Серзак рассмеялся.

— Этого и не придется делать. Мы пройдем через старый туннель. Не знаю, откуда он на самом деле взялся. Говорят он остался от воинов Аштаби, которые прошли сквозь горы, чтобы напасть на Улликумми. Но я не думаю, что это так. Воины Аштаби должны были быть высокими, а туннель низкий и узкий, в некоторых местах надо ползти. На мой взгляд, туннель — весьма условное название. В действительности это система пещер, соединенная человеческими усилиями. Но ничего сложного в ней нет. Это не какой-нибудь лабиринт, составленный ради того, чтобы путник потерялся. Туннель строили простые люди и ради простых целей. Мы обязательно выберемся!

Конан посмотрел на небо, на луну, на скалы, чернеющие впереди, из-за которых одна за другой выскакивали тучи.

— Становится темнее. Мне бы не хотелось оставаться на всю ночь в этой долине. Где твой туннель? — спросил Конан.

Черные скалы были совсем рядом. Луна зацепилась краем за вершину одной из них. Тучи покрывали ее бледное лицо стремительно клубящейся вуалью.

— Я всегда удивлялся странностям человеческого восприятия, — сказал Серзак. — Люди воспринимают мир не таким, каков он в действительности. Они думают, что существуют вещи, которые можно потрогать руками и что их руки по-настоящему прикасаются к вещам. Глупцы! Мир — это иллюзия. Человек слишком привязан к своему телу, чтобы понимать, что подлинная вечность таится в смерти. Мы — только буквы в божественной книге и своими жизнями мы пишем эту книгу.

— Все это так, — сказал Конан. — Но люди не виноваты в этом. Они повинуются грамматике божественной книги и ничего с этим поделать не могут.

— Повинуются грамматике? — возмутился Серзак. — Да, конечно, в божественной книге есть правила, но при чем здесь ошибки, которые люди совершают? Они как раз не повинуются грамматике, всеми силами стараются наделать ошибок и еще гордятся этим!

— Люди слабы. Они не в силах вынести небесные законы. Кроме того, у каждого человека есть тяжелейший груз, который он несет на себе с самого рождения — и этот груз увеличивается с каждым днем. Во всяком случае, у большинства людей. За каждым человеком следуют его ночные тени, все страхи, что ему не удалось преодолеть…

Серзак, который смотрел вбок, на Конана, вдруг дернул глазами и резко обернулся.

— Если я не ошибаюсь, — заметил Серзак, — то эти ночные тени следуют и за нами. Причем именно сейчас! И мне кажется, я догадываюсь, кто они…

Конан с недоумением взглянул назад. Сказитель не шутил. Преследующие тени выглядели как скачущие всадники.

— Не узнаешь ли ты эти бородатые фигуры? — осведомился Серзак. — Мы ведь уже встречались с ними, причем, при гораздо более благоприятных обстоятельствах…

— Они здесь! — закричала фигура, принявшая очертания всадника на вздыбленном коне. — Вперед, отомстим за князя!

Остальные дико завопили, и вся ватага понеслась вперед, сверкая в лунном свете лезвиями топоров и обнаженными торсами.

— Да, пожалуй, старик, ты прав. Мы уже встречались, — сказал Конан, вынимая меч.

Серзак предпочел бегство. Его ничуть не смутило, что он сделал позорную для подлинного мужчины вещь — повернулся к врагу спиной. Но старикам это простительно.

Воинственные крики становились все явственнее. Конан со вниманием оглядывал претендентов на смерть от его руки, определяя воинское достоинство и умение каждого. Парни были крепкие, ярости им было не занимать, но ни один из них толком не умел держаться в седле.

Позади всадников возникло какое-то движение. Пять или шесть смутных теней. В первый момент Конан подумал, что это другие всадники, то ли спешившие подкрепить силы первых, то ли их враги. Но через мгновение понял, что это — не всадники.

Ледяной ужас объял его. Он развернулся и как ураган кинулся вслед за Серзаком, маленькая фигурка которого маячила уже у подножия скал.

Сзади раздался смех.

Конан не оборачивался.

