«Как там себя чувствует Лоренц…» — вспоминает вдруг участковый врач о своей пожилой пациентке, проходя мимо ее дома.

Лоренц бывала у нее обыкновенно по средам. Но вот уже третью неделю старушки не видно. Не слегла ли?.. Сердце-то неважное. Женщина она одинокая, а соседи, по ее словам, — сущие изверги.

Майга останавливается, что-то прикидывает в уме, затем отворяет калитку и пересекает двор.

В сенцах темновато. Майга, придерживаясь за шаткие перила, осторожно поднимается на второй этаж. В нос Назойливо лезет запах кислых щей.

 — Это вы, доктор? — на верхней площадке из двери высовывается разлохмаченная женская голова — К кому же, у нас вроде бы все здоровы.

Женщина выходит навстречу, вытирая руки о передник.

Страуткалн невольно хмурится. Ее всякий раз передергивало от отвращения в неприбранном жилище Геновевы Щепис, да и сама хозяйка, всегда растрепанная и неряшливая, не вызывала ни малейшей симпатии.

—

Я пришла к вашей соседке. Как она себя чувствует?

—

Старуха-то? — скривилась Геновева. — Что ей сделается? Такая сама кого угодно до кондрашки доведет. Настоящий антихрист. Слава богу, в последние дни не видать ее.

Страуткалн охватило дурное предчувствие. Наверное, серьезно захворала? Она подошла к двери, громко постучала, но Лоренц не отозвалась.

«Куда-нибудь вышла? — подумалось Майге. — Соседи могли не заметить, когда старушка ушла. Может, в деревню уехала?»

Страуткалн наклонилась и глянула в замочную скважину…

— Дворника! Скорей за дворником! — крикнула она Геновеве.

Дворник прибежал вместе с сержантом милиции. Взломали дверь. Посреди комнаты, опрокинутый стул, на полу кровь и осколки разбитой вазы. Стены тоже забрызганы кровью. Тело Алиды Лоренц лежало на кровати. Оно было прикрыто одеялом и подушками.

Старуха была мертва.

Комната для свидетелей, уютом не отличалась: голые стены, узкое окно и старомодные стулья на высоких ножках.

Геновева Щепис уселась в самом углу и оттуда опасливо поглядывала. Хоть бы не очень донимали расспросами.

С того раза, когда ее задержали на Центральном рынке, Геновева избегала встреч с представителями власти и при виде милиционера переходила на другую сторону улицы.

Это произошло в прошлом году летом, ближе к осени. Геновева прохаживалась вдоль рядов колхозных грузовиков, стоявших почти вплотную друг к другу, как в гараже.

—

Не надо ли хорошую кофточку? — шепотом предложила она свой товар краснощекой пышке, бойко торговавшей яблоками прямо из кузова машины.

—

Покажи!

Геновева, воровато оглядевшись, достала из сумки синий шерстяной джемпер.

—

Не

п

ойдет, — отвергла ее товар колхозница. — Вот если б красный…

—

Есть и красный.

Но Геновева не успела вынуть красную кофту. Кто-то прикоснулся к ее плечу.

—

Пройдемте, гражданочка, в отделение! — мужчина в штатском сказал негромко, но твердо.

К счастью, тогда Юзику был всего только год. Не то пришлось бы, наверно, худо.

И вот опять…

Сначала вызывали в милицию. Раз, другой. Заставляли ждать, обдумывать, вспоминать. Потом таскали в прокуратуру. Теперь торчи тут, в суде. Боже милостивый, чем все это кончится!

Геновева погрузилась в невеселые раздумья и даже не услышала, когда ее вызвали в зал суда.

—

Свидетель Геновева Щепис! — председатель заглянул в толстый том. — Вы жили по соседству с покойной Лоренц. Что вы можете сообщить по существу этого дела?

Геновева подозрительно посмотрела на председателя.

—

Какого дела? Про дела ничего не знаю. У меня никаких дел с ней не было. Не дай бог!

В последних рядах раздались смешки. Председатель с укоризной взглянул на студентов и опять обратился к свидетельнице.

