Князь поднялся и долго вместе со всеми слушал Славуту. А когда тот закончил, спросил:
– А на гуслях тоже умеешь? И песни играть умеешь?
– Могу и на гуслях, и песни – тоже…
Князь велел принести гусли.
Малец прошёлся пальцами по струнам – и они вдруг ожили, задрожали, зазвенели, запели лебедями, зарокотали, как живые. А звонкий детский голос завёл:
Конii ржут за Сулою —
дзвенить слава в Киевi…
Князь так и подался вперёд. Он любил песни, сам пел. Но услышать от малыша именно эту, самую любимую, которую сложил прославленный Боян!.. Такого не ожидал…
Песня рассказывала о походе русичей на половцев, о победной битве в далёком поле за Сулою, о возвращении победителей в Киев. А им навстречу выходили люди, поздравляли, плакали от радости, что защитили от изу веров, которые огнём и мечом разоряли Русскую землю. Звонили над Киевом во все колокола, и их чистые звуки плыли и плыли в голубом небе, прославляя князя и его дружину…
Когда песня затихла и Славута, опустив руки, потупил глаза, князь подошёл, погладил его по голове и спросил:
– Знаешь ли ты, чью песню пел?
– Дедусь говорил – Боянову… А разве не так?
– Боянову, сынок, Боянову… А Боян, чтобы ты знал, был певцом моего прадеда Ярослава, деда Святослава и отца Олега… И при мне он ещё жил, но помер, когда мне исполнилось столько лет, как тебе сейчас… Какой это волшебный, как говорят, был певец! Таких теперь нет!
– Я хочу стать таким, как он, – сказал Славута.
– Ты? – Князь задумался, а потом обратился к княгине: – А что, княгиня, возьмём этого отрока нашему Святославу до пары, для поощрения?… Пусть вместе живут, вместе обучаются… Там видно станет, что из этого выйдет. Думаю, Святославу нужен такой товарищ… А если не товарищ, то хотя бы примерный хлопчик рядом… Как ты думаешь?…
Пока княгиня размышляла, Святослав радостно закричал:
– Возьмём его, отче, возьмём! Он научит меня играть на сопилке да на гуслях, а я его – стрелять из лука! Так хорошо нам будет всегда, ежели вдвоём!
Князь засмеялся:
– Так тому и быть!
Вот с того дня Славута и не разлучается со Святославом. Всё, чему учёные монахи да опытные воины обучали княжича, усваивал вместе с ним и малый Славута – и читать, и писать, и на коне ездить, и мечом, и луком владеть, и в походы ходить… И так подружились они, будто оба друг другу ровня, будто один не был княжичем, а другой – смердом… Такая искренняя дружба меж ними продолжается и до сего дня. – Кузьмище понизил голос и протянул руку к кружке. – Вот вам былина, вот вам и сказка, а мне ковш пива да тарани связка!..
И он, закатывая под лоб глаза, медленно вытянул большой ковш свежего чёрного пива, услужливо налитого Стояном, и начал со вкусом грызть солёную днепровскую тарань.
Ждан вытянул шею, поглядел через головы на старого певца, сидящего рядом с князьями. Он был прекрасен: лицо одухотворённое, глаза сияют, как звезды, с высокого лба спадают пряди седых волос, пальцы легко летают по струнам, и под потолком плывёт новая – которая уже за этот вечер! – песня:
Ой, лiта молодi,
бiлi лебедi,
хоч помайте крильми
з-за гори менi…
Глава третья
1
Рано поутру из Киева выехали гонцы в Переяславль, Чернигов, Смоленск, Новгород-Северский, Трубчевск и Рыльск. Святослав и Рюрик скликали князей в поход на половцев. В Новгород-Северский ехали Кузьмище и Ждан.
Мчались они без отдыха и на пятый день, в обеденную пору, добрались до Новгорода-Северского.
С высокой горы, где раскинулся посад, крепость виднелась как на ладони. Лежала она между Десной и широкой балкой, на самой природой укреплённом холме, и вся её просторная площадь была застроена княжескими хоромами, собором, гридницей, конюшней, зброярней[36], кухней и другими строениями. Могучие валы крепости, насыпанные вдоль самого края обрыва, дубовые – тёмные от времени – заборола и башни, глубокий ров, что отделял вершину от материка с перекидным мостом через него, и узкий, выгнутый черепашьим панцирем, чтобы затруднить путь нападающим, подъезд к решетчатым железным воротам, поднимаемым и опускаемым на цепях, – всё это делало крепость неприступной твердыней.
