Этот голос принес нам большое облегчение. Оганнес и я выбежали из нашего убежища и остановились в изумлении. Папа был одет в одежду турецкого крестьянина. С ним был Ахмед, который вел двух мулов, запряженных в крытую телегу.
Ахмед Ками был правой рукой моего отца. Он был родом из Ризе, но практически все время жил в нашем доме и работал на нас. Разумеется, он был турком до мозга костей, но главное, что он был добрым человеком.
Мой отец спустился в город, соблюдая большую предосторожность. Он осознавал, что рискует больше чем своей собственной жизнью. Он признался нам, что единственно, чего он боялся, так это не случилось бы что-нибудь с нами.
Наш дом находился почти на самой окраине Трапезунда, за которым начинался лес, состоявший из огромных сосен. За домом располагался большой сад, а калитка из него выходила непосредственно на дорогу, шедшую вдоль леса. Через эту калитку отец выходил в лес и ставил там капканы. Ночью это место казалось жутковатым, особенно когда дул сильный ветер с моря и завывания бури превращались в зловещее бормотание, мешавшее заснуть.
Отец прошел лес насквозь и вошел в сад с задней стороны. Ему пришлось дождаться темноты, потому что с ним был только ключ от главного входа в дом. Потом он очень быстро собрал багаж с самым необходимым. Он даже рискнул забрать деньги и наиболее ценные вещи. Взял также верхнюю одежду и личные документы. Занимаясь этим, он услышал стук в дверь. Поначалу он испугался, полагая, что это турки, пришедшие ограбить наш дом. Но нет. К счастью, это был Ахмед. Когда мужчины увидели друг друга, они обрадовались и обнялись. Ахмед был весьма взволнован и сообщил плохие новости. Многие турки (здесь он явно устыдился) ограбили армянский квартал. Он сам помешал группе турок войти в дом. Ему пришлось соврать и сказать, что он долгое время гнул спину на армянина, а теперь это имущество перешло ему по праву.
Нападавшие ушли в ярости. Они надеялись безнаказанно войти в дом и унести товары со склада. С улицы они грозили Ахмеду — он не может присвоить себе все эти вещи и должен поделиться с ними.
Но Ахмед направил на них охотничье ружье отца, которое было спрятано в доме, — лицензии на него у отца не было. Видя решительность Ахмеда, они отступили, грозя ему кулаком и выкрикивая оскорбления.
Ахмед был уверен, что они вернутся. Он не знал, через сколько времени они придут, и рекомендовал отцу, чтобы все мы уезжали. Он заплакал и сказал, что будет защищать дом и все наше имущество столько времени, сколько это будет нужно, и не пожалеет ради этого своей жизни.
Отец поблагодарил его за верность и потом послал его в порт узнать, в каком состоянии находится судно. Он велел найти капитана Али Меркези, на которого, как он надеялся, можно было положиться. Если это так, то ему следовало собрать команду и как можно быстрее подготовить судно к длительному плаванию.
За последние три дня отец загрузил в корабль много товаров, которые ему привезли его агенты, и корабль был готов отплыть в любой момент.
«Эль-Сирга» представлял собой парусное судно с мотором, длиной в тридцать пять метров и шириной в девять метров. Корабль был похож на шхуну и развивал под парусом скорость до девяти узлов. Судно было очень быстрое и вполне пригодное для морских путешествий, и отец гордился им. А поскольку перевозимые товары были не очень объемными, судно вполне устраивало его.
Мой отец не был моряком, но он уже имел опыт многодневных морских переходов. На обратном пути из Константинополя Али Меркези почувствовал себя плохо, и отцу пришлось взять командование на себя. Несмотря на плохую погоду, они благополучно прибыли в Трапезунд.
Ахмед отправился в порт за капитаном. Он его давно знал. И, хотя Меркези был турком с весьма радикальными идеями, Ахмед надеялся, что, уважая моего отца, Меркези не предаст его в такой момент.
Отец попросил также Ахмеда позвать турчанку Айшу, жившую недалеко от нашего дома и работавшую горничной у моей матери. Айша пришла очень быстро, вся в слезах. Она говорила, что виной всему дьявол, поселившийся в сердцах мужчин.
