— Постарел ты как! — проговорила она наконец и потянулась к нему, словно хотела погладить небритые щеки прежнего дружка.

Лешка поймал руку, легонько зажал ее в своей и опустил на колени.

— И ты не помолодела, — усмехнулся он.

Да, мало что осталось и от Соньки, молодой, красивой и жизнерадостной когда-то. Годы и безалаберное житье преждевременными морщинами легли возле глаз, углы губ опустились, придав лицу какое-то брезгливое или пренебрежительное выражение. И сами губы, когда-то яркие и сочные, сейчас потрескались и посинели от чрезмерного употребления помады.

Сонька нигде не работала. Она спекулировала на рынке, при случае покупала краденые вещи и, переделав их кое-как, перепродавала втридорога или меняла по деревням на продукты и их, в свою очередь, продавала. В дни удачи она накупала водки, еды и, пригласив кого-нибудь из многочисленных дружков, устраивала гульню. Но чаще всего она едва-едва сводила концы с концами и перебивалась впроголодь. В такие моменты она бывала нахальна и зла, особенно деятельна, не страшилась ничего и лезла напролом, лишь бы каким угодно путем разжиться деньгами.

Предложение Лешки Воронкова было в высшей степени выгодно для нее. Оно не только не мешало базарным делам, но и давало побочный солидный доход. Сонька не боялась риска, и потом Лешка заверил ее, что для нее ничего опасного нет.

— Время от времени ты будешь носить в ремонт обувь, которую передадут от меня. Вот и все. Как найти нужного сапожника, я тебе расскажу.

Лешка в виде аванса выложил перед ней три тысячи и в дальнейшем обещал платить настолько хорошо, что Сонька, не раздумывая и не расспрашивая ни о чем, дала согласие и поклялась никому не рассказывать об их договоре.

Вечером Афанасий передал Соньке туфли и ушел ночевать в Дом колхозника.

Сонька сказала ему:

— Завтра найдешь меня на рынке.

На другой день утром, даже не развертывая туфли из газеты, она отправилась к сапожнику.

Лозинский молча взял заказ, осмотрел и, найдя на подошве условную метку, понял, что эта небрежно одетая женщина, посмотревшая на него с любопытством и наглостью, есть связной. В нем все заклокотало от гнева на Лешку Воронкова, который так опрометчиво впутал в их большое и опасное дело какую-то юбку. Но Лешка был далеко, а на подошве правой туфли стояло три чернильных крестика — знак важного и срочного сообщения. Он невольно подавил гнев и сунул туфли в общую кучу.

— Придешь за ними в шесть часов, — буркнул он Соньке и пристальным взглядом проводил ее вихляющуюся на ходу фигуру. «Порядочная стерва! — промелькнуло в голове Лозинского. — Даже и бровью не повела. А может, она и не знает ничего…»

Он запер будку и ушел с туфлями домой.

Кобылко мел тротуар у ворот. Лозинский приказал ему поглядывать и спустился в подвал.

В туфле под стелькой лежало письмо Воронкова и шифровка от Инге. Лозинский первым прочитал письмо.

Воронков сообщал, что связь на железной дороге налажена прочно. Антон очень удачно поймал в тенета путеобходчика 435-го километра Трофима Мукосеева. Для сведения он ставил Лозинского в известность о дочери обходчика Валентине Мукосеевой, студентке второго курса медицинского института. Это для нее брал деньги старик.

Дальше Воронков подробно описывал Соньку Долгову и сообщал, что она ничего не знает, но будет исполнительно доставлять обувь ему, Лозинскому, и обратно. И за нее он, Лешка, ручается.

Читая пространное послание о связной, Лозинский постепенно успокоился. Да, пожалуй, тот прав: женщина в таком деле менее подозрительна. Пусть работает.

Затем он принялся за шифровку Инге.

С помощью ключа цифру за цифрой превращал он в слова и фразы, и с каждой новой строчкой лицо его хмурилось больше и больше. Он очень давно работал с Инге, выпил вместе не одну бочку пива и даже считал его своим хорошим приятелем, если только это слово применимо к начальнику. Во всяком случае всегда чувствовал себя на равной ноге с майором и ни разу не слышал от него ни грубого окрика, ни даже простого, с глазу на глаз, выговора. Сейчас Инге, не стесняясь в выражениях, выговаривал ему за преступную, — ого! — медлительность в выполнении задания и грозил, — даже грозил! — серьезными последствиями. Эти проклятые «Катюши», видимо, здорово действовали на нервы майору Инге, несмотря на громадное расстояние, отделявшее фронт от его просторного, с прочными железобетонными стенами кабинета.

Лозинский расшифровал послание до конца и прочитал его еще раз.

Лозинский крепко выругался. Он достал спички и сжег листки. Гремя деревяшкой, несколько раз нервно прошелся по комнате. Нужно немедленно готовить ответ, успокоить начальство. И дернуло же этого идиота Инге сообщить об операции в ставку!.. Ему нужно повышение и железный крест, а доставай все это Лозинский. Попробовал бы сам! Интересно, сколько пар белья менял бы он в сутки!.. И скажите, пожалуйста: какой переполох! Они готовы даже послать бомбардировщиков! Нет, Лозинский прежде всего сам откусит от этого жирного пирога. Он достанет секрет снаряда. Во что бы то ни стало! Или уничтожит объект сам, без помощи ассов. Только сам! Всё сам!

Лозинский достал бумагу, вернулся к столу.

Ответ получился длинный, но зато обстоятельный. Он не поскупился, где нужно, приукрасить положение дел, лишь бы успокоить Инге. Он даже написал, что немедленно приступает к подысканию ракетчиков, хотя на самом деле и не думал заниматься этим. Зачем их искать? Если понадобится, он пошлет к объекту Кобылко, Воронкова, в конце концов пойдет сам. Но до этого ни в коем случае не должно дойти…

К условленному часу он вернулся в свою фанерную будку у рынка и снова принялся за работу.

Сонька явилась запыхавшаяся и раскрасневшаяся от быстрой ходьбы. Лозинский сурово посмотрел на нее и достал часы. Они показывали пятнадцать минут седьмого.

— Если опоздаете еще раз!.. — многозначительно и зло прошипел он. — Какой идиот бегает к сапожнику сломя голову! К нему чаще всего заходят мимоходом, по пути. Запомните это, я не умею повторять…

Ночью Афанасий привез туфли Воронкову. Они с Гуго Мяги тут же свернули рацию и отправились в лес. Отойдя километров семь, остановились в глухом заросшем овраге. Гуго прилег перед передатчиком. Лешка поднялся наверх, чтобы охранять радиста.

Получив дешифровку с радиограммы Инге, Алексей Петрович направился с ней к начальнику Управления.

— Новости, Николай Николаич. Начальство начинает нервничать и даже грозит Оливаресу.

— Эти угрозы — ерунда, но приказ о подготовке к бомбежке нужно учесть, — проговорил Новиков, прочитав радиограмму. — Поставьте об этом в известность командование противовоздушной обороны, они примут меры по охране завода с воздуха. А как на земле?..

— Рация Оливареса запеленгована. Она работает в районе железнодорожной станции Р. Посмотрите, — Корж развернул на столе карту области, принесенную с собой. — Вот эта станция. Небольшая, с примыкающим к ней станционным поселком. Кругом — глухие леса. Они дают возможность постоянно менять места передач, а нам, следовательно, усложняют поиски, Я прошу разрешения послать туда радистов. Пусть займутся пеленгацией в непосредственной близости.