Нищий и торговка проговорили около пятнадцати минут. Потом Сонька что-то написала на бумажке, сунула ее старику и оставила его одного. Он наконец съел пирожки. Потом надел котомку и все той же неторопливой походкой направился прочь с базара.

Грачев предполагал, что Быхин снова встанет где-нибудь на углу за подаянием. Но тот, не останавливаясь, прошел к трамвайной остановке и сел в вагон. Грачев последовал за ним.

Старик сошел у вокзала.

«Эге! — подумал Грачев. — С корабля на поезд. Кажется, ты не хочешь терять времени даром. Интересно, какой у тебя маршрут…»

Но старик никуда не поехал. Он только спросил в кассе, сколько стоит билет до станции Р., а по расписанию узнал время отправления поездов.

До вечера старик шатался по городу. Несколько раз принимался просить милостыню, старательно пересчитывал пятаки и гривенники и ссыпал в карман. В сумерки, прочитав записку, данную Сонькой, отправился в Мартыновский переулок и скрылся за воротами дома № 7.

Взглянув на номерной знак, Грачев понял все: Сонька дала Быхину свой адрес, чтобы приютить его на ночь.

С ближайшего телефона лейтенант вызвал себе смену и отправился с докладом к Коржу.

Алексей Петрович внимательно выслушал помощника и, когда тот ушел, позвонил секретарю.

— Вызовите ко мне сержанта Герасимову.

Корж достал фотографии Быхина и Долговой, положил их перед собой.

В кабинет вошла высокая, стройная девушка в аккуратно заправленной и туго затянутой в талии гимнастерке. Светлые, как лен, волосы густыми волнами спадали ей на плечи. Четким шагом она подошла к столу и словно застыла, вытянувшись.

— Сержант Герасимова явилась по вашему приказанию.

Корж чуть улыбнулся, заметив подчеркнутую строевую выправку девушки. Армейская школа! Герасимова служила штурманом в соединении Героя Советского Союза Марины Расковой. Серьезное ранение заставило ее переменить профессию летчика на чекиста.

— Садитесь, — пригласил Корж. — Скажите, Лидия Николаевна, вы сахар варить умеете?

Герасимова с удивлением посмотрела на него.

— Из сахарного песку, — пояснил Корж, — вот какой на рынке продают.

— Я понимаю, но вопрос какой-то… странный.

— Ничуть, — совершенно серьезно ответил Корж.

— Умею.

— А продавать его на рынке?

— Никогда не приходилось. Но думаю, что если нужда заставит, — сумею и торговать.

— А если я предложу?

— Тогда определенно сумею. — Герасимова ответила решительно и не утерпела, улыбнулась.

Корж подал ей фотографии.

— Нас очень интересуют вот эти два человека. Нищий и торговка. Нищий уже взят под наблюдение. Торговку я хочу поручить вам. Предупреждаю: дело очень серьезное, и если чувствуете хоть малейшее сомнение в своих силах — лучше честно признаться в этом и отказаться.

— Что нужно сделать?

— Вам придется на время тоже стать базарной торговкой. Я избрал именно вас, потому что вы недавно в городе, вас мало кто знает. А это важно для успешного выполнения задания. Вы будете постоянно на рынке в возможной близости с этой женщиной. Запомните: ее зовут Софья Долгова. Софья Долгова… Ваша задача: не спускать с нее глаз. Долгова в основном будет иметь сношения со стариком. О чем они говорят, что передают друг другу — вот главное, что вам надлежит знать и о чем немедленно докладывать мне.

— Все понятно, товарищ капитан.

— Вот и хорошо. Действовать начинайте завтра с утра. Сегодня сварите сахар…

Девушка сконфуженно покраснела.

— Простите, товарищ капитан, но… у меня не из чего варить.

Корж рассмеялся.

— Я знаю. — Он достал бланк и что-то быстро написал на нем. — Вот. Зайдите к директору Спецторга, он даст вам два килограмма песку. Деньги возьмете у секретаря отдела. Все. От души желаю вам удачи и завтра в двадцать четыре ноль-ноль жду первого донесения от вас. В Управление прошу уже не приходить. Давайте условимся, где встретиться. Где вам удобней?

— Мне все равно.

— А мне тем более. Если в сквере над Волгой?.. Подойдет?

— Согласна.

— Добро.

— И еще, товарищ капитан, я хотела сказать. Видите ли… я пришла в Управление прямо из госпиталя, и у меня… ну, сами понимаете: у меня даже платья никакого нет. Вот, все тут, что на мне. А на рынок в этом идти…

— Сегодня же вы все получите для вашей новой роли.

