— Проще говоря, ракетами навести на цель?..
— О, вы, оказывается, не совсем отупели!
— Хм!.. — Кобылко зажег керосинку, поставил на нее чайник.
— А вы не обижайтесь, — примирительно сказал Лозинский. — Еще несколько дней, и я помогу вам вернуться в светское общество. За сегодняшнюю операцию обещаю взять вас с собой в Германию. Вы понимаете: в Германию!.. Берлин!.. Будущая столица мира!.. Обеспеченное, беспечальное житье. Будете каждый день пить шнапс и жрать сосиски. Плохо?..
— Ничего не говорю. Но как вы думаете попасть туда?
— Так же, как сюда, — по воздуху. В назначенное время и место за мной придет самолет. Несколько часов полета, и мы с вами будем гулять по Унтер ден Линден… Я сниму эту проклятую деревяшку и надену механический протез. С ним даже хромоты не заметно.
— Да-а, — задумчиво протянул Кобылко. — Шнапс и сосиски…
— Не нравится шнапс — будет шампанское. И не какое-нибудь, а настоящее, французское, Клико. Франция теперь наша, и мы выжмем ее, как лимон…
Кобылко вернул витавшего в облаках сапожника на грешную землю.
— Ладно, пан Лозинский, оставьте пока шампанское и давайте пить чай. А вместо сосисок вот вам ливерная колбаса. Наедайтесь перед полетом.
— Но-но! Я гляжу, вы начинаете шутить, и у вас это получается, как у стопроцентного дворника.
— Привычка — вторая натура.
— Нужно и натуру переламывать.
— Зачем?
— Вы, что же, таким чурбаном думаете и в Германии жить?
Кобылко снова хмыкнул.
— Сказать вам по совести, пан Лозинский?
— Ну…
— Я предпочел бы дожить свой век здесь.
— Вот как?
— Да. Заплатите мне за труды, и я пожелаю вам счастливого пути.
— И сколько же вы хотите?
— Все, что у вас останется в советских знаках…
— Ого! У вас губа не дура!
— А у вас, значит, порядочно грошей?
— И если так?..
— Не потащите же вы их с собой? Разве не нашлепают вам новых, если понадобится?
— Что вы хотите сказать?..
— Э, полно, пан Лозинский! Я не круглый дурак.
— Однако!..
— Мы ж свои люди… С деньгами я и здесь найду себе место в обществе. Чего ради будете вы возиться со мной? Я оказал вам большую услугу, сохранил жизнь. Думаю, что это стоит денег… Я пойду сегодня, куда укажете, выполню любой ваш приказ. По рукам?.. — Кобылко протянул через стол грязную ладонь с длинными, желтыми от махорки пальцами.
Лозинский не раздумывал. Сейчас можно обещать что угодно, только бы этот бывший ротмистр не продал его. А потом пустить ему в чай или водку маленькую пилюлю, и он уснет сном праведника.
Кобылко словно прочитал его мысли.
— Только играть честно, герр Лозинский. Не вздумайте меня угостить фруктовой водой.
— Слово чести! Как вы могли такое подумать?
— С волками жить — по-волчьи выть.
— В данном случае эта пословица не к месту… А скажите, пан Кобылко, как вы объясните свое неожиданное богатство, если спросит кто-нибудь?
— Скажу, в рулетку выиграл, — осклабился Кобылко.
Лозинский обиженно плюнул.
— А еще только что хвастались: я не дурак!
— Сказать вам еще одну поговорку?
— Ну?
— Не заботься свинья о свинье, а заботься сама о себе.
Лозинский криво усмехнулся и встал из-за стола.
— Ладно, о дальнейшем не моя забота, вы правы. Я сдержу свое слово, а там вы как хотите… Сегодня я вернусь в семь.
Кобылко прилег отдохнуть после обеда и уснул. Его разбудил громкий стук в дверь.
— Войдите! — крикнул он, не поднимая головы. — Не заперто.
На пороге выросла фигура капитана государственной безопасности. За ним стояли еще двое в штатском. Дворника словно ветром сдуло с койки. Капитан подошел к нему вплотную, протянул руку.
— Оружие!
— У… У… У меня… нет…
— Обыскать! — криказал капитан.
У дворника вывернули пустые карманы.
— Где Лозинский? — спросил майор.