Кузьмище снял всегда висящий у пояса сигнальный рог и громко затрубил.
На валу появились несколько воинов-севрюков.
– Э-ге-гей! Откуда? – закричали они.
– От князя Киевского Святослава к князю Игорю! – ответил Кузьмище.
Их впустили в крепость. Провели в хоромы. В просторных сенях к ним вышел молодой гридень в бархатном кафтане и жёлтых сапогах с железными подковками. Красавец, грудь колесом, на щеках – румянец, кучерявый русый чуб небрежно спадал на лоб, в красивых, слегка навыкате глазах – лукавые огоньки.
– Кто такие? – спросил с чувством превосходства.
– А ты кто? – в тон ему ответил Кузьмище.
Гридень пожал плечами, усмехнулся: как же так, его и вдруг не знают?
– Я сын тысяцкого Рагуила – Янь.
– А мы – посланцы от киевского князя Святослава к князю Игорю.
– Подождать придётся до вечера… Князь с княгиней Ефросинией принимают сейчас гостей.
Кузьмище встопорщил бороду, засопел и воскликнул:
– Хлопче! Да ты ведаешь, что говоришь? У нас к князю спешные вести. Поход на половцев готовится! А ты – до вечера! Ха! Видали такое?
Но Янь, похоже, никогда не сердился. Он разгонисто захохотал и шутливо толкнул старого гридня в грудь.
– Чего шумишь, борода? Так бы сразу и сказал, что про поход весть привёз! – и распахнул дверь. – Заходите!
В большой светлице, несмотря на солнечный день, стояли сумерки. Цветные стёкла окошек пропускали мало света. В углу, перед образами, горели свечи.
Гонцы поклонились, поздоровались.
Ждан сразу узнал князя Игоря, хотя видел его всего лишь раз, три года тому назад, когда тот приезжал в Путивль. Он почти не изменился: те же проницательные строгие глаза, зачёсанные назад чёрные волосы и небольшая, аккуратно подстриженная бородка резко оттеняли белизну худощавого лица, а крепкая, тугая шея и широкие плечи выдавали силу незаурядную. Было ему тридцать лет и три года.
Рядом с ним, на почётном месте, сидела русоволосая красавица жена – княгиня Ефросиния… А дальше за столом темнело несколько человеческих фигур, но разглядеть, кто такие, было некогда, так как, увидев выставленную вперёд бороду Кузьмищи, Игорь воскликнул удивлённо:
– Кузьмище! Вот не ждал! Сколько ж это лет я тебя не видел?
– Да поди уже четыре года… С того времени, как мы вместе с тобой, княже, да с ханом Кончаком на Киев шли, чтобы отвоевать его у Рюрика для князя Святослава. А Рюрик, не будь дурнем, обошёл нас с тылу да и припёр к Днепру. Я – шмыг в кусты и задал стрекача… А тебе, княже, как тогда посчастливилось?
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Игорь. – Ну и напомнил ты историю!.. Мы с Кончаком успели вскочить в чёлн, что стоял на наше счастье у берега, и тоже бежали – дух перевели только в устье Десны, в Городке. Там же на радостях, что спаслись, договорились, что, когда подрастут наши дети, мой сын Владимир и дочка хана, стать сватами… Ой-ой, как давно это было!.. А ныне ты с чем ко мне пожаловал?
Кузьмище подал пергаментный свиток. Игорь сломал восковую печать, развернул письмо и начал читать вслух. Святослав оповещал о нападении Кончака на Переяславскую землю, звал князей в поход, чтобы отомстить нападающим.
– Вот тебе и сват! – дочитав, воскликнул Игорь. – Вот тебе и Кончак! Клялся быть сватом, а теперь землю Русскую разоряет. А? Уж очень он возомнил много о себе в последнее время. Собрал под свою руку несколько орд и считает теперь себя великим ханом… Натворит он невзгод, если отпора ему не дать!