Вопрос защитника:
«Вы показали, что вы окончили только народную школу. Достаточно ли этого в Германии, чтоб стать генералом?»
«Я стал генералом, следовательно — достаточно!»
Объявляется перерыв до шести часов вечера…
Да… Тактику «моя хата с краю, ничего не знаю» Ремлингер применил в полную меру своих ограниченных умственных способностей! Это понятно всем!
В зале напряженная тишина
30 декабря. 18 часов. Показания свидетелей
Первым из свидетелей дает показания колхозник из деревни Ростково, Новосельского района, В. Ф. Федоров. Ему пятьдесят три года, он малограмотный. Рассказывает он о том, что произошло в деревне Ростково 23 декабря 1943 года:
«Скажу все точно, что было в нашей деревне. Пошли на работу…
Попадаются нам множество немецких стрябителей. Только принялись за работу, заслышали стрельбу. Староста неволит работать, а у нас руки вянут, ништо не ладится… Видим, горит Ростково, сожгли его. Мы бежим, шесть километров, все бежим, все бежим, пришли домой, деревня вся горит, а мы в валенках, вода кругом. Никого не нашли, ни одного человека никого не нашли. Ищем, все промокли… Нас осталось только десять человек… В сарай всех наших согнали, сожгли заживо… Нашли мы только трупы, которых половина сожжена.
Голову тронешь, она вся рассыпается, ноги, руки отсыплятся, только туша… Нам стало страшно… Выкопали утром земляночку, так и прожили два месяца с половиной, когда пришли герои наши… Ну, я бы этих грабителей, если б только мне дали власть, я бы их перерезал всех, не могу смотреть! Погибли… (Федоров перечисляет имена и фамилии). Внучка, четырех лет, как единая куколочка, мы ее берегли… Тридцать три человека только детей погибло. Всего шестьдесят четыре человека погибло…»
«Расстрелянные тоже были?» — спрашивает суд.
«Нет, расстреляны не были, все сожжены в одном сарае, только в другой постройке три туши было… Сгорели: моя жена, Мария Николаевна, пятьдесят три года, невесткина Инна — тринадцати лет… Двадцать третьего декабря сорок третьего года было».
«Фамилии карателей вам известны?»
«Фамилии солдат не знаю. Признать их не можем, потому что темно было… Они хуже зверей!.. И больше сказать нечего!»
Колхозница Евгения Ефимовна Сергеева, 1927 года рождения, из той же деревни Ростково, уцелевшая в числе десяти, находившихся в то утро на работе в лесу, рассказывает:
«Были на работе. Прибежала домой, деревня была объята пламенем. Никого нету… Семья Трофимовых — сын, трое детей и жена Андреева — пять человек; трое детей, моя мать сожжены и две племянницы. В каждой семье были дети, от года до пятнадцатилетних — дети. Все оказались сожженными. Девушка Мария Федорова. Одна девушка была расстреляна. Сожжены были в одном сарае».
«У подсудимых вопросы есть?»
«Нет!» — ответил каждый из подсудимых.
…Колхозница Филиппова Наталья Прокофьевна, 1901 года рождения, из деревни Замушки, Карамышевского района, рассказывает:
«Мы при немцах жили в деревне Замушки. За два дня до прихода Красной Армии, в феврале тысяча девятьсот сорок четвертого года, выселились в лес, прожили там ночь и день, и пришла Красная Армия, пошла на Карамышево, а мы — домой, группой двадцать четыре человека, возвращались по три, по четыре, по пять человек вместе. Когда пришли, увидели, что там красных нет, а там — немцы. Я была с восьмилетней дочкой. Аи, думаем, нас погонят во Псков!.. Глядим: в прогоне лежат убитые старухи и дети — растоптаны ногами!.. Которые были со мной, все заплакали!..
Немцы нас с прогона убрали, погнали на край деревни, к огороду.
Там — землянка, в ней — немцы… «Постойте здесь, — говорят, — сейчас начальство войдет, решим!..»
И был шалаш, я в шалаш взошла, легла, а дочка со всеми осталась…
Вышли пять солдат с автоматами и всех постреляли. Только дочка моя упала лицом вниз, и покрыли соломой, а немцы ушли… И вечером уже пришла моя дочь, и еще одна раненая девушка — в грудь. Я раненую девушку взяла, а потом ее отправили в Ленинград… Моей дочке восемь лет было, я: «Что же ты раньше не шла ко мне?» — «Боялась, если б пошевелилась, убили бы, так и лежала со всеми в соломе» — с пострелянными, значит… Двадцать четыре человека наших убито было… Детям, которые… Модесту Захарову личико искололи ножами, голова расплющена, девочка Нина, Миша Петухов, годовалый всего ребенок, — ногами растоптаны…»
…Василий Иванович Пакулин, 1910 года рождения, жил в Заполье, Плюсского района, был завхозом запольской школы крестьянской молодежи во время оккупации.