— Я… Я не знаю, кого вы спрашиваете…
— Будете кривляться?! Где сапожник?
— Он… обещал прийти в семь…
— Что ж, мы люди не гордые — подождем. Приступайте к обыску, товарищи.
* * *
Лозинский открыл дверь и в ужасе отшатнулся.
За столом, спокойно куря папиросу, сидел капитан государственной безопасности. Перед ним лежала буханка с запеченными в нее деньгами, ракетницы, патроны и прочие вещи сапожника. Он метнулся было назад, но его подтолкнули в спину.
— Входите, входите!
Деревянная нога стала вдруг непомерно тяжелой, словно ее поменяли на чугунную. Лозинский с усилием перекинул ее через порог, остановился. Капитан встал навстречу.
— Господин Оливарес?.. Очень приятно познакомиться. — Он показал рукой на стол. — Здесь не хватает вашего пистолета. Прошу…
— У меня нет оружия.
— Шутить изволите? — Корж нагнулся к Оливаресу, быстро поддернул штанину на левой ноге и достал из тайника в протезе парабеллум. — Вот какая память! Положили и забыли — куда…
* * *
За Волгой, в десяти километрах от города, лежало огромное гнилое болото, окруженное мелкими зарослями ольхи, осины, худосочных березок.
Неожиданно в редколесье появились солдаты. Они начали спешно устанавливать зенитные орудия, отрывать в податливой сочащейся почве временные укрытия. Пришли шесть машин с прожекторными установками и расположились вокруг болота.
Солдаты трудились день и ночь, и к положенному сроку все было готово. Капитан-артиллерист, руководивший работами, придирчиво проверил свое хозяйство и остался доволен.
Давно погасли сумерки. Тихая, звездная шла ночь. Расчеты сидели около орудий, негромко переговариваясь, куря в ладошку.
Капитан проверил время и вышел на дорогу.
Вскоре впереди показались приглушенные маскировочными щитками огни машины. Она остановилась, и из нее вышли Корж и Грачев.
— Здравствуйте, бог войны, — поздоровался Алексей Петрович. — Все готово?
— Ждем. Кому-то сегодня по всем правилам панихиду отслужим. Ну, идемте на КП.
Командный пункт находился рядом с одним из орудий. Там не было ни блиндажа, ни какого-либо другого укрытия. Около пенька сидел связист с двумя полевыми телефонами. Один был соединен со штабом ВНОС[2], другой связывал командира с его пушками. Радист доложил капитану:
— Идут тремя эшелонами. Прошли ближние к нам города. Через восемь минут будут заходить на цель.
— Что ж, — милости просим!
По второму телефону капитан передал приказ приготовиться.
Корж вынул из кармана ракетницу, взятую у Оливареса, зарядил его же патроном.
В стороне послышался гул идущих самолетов.
— Ого! — воскликнул артиллерист, прислушавшись. — «Юнкерсы», пикирующие. Хотят бить наверняка. Добро-о!.. Давайте ракету!
Темное небо прочертил коротенький неяркий след. В высшей своей точке он вспыхнул, рассыпав искры, и медленно опустился к земле…
Немецкие летчики выкинули световые ракеты. Они почти недвижно повисли в воздухе, заливая местность ослепительным мертвенным светом.
Земля дрогнула от первого тяжелого взрыва. За ним последовал второй, третий…
Корж прокричал на ухо Грачеву:
— Жалко болотных жителей. Фашистские ассы весь лягушатник наизнанку вывернут.
Вспыхнули прожекторы, разрезав темное небо на куски. Разом ударили пушки. Все потонуло в грохоте, гуле и вое…
— Тяжелыми лупят! Пятьсоткилограммовыми! — смеясь, кричал артиллерист. — Жарят, ай-яй!.. Новый метод осушения болот!..
— Есть один! — закричал Грачев. — Смотрите!..
Из вышины, ярко разгораясь, падал к земле фашистский бомбардировщик.
— Второй! — Артиллерист схватил Коржа за руку.. — Вот попали в переплет «рихтгофены»! Н-ну!..
Огонь бушевал в высоком ночном небе. Кинжальные лучи прожекторов, нащупав цель, держали ее в световом пятне. Артиллеристы быстро переносили огонь, — другой вражеский самолет, вспыхнув гигантским факелом, разваливался на куски…
— Второй эшелон заходит на цель! — надрывно кричал от телефона связист.