Издевательский смех звучал недолго. Он захлебнулся в хрусте разрываемой плоти. Послышался жуткий вой, отчаянные человеческие крики, хрип и ржание лошадей.

Конан увидел, что Серзак начал восхождение. Забравшись на высоту в два человеческих роста, он отважился обернуться.

Киммериец надеялся, что чудовищным птицам достанет добычи и помимо него. Рыжебородые варвары и их кони такие упитанные! Они просто лоснятся от жира.

— Конан! Тебя не преследуют! — воскликнул Серзак.

Конан обернулся и остановился. В призрачном лунном свете он увидел позади себя страшную картину.

Чудовищные птицы, которых оказалось восемь, напали на всадников. Вытянутые зубастые пасти рвали человеческую и конскую плоть, вгрызаясь во внутренности и откусывая конечности.

Поднявшиеся на дыбы кони били копытами, но твари были живучи.

Одному из людей удалось совершить то, что прежде совершил Конан. Человек два раза попал топором в одно и то же место на шее одной из кошмарных птиц. Она закричала как раненый павлин, протянула к человеку свою лебединую шею и перекусила ему руку, в которой было оружие. Человек закричал. Раненая тварь мотнула головой, шея ее переломилась и птица сдохла. Только что лишенный руки человек оставшейся рукой выхватил из мертвых пальцев свой боевой топор и бросился на помощь другу. Но перерубленная шея убитой им птицы дернулась в сторону, как раз ему под ноги, он споткнулся и упал. Другое чудовище подскочило к нему, и через мгновение вытянутая пасть поднялась к небу с зажатой в зубах человеческой головой.

Кони хрипели, дергали ногами. Оставшиеся в живых люди еще пытались защищаться, но один за другим теряли жизни. Жуткие ночные твари разрывали людей на куски. Лапы с когтями драли конскую плоть, вытаскивая внутренности.

— Конан! — закричал Серзак.

Киммериец опомнился и устремился к скалам. Следовало приберечь любопытство для чего-нибудь более безопасного.

Вход в туннель находился на высоте не меньше ста локтей на склоне отвесной скалы. Звуки жуткого пиршества стихли. Птиц и их жертв уже было не различить в ночном свете. Луна равнодушно взирала с холодной высоты.

Вход был широким и представлял собой глубокую воронку, заполненную камнями, которая жерлом направлялась вниз. Заботливые строители туннеля оставили смоляные факелы. Серзак принялся рассуждать о своей правоте, относительно предположения об истинном происхождении туннеля, и пока Конан добывал огонь, не замолк ни на мгновение. Страх все еще не оставил сказителя. Он сквозил в каждой его фразе, наполнял дрожью самые невинные слова.

Успокоился Серзак только тогда, когда оказался в туннеле. Идти по нему было крайне неудобно — особенно Конану, которому приходилось постоянно пригибаться, как будто он приближался к трону небесного императора, а когда пришлось перейти со стоп на колени, то еще и больно.

Длилось это мучение недолго. Ход расширился и стал выше. Конану удалось выпрямиться в полный рост. Но радовался он тоже недолго. Ход снова понизился, киммериец согнулся и опять перешел на коленный способ передвижения. Так было и дальше. Строители пещерной системы то ли поленились, то ли у них недостало времени.

В одном из высоких гротов Конан заметил паутину. Нити были намного толще обычных и в них вместо мух трепетали лепестки серых цветов. Они шуршали, словно драгоценные листы верительных грамот. Когда спутники подошли к паутине на расстояние в пять-шесть шагов, лепестки встрепенулись и полетели в их сторону.

— Кром! — воскликнул киммериец, когда обнаружил, что лепестки остры как бритвы. Они провели по его лбу и щекам несколько кровавых полос.

Конан взревел как разъяренный бык и завертел мечом с ураганной скоростью. Лети лепестки по прямой, он, наверное, сумел бы остаться невредимым, но они увертывались от его разящего меча! Они вели себя как стая хищных птиц. Те, что были отбиты, возвращались и резали противника в затылок и в шею. Конан рычал от ярости, но был вынужден отступать, понимая, что беспомощен перед этими злобными тварями как годовалое дитя.