Она помогла отцу собрать вещи. Мамины драгоценности и мешочек с золотыми монетами были спрятаны на дно старой корзины. Поверх них было положено сено и несколько дюжин яиц, и все это было накрыто тряпочкой наподобие тех, которые использовали крестьяне, едущие на базар из своих деревень. Айша должна была отнести корзину на «Эль-Сирга» под видом торговки или жены одного из матросов. Отец не хотел рисковать, он знал, что все эти вещи могут понадобиться нам в трудную минуту. Доверие его к женщине было безграничным.
Он попросил также известить его сестер Асмик и Лусин, а также дядю Атома и Дадхада Дадриана. Все они должны были собраться у старой пристани в полночь. Если все получится как запланировано, они смогут сесть в лодку и добраться на ней до судна. Он предупредил, чтобы его родственники не брали с собой много груза. Они должны взять с собой только самое необходимое.
Потом они погрузили вещи на телегу. Оставлять дома все добро, которое он и моя мать нажили за долгие годы, было невыносимо, но нельзя было терять время, и он собрался. Что касается серебряного сервиза, унаследованного от тети Норы, отец попросил Айшу сохранить его в своем доме. Он не знал, сможет ли он когда-нибудь вернуть себе этот сервиз, но ему хотелось сохранить его не из-за его материальной ценности, а как память о матери. Ей он очень нравился, и она с гордостью использовала его в Рождество или на дни рождения, когда приглашала в дом родственников и друзей. Папа помнил, с каким трепетом мама накрывала на стол, помещая каждую вещь на свое место вместе с салфетками из тонкой изящной ткани, которую мой отец купил в старой лавке на площади Бейазит, недалеко от большого базара Константинополя. Айша утирала слезы при этих воспоминаниях, а папа, всегда старавшийся казаться жестким человеком, вдруг безутешно разрыдался, не в силах больше сдерживаться.
Часа через три вернулся Ахмед. Сгорая от стыда за своих земляков, он сказал, что на Али Меркези рассчитывать нельзя. Он даже не решился вступить с ним в разговор, хотя и видел его издалека. Али был сильно выпивши и как безумный орал, что надо раз и навсегда покончить с армянами в Трапезунде. Ахмед предпочел не говорить ему ничего, потому что из-за состояния, в котором он находился, могло случиться всякое. Али сидел в окружении таких же, как и он, и Ахмед ускользнул оттуда раньше, чем его могли заметить и как-то связать его с нами.
Там он случайно столкнулся со старшим боцманом предпенсионного возраста Исмаилом Кемалем, шепнувшим ему, что все это похоже на безумие, виной которому дьявол. Слова Исмаила вызвали доверие к нему у Ахмеда, и он пригласил Исмаила выпить с ним чайку.
Боцман догадывался, что именно хотел ему сказать Ахмед, и мужчины договорились без лишних слов. Исмаил взялся оповестить только тех членов команды, которым можно доверять. Трех опытных членов экипажа было достаточно, чтобы выполнить любой маневр на судне. Боцман повторил несколько раз, что «Эль-Сирга» был для него как лошадь, с которой надо было только обращаться ласково, и тогда можно ею управлять.
Попивая чай, они обсудили поведение капитана. До сих пор он производил впечатление человека, которому можно доверять.
Исмаил Кемаль сказал, что его лично капитан никогда не обманывал. Меркези было мало того, что он распоряжался кораблем, ему хотелось иметь его в собственности. В глубине души он ненавидел хозяина-армянина, у которого так хорошо шли торговые дела. Ему были ненавистны уровень благосостояния хозяина, его дом, воспитание его детей, его природный ум, благодаря которому он решал жизненные проблемы. Вообще-то, Исмаил столкнулся с Али Меркези накануне вечером, как раз когда хоронили жену хозяина, и Али сказал ужасную вещь: жаль, что она умерла, ведь он хотел ее именно для себя.
Но Меркези был хитер. Он знал, что когда-нибудь наступит и его время, и тогда уж он не упустит свой шанс. Этот день наступил, а поскольку Али был еще и трус, он напился. Все это было дурным предзнаменованием. Для Кемаля это был признак того, что Али надеялся, что алкоголь придаст ему силы для реализации своих злобных планов. Времени оставалось совсем немного.