«Как вели себя немцы?» — спрашивает свидетеля суд.
«Восемнадцатого февраля сорок четвертого года, когда эвакуировали нас, около церкви постановили всех и начали расстреливать. Тридцать пять человек расстреляли и шестнадцать тяжело ранено: Гусарова Ольга, Макар Сергеев, шестидесяти пяти лет (перечисляет фамилии), и в том числе вообще моя жена…
Детей двенадцать штук было… Они считали, что мы помогали раненым…
Отбирали скот, лошадей, у нас, в Подгорье, в Замошье, в Милютине (перечисляет ограбленные деревни). В Милютине сто тридцать домов сжег, в Заполье — тридцать… Всего из деревень Скорицы, Подгорье, Заплюсье, Замошье, Милютино и Староверский луг больше четырехсот коров и тридцати пяти лошадей угнал… А в деревне Седлицы пятьдесят человек забросали гранатами, — семьями в землянках жили, их всех убили…»
«А как вы сами остались целы?»
«Когда первый залп дали, я лег, и через меня уже весь народ падал, я лежал под убитыми. А потом я уже бежал — в лес, и там прятался до пяти часов утра… Жена моя — раненная только в ногу, тоже под трупами улежала, ребенок невредимый с нею остался…»
«Вот — крайний сидит!» — Пакулин указывает рукой на Зоненфельда.
Председательствующий:
«Подсудимый Зоненфельд, вы в деревне Заполье были?»
«Да!» — поднимаясь, признает Зоненфельд.
«Сжигали эту деревню?!»
«Да».
«В расстреле мирных граждан участвовали?»
«Да», — заметно побледнев, отвечает Зоненфельд.
Свидетельница Цветкова Прасковья Никандровна, родом из деревни Волково, жила там до сожжения этой деревни (11 января), а потом жила в соседней («наши деревни только ручеек разделяет!») деревне Пикалиха, Карамышевского района, — и я настораживаюсь: я был там в начале марта 1944 года, в Карамышевском районе, записывал все о Волкове и Пикалихе, видел кровь на местах расстрелов…
«Двадцать седьмого февраля сорок четвертого года к нам в деревню Волково и в деревню Пикалиха приехал отряд немцев на машинах. Нас выгнали из домов, погнали в большой дом на горе. Я против дома не остановилась, а все остановились ожидать приказа. А я с детишками спряталась за дом, посмотреть, что будет.
Немцы толпой погнали всех в большой дом. Я скорей захватила мальчика, дочку, и мы помчались бегом в поселок Карамышево (примерно один километр, но крайние дома — пятьсот метров). Немцы увидели, стали стрелять, но мы уже забежали во двор и просидели до утра.
Утром немцы каменные дома взрывают, деревни сжигают, нас всех гонят: «Псков, Псков!», нас гонят, а поселок Карамышево сжигают… Прошли километров шесть, стараясь тише идти… Деревня Пикалиха загорелась тоже, мы видели… А я с детьми сунулась в сторону, в снег, не заметили, так и скрылась в снегу… Когда немцы ушли, я вернулась с детьми в деревню, — в этих домах валяются трупы обгорелые, все сожжены. Человек сто восемьдесят.
Расстрелянных двое: один Петров Иван, лет двадцати, и другой Андрианов Петр, лет сорока, расстреляны, пытались, видимо, убежать…
О тех же деревнях Пикалиха и Волково рассказывает мастерица портняжной мастерской поселка Карамышево Валентина Лукинична Егорова, 1918 года рождения: на пепелищах двух домов осталось сто восемьдесят человек, сожженных вместе с домами, в большинстве дети и женщины.
«А когда ехали на Псков, много этих деревень сожженных вместе с людьми было!»
Сорокавосьмилетний колхозник Яков Кузьмич Кузмин, из деревни Мачково, Порховского района, рассказывает, как была полностью сожжена его деревня и как в деревнях Брадари и Заполье сожжены были сорок пять человек. Изобличает двух узнанных им карателей: Герера и Скотки.