—

Что вам известно об Алиде Лоренц?

—

Ничего про нее не знаю, — Геновева малость осмелела. — У такой разве чего узнаешь? Пряталась как хорек в своей норе. И комнату всегда на ключ запирала. Сколько лет живем бок о бок, а хоть бы раз к себе впустила. Ни разу.

—

Ее посещали родственники или друзья?

—

Ах, святые угодники! Да она ни единой живой души к себе не пускала. Одну только докторицу. Еще если кто из домоуправления насчет ремонта или по какому другому делу, и то разговор вела через щелку, дверь на цепочке держала.

Геновева шумно высморкалась.

—

Сквалыга распоследняя. За копейку готова была удавиться. А уж с каким скандалом за свет платила — не приведи бог. Один раз через нее у всего дома электричество отрезали. Зато для себя ничего бывало не пожалеет. Всегда у нее за щекой конфета.

Судья хотел уже было направить этот словесный поток в более спокойное русло, но передумал.

—

Следователю вы говорили, что у Лоренц проживали квартирантки.

—

И правду говорила, истинную правду. Сперва у нее Мирдза жила, на вид квелая вроде, а сама ух, бедовая девчонка! Ругала старуху на все корки. Бывало, ив космы друг дружке вцепятся. Только старуха все равно верх брала. Мирдза плюнула, собрала пожитки и съехала с квартиры. Для старухи это было все равно что золотой зуб изо рта долой. Другую барышню привела — Тамарой звали. Такая попалась, бедняжка, неприкаянная. Целыми днями все хныкала.

—

Сколько времени прожила у Лоренц Тамара? — поинтересовался председатель.

Для точного исчисления срока Геновева призвала на помощь все десять пальцев.

—

До осени. Ну да, до осени. Луция, девчонка моя, уже в школу ходила. Завелся у Тамары ухажер, долговязый такой, одевался культурно — импортная куртка у него на скорой застежке. Вроде бы дело пахло свадьбой. Старуха узнала и аж почернела от злости. В тот же день у них чуть до драки не дошло из-за какой-то там юбки. Я чего-то не разобрала — то ли старуха ее сперла, то ли спалила.

Судья постучал карандашом по столу.

—

Откуда вам это известно?

Геновева Щепис потупила взор.

—

Подслушала за дверью, — вполголоса призналась она.

—

Скажите, в последнее время Лоренц жила одна?

Допрос продолжал помощник прокурора Дзенис.

—

Что вы, что вы! — замахала руками Геновева. — Сразу после Тамары другая барышня объявилась. Эта была скрытная. Домой возвращалась поздно. Из дому уходила чуть свет, покуда я встану, ее уже и духу нет. Я ее даже и разглядеть толком не успела. И, как звать, не знаю. В последнюю неделю она и вовсе не появлялась. Это, значит, до того, как докторица нашла старуху приконченную.

—

Вы присутствовали, когда Лоренц была обнаружена убитой, — сухо напомнил председатель.

—

Езус Мария! Этакий страх-то! Ни в жизнь не забуду!

Соколовский показал на закрытую дверь,

—

Здесь?

Сержант милиции вытянул руки по швам.

—

Так точно, товарищ капитан! — И вполголоса добавил: — Никого туда не допускал. Чтобы следы не запутали.

—

Молодец!

Капитан отпер отмычкой дверь и остановился на пороге.

—

Приступим, товарищ капитан? — сказал следователь Трубек. Рядом с ширококостным, плечистым Соколовским Борис выглядел совсем мальчиком. Остальные — Генорева Щепис, Майга Страуткалн и понятые — не спешили переступить порог.

Комната была довольно большая, но так заставлена, что негде было повернуться. Массивный круглый стол и под стать ему тяжелые стулья, высокий буфет и широченный комод.

Включайте камеру! — крикнул капитан Соколовский.

У старшего лейтенанта все было наготове и застрекотала кинокамера, фиксируя на пленке обстановку, места, происшествия. Технический эксперт сначала отснял общий вид комнаты и затем каждый отдельный предмет.