Вот и теперь, отправляясь на переговоры к Мадамин-беку, он удачно сравнил его ставку с пастью тигра, которая неведомо когда захлопнется. И это была не шутка, не острота. В те дни поездки к басмачам часто оканчивались трагически для наших парламентеров. Поэтому опасения Абдукаххара имели свои основания. Но ехать все же было надо. На делегацию возлагалась ответственная и очень важная миссия — проложить путь к миру в Фергане, и ради этого приходилось идти на риск, даже на жертвы.

Кроме Абдукаххара, в состав делегации входили два представителя дехканского союза «Кошчи» и два бывших наманганских торговца шелком, пострадавших от налета отрядов Мадамин-бека в марте 1919 года.

Рано утром 23 февраля делегация покинула Наманган. Впереди на сером красавце карабаире ехал празднично одетый Абдукаххар, остальные четверо парламентеров — сзади. За черту города их проводили ребята нашего полка. Простились, пожелали счастливого пути. Абдукаххар оглянулся и помахал рукой. Теперь он уже не улыбался. Лицо его стало необычно строгим, даже встревоженным. Он шел навстречу опасности. Мы понимали это и сочувствовали старику.

Утро стояло морозное. Над холмистой равниной плыла туманная дымка, и зарево раннего рассвета, еще не растаяв, горело вдоль горизонта. Дорога звонко отозвалась под ударами копыт — это Абдукаххар тронул своего карабаира, и вместе с ним дружно побежали остальные кони.

Мы долго глядели вслед пятерке смелых людей, которые понесли слова мира в убежище врага. Глядели, пока туман не поглотил их и цоканье копыт не стихло.

Абдукаххар не только беспокоился о судьбе переговоров с Мадамин-беком. Его тревожил путь в ставку басмаческого главаря. Ведь надо было проехать через кишлак Джида-Капе, тот самый Джида-Капе, где несколько месяцев назад произошло сражение с бандой Байтуманходжи. Сейчас в кишлаке снова укрылись басмачи, и Бай-туман, конечно, не забыл волостного комиссара, участвовавшего в бою на стороне красных. А если он помнит, то почему не пользуется случаем, чтобы отомстить за прошлое?

Вот и холм, за которым начинаются кишлачные сады. Поворот. Навстречу вылетает десяток конных йигитов. Тут трудно сдержаться, не вздрогнуть, не стиснуть в руках и без того затянутый повод. Но выдать свое состояние нельзя, и Абдукаххар говорит приветливо:

— Ассалам алейкум! Тинч-аман юринсизми? — Что означает: — Мир вам! В добром ли здравии и спокойствии пребываете?

И басмачи отвечают теми же словами. Оказывается, они посланы Байтуманом встретить делегацию и проводить до ставки бека. Все обычно, естественно, но настороженность не покидает Абдукаххара. Он знает цепу подобному гостеприимству. Вначале всегда улыбки, угощения, а потом — нож в спину. Поэтому с такой опаской едут делегаты, поглядывают искоса на своих провожатых. Вид у басмачей воинственный. У каждого кавалерийский карабин, патронташ с патронами, а через плечо тянется пулеметная лента.

Под «дружеским» конвоем проехали кишлак. Он еще не избавился от следов недавнего боя. В центре все та же обгоревшая чайхана, служившая резиденцией штабу Байтумана, а потом крепостью для нашего эскадрона. Напоминание приятное. За бой под Джида-Капе Абдукаххар удостоился благодарности командования. Этого не знали басмачи, иначе вряд ли бы так спокойно проследовали рядом с большевистским комиссаром мимо развалин, красноречиво свидетельствовавших о поражении байтумановской банды.

У берега Сырдарьи делегацию ждал каюк. Река зло шумела холодными волнами. Брызги леденели, едва попадали на борт. И люди и Лошади дрожали от ветра, носившегося беспрепятственно над водною гладью.

Когда выбрались на противоположный берег, конвой снова окружил гостей. Басмачи ждали, куда направится делегация.

Можно было поехать прямо в ставку Мадамина, но Абдукаххар избрал другой путь — в кишлак Байлыкчи, где жил ишан Хаджимат. По слухам, этот ревнитель веры пользовался большой популярностью у местных жителей, да и на самого бека оказывал влияние. Посещение ишака безусловно могло благоприятно сказаться на ходе переговоров.

Толпы народа, несмотря на сильный мороз, наводнили берег. Люди ждали делегацию и встретили ее гулом одобрения. На глазах у кишлачников парламентеры свернули к мечети, и это еще более расположило дехкан к «большевистским комиссарам». Толпа двинулась следом.

