Не оставался в стороне и автор этих строк, один из многих болельщиков экспедиции. Вместе с товарищами — репортерами и звукооператорами Всесоюзного радио записывали мы на пленку голоса супруги И. И. Черевичного Антонины Дмитриевны и его ребят — школьника Вити, совсем еще маленькой четырехлетней Риты.

Так мне обидно нынче, что не сохранились те пленки в архивах Радиокомитета, что не могу я текстуально воспроизвести их на этих страницах, когда, сверяясь с документами, восстанавливаю год за годом хронологию жизни и трудов Ивана Ивановича. Ведь помогает мне в этом вся семья покойного: вдова Антонина Дмитриевна, сын Виктор Иванович — бывалый полярный радист, дочь Маргарита Ивановна, сама ставшая матерью семейства, и самый младший — «Иван Иванович номер два», появившийся на свет уже после войны.

День нынешний и день минувший…

Воздушная экспедиция на Полюс недоступности, переставший быть недоступным, была завершена в середине мая 1941 года. В теплый полдень выходили из самолета на московскую землю Иван Иванович и его спутники. Отвечая на шумные приветствия и поздравления, Черевичный говорил:

— Пока, друзья, нами сделаны только первые шаги к познанию Центральной Арктики. Мы проникли лишь на окраину огромного белого пятна. Чтобы стереть это пятно с карт, понадобится еще не одна экспедиция куда крупнее нашей.

Черевичный не мог знать, что пройдет целых семь лет, прежде чем появится возможность продолжить начатые исследования. И конечно, не мог он себе представить, что вскоре, в июне 41-го, застанет его в Арктике на очередной ледовой разведке весть о начале Отечественной войны.

Вскоре после выхода в свет мемуаров Арсения Григорьевича Головко, всю войну командовавшего Северным флотом, мы с Иваном Ивановичем разговорились об этой книге, вспомнили кое-что.

— Умел человек и воевать, и думать. И людей ценил по справедливости, — сказал Черевичный об авторе. — Кое-что нам с тобой тут особенно близко. А ну, повтори-ка даты…

Я повторил. Никогда не забуду конец августа 1942 года на борту эсминца «Гремящий». Возвращались мы от арктических островов, отконвоировав туда транспорты с вооружением и десантными частями. Зашел в кают-компанию перед ужином командир — капитан третьего ранга Антон Иосифович Турин. Спрятав в нагрудный карман только что полученную радиограмму из главной базы флота, он сказал:

— Такие у нас дела, товарищи североморцы: в Карском море — рейдер противника! По всем данным — тяжелый крейсер, или карманный линкор, как немцы его называют. «Гремящему», как и всем нашим кораблям, штаб приказываем срочно возвращаться в базы. Ясно?

Куда уж ясней! Встреча в открытом море с плавучей быстроходной крепостью — именно такими были рейдеры, совмещавшие скорость крейсеров с артиллерийским вооружением линкоров, — для эсминца ничего хорошего не предвещала.

На следующий день по возвращении «Гремящего» в Кольский залив стали известны и некоторые подробности вражеского набега. Карманный линкор «Адмирал Шеер» потопил близ острова Белуха, на северо-востоке Карского моря, небольшой ледокольный пароход «Сибиряков» (тот самый, что десять лет назад впервые прошел Северный морской путь в одну навигацию) и затем обстрелял порт Диксон — главную базу нашего транспортного судоходства в западном секторе Арктики.

Описание и анализ этой операции, задуманной гитлеровскими штабами под кодовым наименованием «Вундерланд» (страна чудес), стали нам известны много лет спустя из книги А. Г. Головко «Вместе с флотом». Сравнивая гибель сибиряковцев, не спустивших флаг перед врагом и спасших ценой своих жизней большой караван судов, с подвигом легендарного «Варяга», а также высоко оценивая оборону Диксона, адмирал писал:

Похвалу флотоводца заслужил в числе прочих и пилот Черевичный, работавший со своим экипажем в Карском море на ледовой разведке. Иван Иванович не был призван в ряды вооруженных сил, но все четыре года провел он в строю, выполняя особые боевые задания командования, заслужил три ордена.

