Одеяло сняли, и в окно глянула сгущавшаяся вечерняя темнота. Алексей Петрович удивленно присвистнул:

– Эге! Я и не заметил, а на улице-то скоро ночь.

– Пора уж. Двенадцатый час.

– Н-да-а… Мне нужно идти. Что, если я завтра приберу тут?..

Председатель чуть не спросил, куда собирается гость на ночь глядя, но вовремя сдержался.

– Не беспокойтесь, я один управлюсь.

– Хорошо. Дайте, пожалуйста, мне ваш плащ. Я вернусь утром, а на траве роса.

Захар Иванович молча ушел в кладовку.

Корж торопливо шагал по направлению к саду. Ночь полностью вступила в свои права, и он боялся опоздать. Почему-то казалось, что именно сейчас придут «они» и тут же уйдут обратно, даже не дав взглянуть на себя…

Мелькнувший вдалеке огонек успокоил его, фонарь горел. Значит, никто еще не приходил, и он не опоздал. Очень хорошо!

Алексей Петрович осторожно пробрался в кусты, на старое место, откуда он наблюдал за сторожем в первый раз. Заглянул в окно. Быхин лежал на топчане, отвернувшись лицом к стене. Похоже, что он спал. «Ладно, – проговорил про себя Корж. – Устроимся и мы поудобней…»

Пока что ночи проходили спокойно.

С наступлением темноты Алексей Петрович незаметно занимал свой пост и терпеливо ждал до утра, чего нельзя было сказать о стороже, особенно в последнее время. Быхин нервничал. И причиной тому был Алексей Петрович.

Он решил определенно убедиться, действительно ли сторож ждет кого-то, и, не раскрывая своих замыслов, попросил председателя пустить слух, что милиция якобы напала на след преступников и одного из них даже арестовала. Слух этот должен был как-то незаметно, словно случайно, но обязательно дойти до сторожа.

И он дошел.

После этого Быхин не спал всю ночь. Словно зверь в клетке, метался он по сторожке, выбегал в сад, шептал молитвы и ругался, скрипел зубами и чуть не плакал. При каждом шорохе и звуке настораживался, подходил к окну и, всматриваясь в темноту ночи, ждал, ждал, ждал… Но никто не являлся. И Быхин нервничал еще больше.

А Алексей Петрович, наоборот, обрел удивительное спокойствие. Конечно, и ему хотелось более скорой встречи с «теми», но ведь это не зависело от него. Самым главным было убеждение, что встреча состоится обязательно, а ждать… Ждать он умел покрепче старика.

В один из дней Корж съездил в Клинцы и послал подробное донесение начальнику Управления. Потом долго беседовал со Стрельцовым. Они подробно разработали план дальнейшей операции, договорились об условных сигналах.

К ночи собралась гроза.

Солнце опустилось в тяжелые свинцовые тучи, и они медленно двинулись на село, закрывая догорающую в небе зарю. Волга затихла и почернела. Травы и деревья стояли не шелохнувшись. Все кругом застыло в какой-то тревоге.

Вот набежал первый, легкий порыв ветра. Словно разведчик, промчался он над полями, взвихривая пыль на дорогах. Следом за ним налетел настоящий вихрь. Как безумный метался он, гнул и трепал деревья, рвал солому с построек, хлопал ставнями и гремел железом на крышах домов. В непрестанном сверкании молнии и грохоте грома хлынул тяжелый проливной дождь.

Алексей Петрович накинул на голову капюшон и плотнее завернулся в плащ. Над ним дождь лил неравномерно. Когда ветер немного стихал, заросли бузины служили защитой, но стоило новому порыву тряхнуть ветви, и Коржу доставалась двойная порция – его окачивало словно из ведра. Правда, толстый и плотный брезент плаща пока что стойко выдерживал все нападки стихии и надежно укрывал хозяина. Хуже обстояло дело с ногами. Алексей Петрович был в ботинках, а место, занятое им, представляло небольшую ложбинку. Ее залило, и ноги оказались по щиколотку в воде.

