Морда лунной коровы была черна, только рога светились среди серебряных звезд. Шум и крики в лесной деревне приняли спокойную размеренность и походили уже не на вопли внезапно разбуженной обезьяньей стаи, а на гул в почтенном собрании в ожидании царя.

Молодые охотники открыли главные ворота и встали с оружием по обе стороны от прохода. Лица охотников словно были изваяны из камня, холодная решимость светилась в глазах. Они застыли с оружием как истуканы. Девушки смотрели на них с нескрываемым восхищением, иногда негромко взвизгивая от избытка чувств и поднимаясь на цыпочки, словно бы пытаясь разглядеть дорогу, но на самом деле, чтобы показать свою юную грацию. Среди них, смуглых и черноволосых, выделялась одна, с золотистыми волосами и белой кожей. Она не взвизгивала и не тянулась на цыпочках, но ее глубокие синие глаза под чуть опущенными ресницами были для кое-кого дороже ужимок всех ее сверстниц, вместе взятых. Лишь один раз она позволила себе прямо взглянуть на избранника и тут же снова потупила взгляд.

Улыбка, тронувшая губы одного из охотников, тоже задержалась всего на мгновение. Но та, кому она была предназначена, оценила ее по достоинству.

Из толпы вышел вождь в сопровождении трех старейшин. На плечи вождя была накинута шкура голубой антилопы, а шею украшало тяжелое ожерелье из волчьих зубов. Вождь держал в руке копье с насаженной на него головой обезьяны. Рот обезьяны был открыт, мертвые глаза тоскливо смотрели в ночное небо.

Снаружи послышался быстрый топот босых ног. Дозорный Белых Ворот вскочил в деревню по приставной лесенке. Пот лил с него градом, глаза были наполнены ужасом. Он почти ничего не видел перед собой.

— Чужие… — сдавленно произнес он.

Никто не ответил ему. Дозорный вытер с лица пот и только тогда разглядел глядящую мимо него толпу людей. Он был неглупым малым и сразу понял, что сильно опоздал с новостью. Он смутился, что-то пробормотал и, низко склонив голову, поспешил затеряться в толпе.

Люди говорили все тише и тише, и совсем умолкли, едва послышался стук двенадцати подкованных копыт. Земля задрожала. «Они, они!» — пронесся взволнованный шепот.

Трое всадников появились в неверном кровавом свете ущербной луны. Словно трое демонов из древнего мифа. Впереди ехал огромный человек с черной гривой волос, за ним маленький старик в плаще и последним негр, волосы которого были седы, но тело молодо и сильно.

— Приветствую вас, чужеземцы! — закричал вождь и потряс копьем.

Гости поняли его неправильно. Выговор у вождя был отвратительным, к тому же он переволновался и проглотил большую часть гласных. Черноволосый гигант мгновенно извлек меч из ножен и помчался к вождю с недобрыми намерениями, раскручивая меч и дико вопя. Один из молодых охотников, отважный Нокото, бросился наперерез. Яростный конь чужака встал на дыбы, испугавшись направленного ему в грудь копья. Чужак нагнулся и двумя ударами справился с неожиданно возникшим препятствием. Первым ударом он срубил верх копья, вторым — половину головы Нокото. В толпе раздался истошный женский визг. Золотоволосая белая девушка повалилась на землю без чувств.

Другие охотники кинулись к всаднику, но вождь остановил их. Черноволосый гигант, в свою очередь, остановил своих спутников, намеревавшихся оказать ему помощь.

Вождь с криком бросил копье на землю. Голова обезьяны соскользнула с острия и покатилась коню чужака под ноги.

Конь заржал, но всадник быстро успокоил его, слегка ударив кулаком между ушей. Окровавленный меч вернулся в ножны.

Старик из свиты чужестранца выехал вперед и слегка поклонился вождю.

— Мы тоже приветствуем вас, — сказал он. — Мы приносим вам извинения за причиненные неудобства. Это моя вина, что я не расслышал в вашем первом крике добрых и честных намерений. Следовало бы наказать меня. — Старик покорно склонил голову.