Оказалось, что не только местные жители, но и сами басмачи ждали такого шага нашей делегации. Около мечети гарцевал на красавце скакуне Байтуман. Прежде Абдукаххару приходилось видеть этого молодого курбаши лишь издали. Теперь он мог вблизи разглядеть его. В седле Байтуман держался браво, как настоящий наездник. Не зря говорили, что курбаши заядлый «улакчи» — любитель верховых состязаний. Во время одного из игрищ ему выбили передний зуб. Когда Байтуман улыбнулся Абдукаххару, между губ ясно вырисовывалась темная щербинка.

Улыбка смутила комиссара. Видно, курбаши признал гостя: бой под Джида-Капе хорошо запомнился басмачам. «В конце концов мы враги, — решил Абдукаххар. — И этого не скроешь. Боролись и будем бороться, если Ма-дамин не пойдет на мир».

Байтуман и его свита были празднично одеты. Даже несколько русских, входивших в отряд курбаши, нарядились в синие халаты и пышные лисьи шапки.

Когда делегация приблизилась к мечети, толпа разом расступилась и образовался проход. Впереди, почти под самыми сводами, на разостланном ковре сидел ишан — седой, дряхлый и, кажется, полуслепой старик. Его окружали муллы и мюриды — ученики. Должно быть, ишан ждал делегацию, иначе зачем понадобилось ему в такой мороз выползать на свежий воздух.

Абдукаххар слез с лошади. Его примеру последовали остальные члены делегации. Старый, семидесятилетний ишан попытался подняться навстречу гостям и этим показать свое уважение к делегации, но смог только пошевелиться. Впрочем, и этого было достаточно: Верующие, столпившиеся у входа в мечеть, истолковали жест ишана самым лучшим образом и одобрительно закивали головами: ревнитель ислама за мир на ферганской земле, следовательно, переговоры угодны богу…

Все это понял Абдукаххар. Он поклонился ишану и почтительно коснулся рукой его шелкового халата. Потом произнес приветствие, соответствующее сану и возрасту Хаджимата.

Ишан выразил желание услышать слова Советской власти, таившиеся в бумаге, привезенной комиссаром. Абдукаххар охотно выполнил просьбу. Надел очки, развернул обращение штаба фронта к руководителям басмаческих отрядов и, многозначительно подняв указательный пален, стал читать. Каждую фразу он переводил, и только после того как старый Хаджимат беззвучным шепотом своих дряхлых губ удостоверял, что понял смысл, он переходил к следующему пункту обращения. Когда Абукаххар добрался до заключительных слов письма, которые призвали Мадамин-бека прекратить бесполезное кровопролитие, ишан вдруг заплакал и простер руки к небу с молитвой. Этим не окончилась церемония. Хаджимат взял бумагу, поцеловал ее и сунул себе за пазуху. Поступок ишана несколько озадачил членов делегации, однако препятствовать ему было нельзя.

— Едем к беку! — сказал Хаджимат.

Услужливые мюриды подхватили старца под руки и вывели из мечети. И тут Абдукаххар удивился перемене, произошедшей с ишаном. Он сразу обрел бодрость. С несвойственной его возрасту торопливостью и уверенностью сел в седло, на которое уже заботливо была положена мягкая подушка, взял повод, конь под ним закружился. Опытными верховыми оказались и мюриды ишана. В одну минуту вся свита «святого» превратилась в кавалерийскую группу и, возглавляемая Хаджиматом, тронулась в путь. Следом поехали члены делегации. Колонну замыкал конвой Байтумана.

От Балыкчей до Кара-Тере было не меньше восьми километров. Путь несколько раз преграждали пулеметные заставы, басмаческие разъезды. Сам кишлак, где находилась ставка бека, встретил делегацию рядом укреплений. Ишана караул пропускал свободно, а незнакомых гостей подозрительно оглядывал.

Наконец и штаб — богатая байская курганча. Делегаты спешились, вслед за Хаджиматом прошли внутрь дома и по лестнице стали подниматься на балахану. В первой комнате располагалась личная охрана бека. Несколько курбашей и русских офицеров-белогвардейцев играли в кости и курили чилим. На вошедших они не обратили внимания — знали, должно быть, кто и зачем приехал. Так же равнодушно встретили вошедших и два рослых туркмена, стоявших по обеим сторонам двери. Вид у них был грозный: огромные мохнатые папахи, нависающие над бровями, черные бешметы, перетянутые кушаками, в руках оголенные, поблескивающие вороненой сталью сабли. От этих молодцов ничего хорошего ждать нельзя. Достаточно окрика бека или просто молчаливого кивка головы, чтобы неугодного пришельца изрубили на куски, Но ишана и следующую за ним делегацию стражники пропустили свободно — действовал заранее данный приказ.