Быхин с ногами забрался на топчан, прижался к стене и торопливо крестился при каждой вспышке молнии. Мало вероятного, чтобы кто-нибудь пришел в такую непогоду, но фонарь у окна продолжал гореть…

Неожиданно в его луче появился человек. Согнувшись и придерживая рукой фуражку, тяжело шлепая по разбухшей земле сапогами, он бежал к сторожке. Рывком распахнул дверь и нырнул под спасительную крышу. Сторож вздрогнул и вытаращил перепуганные глаза. Но это длилось какую-то секунду. В следующую он узнал вошедшего, и лохматые усы его покривились в скупой улыбке. Корж услышал:

– Лексей!.. Сын!..

– Я, – ответил вошедший. Он сдернул с себя фуражку и хлестнул об косяк. – Ч-черт! Промок до самых пяток!

– Чего ж в такую погоду…

– А я знал, что у господа-бога затычка выпадет?! Дай-ка табачку, мой вымок весь.

Сторож подал сыну кисет, фонарь поставил на стол. Из-под топчана достал бутылку с самогоном.

– На-ка, согрейся.

– Вот это дело! – пришедший налил полный стакан, одним махом выпил его и присел к столу закусить.

…Алексею Петровичу хорошо было видно обоих. Но сейчас сторож интересовал его меньше. Он пытливо разглядывал лицо пришедшего, его насупленные брови, злые, глубоко запавшие глаза и застаревший багровый шрам поперек лба. Где он видел это лицо и когда?.. А видел – это точно. Ему особенно запомнился шрам… Но… ладно, все выяснится после, сейчас нужно действовать. Алексей Петрович осторожно достал из-под плаща лейку. В ней осталось около пятнадцати кадров. Он отснял их все, после каждого кадра меняя экспозицию…

Сторож налил сыну еще стакан. Тот отодвинул его и поднялся.

– Хватит, нужно идти, а то там Антон в лодке ждет.

– Цел он? – встрепенулся сторож.

– А чего ему сделается!

– Да тут болтали, будто поймали одного из порубщиков, вот я и подумал…

– Башку бы вам, идиотам, оторвать за этот сад! – зло проговорил сын.

Старик удивленно поднял брови.

– Ты… Это, то ись, я не понимаю…

– На кой он черт понадобился вам?

– А ты знаешь, как тут накипело?! – Быхин придвинулся к сыну вплотную, рванул ворот рубахи и заколотил себя в грудь. – Я готов зубами их грызть!..

– Не психуй! – легко отстранил его от себя сын и передразнил – Зубами грызть!.. Был конь да изъездился и зубы стер… Кусать нужно не за пятки, а напрочь голову отгрызать!

– Силен ты, как я погляжу!

– Да, не вам чета! И если вы мне будете в большом деле пакостить…

– А я еще хочу конюшню колхозную подпалить, – похвастался старик.

– Нет, не подпалишь!

– Что-о?!

– А то! – Теперь сын придвинулся к отцу вплотную и здоровенной волосатой рукой взял его за грудь. – Я не за тем летел через фронт и прыгал с парашютом, чтобы рубить садики-огородики и палить конюшни. Вовсе не за это платят нам деньги и обещают вернуть все старое. Понял? Или зарубить на носу?..

– Это ты отцу!.. – посинел от злобы Быхин.

– Молчи! Сейчас я командую парадом, и ты будешь делать, что прикажу. Отец, сын… Залез, как крот в нору, и ничего не видит. А меня каждый день шеф лает за проволочку… Даю тебе три дня сроку. Если за это время не переберешься в город – пеняй на себя.

– Лексей…

– Я сказал!.. Смоешься отсюда тихо, чтобы ни одна мышь не слышала и не знала, куда ушел.

– А в городе где мне приткнуться? – помолчав, спросил Быхин.

– Нищему везде дорога и везде дом родной.

– Тогда как же я тебя найду?

– И не ищи. Когда понадобишься – сам найду или дам знать.

– Этак можно долго ждать.

– А тебе и не к спеху. День прошел – и ладно.

– Да ты что, в сам деле!..

– Опять!..

Сторож зло сплюнул и умолк.

Дождь немного утих. Теперь громыхало где-то далеко за Волгой, – гроза передвинулась туда.

Пришедший достал из-за голенища пистолет, осмотрел. Сдернул с топчана какую-то тряпку, протер его и положил на место.

– Ну, я пошел. Меня еще в одном месте ждут. А ты, батя, помни, что я тебе сказал. И не вздумай улизнуть – под землей найдем.