Самое первое, особое, задание получил в сентябре 1941 года в Москве, будучи приглашен в Главный штаб ВВС Красной Армии вместе с другим полярным асом — Василием Никифоровичем Задковым.

— В Америку надо лететь товарищи, свет не ближний, — сказал суховатый строгий генерал, скользя взглядом по развернутой на столе карте.

Внушительно выглядела жирная извилистая линия фронта. Страсть до чего далеким казалось все, что лежало за ней: оккупированная гитлеровцами Европа, голубой разлив Атлантики.

Генерал продолжал:

— Надо доставить в Соединенные Штаты большую группу наших авиационных специалистов. Какую трассу вы тут проложите, а? Военные летчики просят не менее двух недель на подготовку такого рейса.

Черевичный и Задков переглянулись, помялись. Первым заговорил Иван Иванович.

— Далековато, товарищ генерал, спору нет. Но Америка не только за океаном, она ведь еще и соседка наша…

Открыл рот и молчавший дотоле Василий Никифорович:

— Мы Аляску простым глазом сколько раз видывали, когда над Беринговым проливом пролетали…

— Та-ак, — повеселел генерал, — через Сибирь пойдете, через Арктику. Очень хорошо. Когда можете стартовать?

— Хоть послезавтра.

Генерал не то чтобы опешил, но в чем-то усомнился:

— Я серьезно спрашиваю, товарищи…

— И мы не смеем шутить, товарищ генерал. Знаем — идти нам не на спортивный рекорд. Дело серьезное, однако привычное.

— Сколько времени будете в пути?

— Суток за трое управимся. С ночевками в Тикси и Анадыре. А пассажиров, разрешите узнать, много будет?

— Многовато, человек сорок.

— Разместим, только уж без спальных мест.

— Пассажиры — люди вам известные, — генерал теперь широко улыбался, называя фамилии видных военных авиаторов, из которых кое-кто участвовал в знаменитых дальних перелетах мирного времени.

Экспансивный Черевичный толкнул флегматичного Задкова:

— Ну, Василь Никифорыч, перед знатными коллегами не осрамимся?

— Как-нибудь сдюжим, Иван Иваныч… Двух полковников посадим на правые пилотские кресла, чтобы не скучали и нам с тобой помогали. Вот и в пассажирских кабинах не так уж тесно будет.

Генерал пожал руки Черевичному и Задкову:

— Тогда ни пуха вам, ни пера… У пассажиров документы оформлены.

И предупредительно проводил обоих штатских гостей до дверей своего сугубо военного, обвешанного оперативными картами и схемами кабинета.

Сколько раз, рассказывая потом товарищам-полярникам об этом приеме в штабе, Иван Иванович и Василий Никифорович посмеивались. Но на третий день полета из Москвы на Аляску им было не до смеха. Не будучи искушены в особенностях зарубежных поездок, привыкнув странствовать по родному Северу запросто, всюду встречая друзей, оба они в суматохе подготовки к необычному рейсу как-то позабыли, что по Берингову проливу проходит не только международная астрономическая линия перемены календарных дат, но и государственная граница между СССР и США. Словом, все на борту двух летающих лодок оказалось в полном порядке: и горючее залито под пробку, и разнообразнейшими картами, навигационными инструментами обеспечили себя штурманы, и таблицы всевозможных кодов и позывных были перед глазами радистов. А вот заграничных паспортов на въезд в США не оказалось ни у кого из членов экипажей.

Черевичного, старшего по перелету, последнее обстоятельно волновало куда больше, чем низкая облачность и порывистый ветер, встреченные у берегов Аляски. Однако не поворачивать же назад из-за каких-то там бумаг? Стараясь приободриться, Иван Иванович вспоминал про себя избитую, не раз слышанную остроту одесситов: «Зачем вам паспорт, когда я сам здесь?» Но при этом далеко не был уверен, что найдутся среди американских пограничных властей ценители подобного юмора. Как бы не поставить свою Родину в неловкое положение перед дружественной союзной державой?