Лешка Воронков сам отправился к Лозинскому с неприятной вестью.

Он явился в подвал Кобылко ночью, незваный, и здорово перепугал сапожника.

Лозинский змеей соскользнул с кровати, кинулся к деревянной ноге. Дрожащими руками пристегивая лямки, на всякий случай вынул пистолет, спросил вдруг охрипшим голосом:

— Что?..

Он разрешил самому Воронкову являться к нему только в особых случаях и сейчас, при виде его, да еще ночью, подумал, что стряслось непоправимое.

Воронков прошел к столу, сел. Вопросительно глянул на Кобылко, растерянно топтавшегося около двери.

Лозинский разрешил:

— Говорите, это свой.

— У нас сорвалось с путеобходчиком… Пришлось его убрать…

У Лозинского отлегло от сердца. Ф-фу, черт!.. Но потом, немного отдышавшись и вспомнив обещание, данное майору Инге, неожиданно вскипел и разразился безудержной бранью.

— Кто надоумил вас поручить вербовку этому слизняку, вашему брату?.. Он же все провалил!!

Воронков оскалил крепкие желтые зубы.

— А не вы сами посоветовали мне? Забыли?..

— Я могу посоветовать вам кинуться в омут. Тогда что?

— Придется подумать.

— А тут? Вы думали?!

Воронков поднялся и расправил плечи, словно собрался драться.

— Перестаньте орать, начальник! Время позднее, и потом нам нечего делить. Криком делу не поможешь. Решайте, что предпринять.

Лозинский зло сплюнул. Дернула его нелегкая дать обещание Инге! Теперь он не послушает никаких оправданий. Понадеялся на Воронкова. И вот — на!.. А сейчас сводка была просто необходима. Прокопенко, трус, до сих пор ничего путного не сделал, и информировать отдел разведки по пункту А не о чем. Разведка на дороге — это было бы прикрытие. Он зло посмотрел на Воронкова.

— Мы не можем отложить передачу. Инге найдет верный способ свернуть шею и вам и мне. Чтобы этого не случилось, пошлите брата самого на дорогу. Оплошал — пусть исправляет положение. Важно достать хоть какие-нибудь данные. Пришлете их мне, я соответственно обработаю. Нужно выкручиваться.

Воронков криво усмехнулся.

— А может, вы целиком сработаете сводку? Брат разбирается в железнодорожных делах, как свинья в апельсинах…

Лозинский рявкнул, злобно поглядев на Лешку.

— Не суйте нос в чужие горшки! Вы исполните, что приказано, или я буду иначе разговаривать с вами!

Воронков понял, что перехватил через край.

— Хорошо, шеф, — примирительно проговорил он, — приказ есть приказ. Ждите сводку. Спокойной ночи.

Лозинский остановил его.

— Каким образом вы прошли по городу?

— У меня есть ночной пропуск. Достал через одного человека. Может быть, нужно и вам?..

— Сапожнику незачем шляться по ночам, — холодно отрезал Лозинский и стал отстегивать протез.

Воронков пожал плечами и вышел.

Кобылко запер дверь, кряхтя полез на холодную печь. Лозинский до утра уже не мог уснуть.

Нельзя сказать, чтобы его очень взволновала неудача с путеобходчиком. Нет. Но она, как говорится, подлила масла в огонь. Тормозилось дело с выполнением пункта А — вот что было самое неприятное. Прокопенко клянется и божится в верности, прилагает, кажется, все усилия, но до сейфа с заветными документами так же далеко, как от земли до солнца. А может быть, этот инженер водит его за нос? Нужно еще раз поговорить с ним как следует. Последний раз! И если на самом деле нет никаких возможностей завладеть секретом этого проклятого снаряда, — нужно приводить в исполнение пункт Б. Немедленно.

И вечером Лозинский отправился к инженеру Прокопенко.

После первой их встречи инженер заметно изменился. Он похудел, и костюм свободно висел на животе, еще совсем недавно таком упитанном и гладком. Мешки под глазами стали больше, а в самих глазах появилась какая-то вороватость, они беспокойно бегали, словно мыши перед котом. Знакомым он объяснял происшедшую с ним перемену перегруженностью в работе, домашними заботами и сердцем, которое начало пошаливать. Насчет сердца, пожалуй, говорилась правда. От постоянной тревоги и страха оно действительно металось, как зверек в клетке, и иной раз казалось — вот-вот лопнет, как мыльный пузырь.