.

— Я рассчитывал тут увидеть целую оранжерею. Очевидно, ваш муж цветов не признает.

— Эдвин у меня еще не был.

— Разве ему не сообщили, что вы…

— Сестричка вчера звонила, но нигде его не застала. В инсгитуте не было. Дома тоже. Последний раз звонила поздно вечером.

— На рыбалку уехал, — сделал вывод Робежниек.

— Вероятно.

— Он тогда предупредил бы, — возразил Дзенис. — Возможно, непредвиденная командировка?

Майга закусила губу.

— Как я сразу не сообразила! Очевидно, он уехал в Литву.

Дзенис с Робежниеком незаметно переглянулись.

— Почему вы думаете, что именно в Литву? — спросил Дзенис.

— Это длинная история. Эдвин всю прошлую зиму мучился с обогревателем машин. Старый, пора менять. Где только не искал, но все зря. И Фредис пообещал ему достать новый. Надо только съездить в Литву.

— Фредис?

— Да. Сын нашего дворника. Раньше он был шофером. Теперь работает автослесарем и помогает Эдвину возиться с нашим «Запорожцем». У Фредиса в Литве есть какие-то друзья-автомобилисты.

— Тогда ваш муж, наверно, уехал в Литву за обогревателем. Не так-то и далеко. Скоро вернется, — успокоил ее Дзенис.

— Конечно! Наверно, Фредис позвонил ему на работу и сказал, что надо сразу же ехать. А меня Эдвин дома уже не застал.

— Да, — согласился Дзенис. — Из Литвы он мог возвратиться и поздно ночью. Интересно, он поехал один или вместе с Фредисом?

— Не знаю, — в сердце Майги закралось подозрение. — А это имеет значение?

Дзенис понял, что сказал лишнее. Больной сейчас необходим полный покой.

— Да нет, просто так. Меня интересует другое. Ваш разговор с Зиткаурисом.

Страуткалн вопросительно посмотрела на Робежниека. Адвокат пожал плечами.

— Товарищу прокурору все известно. На то он и прокурор. Наша игра в детективов, Майга, кончилась. Секретов больше нет.

Страуткалн спохватилась, что до сих пор держит розы в руках, и это должно выглядеть очень глупо. Она бережно поставила цветы в вазу на тумбочке.

— Не знаю, товарищ Дзенис, смогу ли быть вам полезной.

— Видите ли, я тоже беседовал с Зиткаурисом. Естественно, разговор был официальный. Ваша беседа, надо полагать, носила более непринужденный характер. Поэтому хотелось бы услышать ваши соображения, как этот человек в действительности относится к Алиде Лоренц.

— Безусловно, с неприязнью, я убеждена в этом. Почему? Он возмущался бессердечностью своей родственницы: во-первых, она бросила своего ребенка, а во-вторых, надула его самого в денежных делах. А в общем, я думаю, старик не был со мной до конца искренен. Он что-то скрывает. Для такой ненависти должно быть более глубокое основание.

— Вам, доктор, свойственна наблюдательность. Вы случайно не обратили внимание на какую-либо противоречивость рассказа Зиткауриса или на какое-нибудь несообразие, скажем, в обстановке его жилища, в мебели, вещах, в какой-нибудь неоправданной асимметрии?

— В обстановке? У Зиткауриса современная мебель в доме, много книг, разных безделушек, изделий из керамики… Постойте-ка… А слон!

— Какой слон?

— Тяжелый такой, металлический. Их должно быть в комплекте два. Своими задранными хоботами они поддерживают с двух сторон книги на полке. Но у Зиткауриса был только один. Возможно, я и ошибаюсь, но по-моему, я видела во время визитов такого же слона на столе у Лоренц.

— В протоколе, составленном при осмотре комнаты Лоренц, слон там стоял. Да вы же сами при этом присутствовали.

— Странно, но уже тогда мне показалось, что слон не тот. Раньше у него был обломан кончик хвоста. А когда приехали ваши товарищи, в комнате Лоренц был такой же слон, но с целым хвостом. Помню, я еще удивилась по этому поводу, и ваш коллега посмеялся надо мной. Сказал, что хвост отрос снова. Зато у Зиткауриса я видела слона с обломанным хвостом. Возможно, он поменялся с Лоренц. Родственники как-никак.

— Обмен сувенирами? Сомневаюсь. Да, между прочим, вы сказали — родственники. А во время вашей беседы Зиткаурис не упоминал каких-либо других родственников? Детей у него не было? Или у брата, у сестры?

— Нет, об этом мы не говорили.

— Вы устали. Не хочу вас больше мучить.

— Да ничего, я чувствую себя вполне сносно. Если вас еще что-нибудь интересует…

— Вы долгое время лечили Алиду Лоренц, неоднократно навещали ее дома. Может быть, вы видели ее прежних квартиранток, живших там до Зенты Саукум? Возможно, кто-то из них болел и в поликлинике сохранились данные?

— Квартирантки Лоренц?

Майга Страуткалн лежала на спине и, глядя в потолок, напряженно вспоминала. Неожиданно она приподнялась на локтях и села.

— Ну да, это же была Тамара! Как я сразу не сообразила!

— Тамара?

— Она жила у Лоренц перед Зентой Саукум. Тихоня такая была. Если не ошибаюсь, она вышла замуж и куда-то переселилась.

— Где-нибудь встречали ее потом?

— Да, в ателье мод. Она там работает. Мы сидели с Эдвином, я ожидала примерки. Девушка эта прошла мимо, По-моему, несла много пальто. Я в тот раз все не могла вспомнить, где видела ее раньше. Да, да, это была Тамара!

Дзенис встал.

— А теперь, Ивар, пошли. Я вконец замучил любопытством нашу бедную больную.

Когда они спускались вниз по лестнице, Дзенис взял Робежниека под руку.

— Вы сегодня вечером будете дома?

— Куда же я пойду с такой рукой? Придется ее нянчить, как малое дитя.

— Я вам позвоню. Надеюсь, к вечеру смогу рассказать кое-что интересное.

Приближаясь к одному из новых домов в конце улицы Горького, Дзенис невольно измерил взглядом фасад, как бы намереваясь проникнуть сквозь кирпичную стену и выяснить то, ради чего он сюда приехал.