— Нет, нет, во всем виноват я, старый и глупый Гхоро! — вскричал вождь, бросаясь перед конем Серзака на колени и целуя землю. — Я ни в коем случае не должен был навязывать вам свое гостеприимство. Разве вправе я был приветствовать вас таким образом? Я совершил непростительную ошибку. Мне следовало молча и неподвижно дождаться, пока вы окажете мне хоть какой-нибудь знак внимания, дав понять, что вы видите меня и признаете меня равным в общении. Как смел я решить, что вы не примете меня за неразумную обезьяну? — Вождь с необычайной страстью продолжал укорять себя.

Серзак спешился и как мог его успокоил. Старик говорил о тяготах пути, об опасностях, поджидающих честного путника на дороге. Жаловался на голод и холод, скорбел о потерянных силах и времени. «Нет оправдания тому, кто вышел в поход, не позаботясь о стоянках», — говорил он.

Кони нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Золотоволосая девушка очнулась и с ненавистью глядела на чужаков. Ее голубые глаза широко раскрылись, а мягкие до этого губы сделались жесткими, сложившись в тонкую бледную линию. Другие женщины с трудом сдерживались, чтобы не начать шептаться между собой, обсуждая достоинства и недостатки чужаков. Детям все это стало нестерпимо скучно и они хотели идти спать. Конан тоже заскучал.

— Серзак, не мог бы ты выражать свои мысли покороче? — осведомился он, склонившись к не в меру разговорившемуся старику.

— Что хочет ваш уважаемый друг? — спросил вождь.

— Он искренне скорбит об убитом, уважаемый Гхоро, — ответил Серзак. — И жаждет хоть как-нибудь загладить свою вину. Может ли он надеяться на это?

— Я терпелив, Кром свидетель, но терпелив в обрез. — с угрозой в голосе произнес Конан. Глаза его сверкнули гневом.

— О, ваш господин великий воин. Я чувствую это по его могучему голосу! — Гхоро поклонился Конану и продолжал говорить, указывая на него пальцем и притоптывая ногой. — Молодой охотник, которого ваш господин лишил большей части головы, готовился убить тигра много дней, он прошел тщательнейшую подготовку и замены ему среди людей нашего племени нет. Он единственный мог убить тигра. Теперь только ваш господин может сделать это.

— Надо, так надо, о чем речь? — Конан пожал плечами. Тигр, так тигр. Северянин не привык отступать перед трудностями. Он никогда прежде не охотился на тигров, но не считал, что тигра нельзя убить так же просто, как какого-нибудь заурядного демона.

— Он согласен, — сообщил Серзак и лицо вождя озарилось улыбкой.

— Не понимаю я этих глупых церемоний, — доверительно сообщил Конан подъехавшему Горкану. — Если бы меня сразу спросили, я бы тоже согласился.

Чужаков пригласили в дом старейшин. Женщины приготовили богатый, по деревенским меркам, стол и вождь пригласил гостей сесть. Конана он усадил по правую руку, Серзака по левую. Горкан сел справа от Конана, не дожидаясь приглашения. По лицу вождя пробежала мгновенная тень, но он ничего не сказал. У входа в дом старейшин уселись музыканты и несколько красивых мальчиков, которых пророчили в охотники. Среди счастливцев оказался и Матакура, принесший великую весть. Мальчики не имели права присоединиться к пиру, зато они могли вволю смотреть и слушать. Женщины сгрудились у входа и громко перешептывались.

Похороны молодого охотника быстро перешли в праздник охоты на тигра-людоеда. Праздник начался с поминовения жертв тигра. Поминались женщины и дети разных племен, погибшие у запруды. Главным рассказчиком скорбных историй был Госоро, местный колдун. Он обладал отвратительными манерами и гнусавым голосом. Вдобавок, он имел привычку вскакивать на середине рассказа и изображать своим далеко не молодым телом, как двигалась та или иная жертва тигра. Он вилял бедрами, вертел головой, хлопал себя по ляжкам и совершал разные другие телодвижения. Слушатели одобрительно хмыкали и время от времени били себя по щекам в знак траура. Гостям тоже ничего не оставалось, кроме как сочувственно кивать головами и хлопать себя по щекам. Затем принесли пенистый напиток и скорбь улетучилась.