Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Да, друзья мои. Турция сможет выйти на свой путь. Надо сказать ясно и определенно, что существует армянский вопрос. Это вопрос государственный, и он должен быть решен любой ценой. Здесь нельзя ссылаться на какие бы то ни было чувства, надо думать только о спасении родины. И здесь, друзья мои, нет места жалости.

Мы знаем, мы абсолютно уверены, что немцы помогут нам в этом важном деле. Каким бы трудным ни был этот путь, каким бы тяжелым нам его ни сделали. Мы, настоящие патриоты, покончим раз и навсегда с этим проклятым армянским вопросом».

Доктор Назим закончил свою речь в таком сильном нервном напряжении, что у него дрожали веки и, как в лихорадке тряслись руки. Было ясно, что он не думает ни о своем здоровье, ни о самом себе. Я понял, что это был цельный человек, за которым я должен идти во что бы то ни стало.

После короткой паузы Хуманн тяжело поднялся. Действие алкоголя, захвативший его интерес к обсуждаемому вопросу усталость, вызванная поздним бдением, — все это навалилось на него. Тем не менее он казался настолько взволнованным мыслями, высказанными Назимом, что ему было трудно произнести хоть слово. Он тоже обильно потел, его глаза блестели неестественным блеском, а левый глаз сильно дергался. У него были такие большие и такие крепкие руки, что, казалось, он мог сокрушить ими все что угодно.

«Друзья, — его голос охрип из-за алкоголя и плотной завесы дыма от турецких сигарет, которые мы все курили, — я абсолютно уверен, что само Провидение дало нам возможность собраться этой ночью.

Мы все здесь дети двух империй — Германии и Турции дружественных наций, объединенных единой судьбой. Мы унаследовали блестящую историю, создавшую предпосылки для будущего.

Но одна часть мира нам завидует, другая — ненавидит, хотя и боится. Народы, не имеющие будущего, как пиявки пьют из нас кровь, пользуются нашим великодушием и нашей силой плетут во тьме заговоры, стремятся объединиться с нашими врагами, шпионят даже внутри наших казарм, ждут подходящего момента, чтобы нанести нам удар».

Хуманн был так взволнован, — по правде говоря, мы все Шли в таком состоянии, — что ему пришлось выпить бокал шампанского, предложенный ему Паулем, ибо он, казалось захлебывался собственной речью. Прежде чем продолжить говорить, он сделал глубокий выдох.

«Так вот, о чем это я… Ах да — об ударе, — он зловеще улыбнулся. — Удар по ним нанесем мы. Не колеблясь. Мы сделаем так, что в этот день они раскаются во всех своих прегрешениях. Они заплатят за свою алчность, свое врожденное коварство, свое предательское поведение…»

В этот момент граф Шуленбург поднял руку. Этот аристократ почти весь вечер просидел молча. Хуманн выглядел очень усталым и с удовольствием уступил место новому оратору, садясь на свое место, в то время как граф поднялся.

Голос у графа Шуленбурга был несколько резковат и, может быть, поэтому он говорил очень тихо. Его было почти не слышно, и мы все замолчали, чтобы понять, о чем он говорит.

Он прокашлялся и робко посмотрел вокруг себя через позолоченные очки:

«Друзья, позвольте мне небольшую фамильярность. Как вы, наверное, знаете, моя страсть — это история. В политике я разбираюсь слабо. Чтобы быть политиком, надо обладать особыми достоинствами, которых у меня нет. Мне стыдно в этом признаться, но это так.

Тем не менее я воспринимаю вас как своих товарищей. Как если бы мы спали в одной казарме и проходили одну и ту же армейскую службу. У вас не должно быть ни малейшего сомнения в том, что обстоятельства превратят нас в товарищей по оружию, ибо, чтобы построить будущее, мы должны бороться, и если надо, то и умереть.

После этого вступления позвольте мне взять на себя роль предсказателя. Я всегда стремился к тому, чтобы предвидеть события. Ожидать их прихода. Не допускать, чтобы история раздавливала нас или, по крайней мере избегать этого. При этом все мы знаем, что история непредсказуема».

Шуленбург выглядел совсем как простой человек. Как будто он был неспособен убить даже муху. Его светлые голубые глаза казались прозрачными.

«Да, друзья. Позвольте мне совершить прогулку во времени. Наши страны, Турция и Германия, будут развиваться успешно. Несомненно, наступят и тяжелые времена. И не только для нас — для всего мира. Это будет такой трудный период, что многим будет казаться, что пришел конец света.

У Германии тоже есть смертельный враг — мировой сионизм.

Наши города, много наших населенных пунктов заражено евреями. Здесь они играют ту же роль, что и армяне в Турции, хотя, как мне кажется, есть существенная разница.

В вашей стране армяне представляют собой нацию с завышенными претензиями, не желающую интегрироваться в общество. В конце концов это нам на руку, ибо они хотят раздробить Турцию и создать любой ценой свою собственную страну. А у нас есть евреи, которые представляют собой серьезнейшую проблему. Они изменили нашу жизнь, внесли свои привычки и обычаи, чуждые немецкой природе. Они проникли в университеты, на кафедры, в профессиональные корпорации, в первую очередь в сфере права и медицины. Они захватили торговлю и промышленность. И хуже всего то, что они действуют исходя из своей собственной точки зрения, своей морали и своей еврейской этики. — Шуленбург вздохнул, — Как можно говорить о еврейской этике. Также как Турцию, нас поразил рак, который распространяется по всему социальному организму. Но пусть у вас не останется ни грана сомнений в том, что Германия будет долго сидеть сложа руки. Наступит время, когда воды вернутся в свое русло, и эта ситуация разрешится навсегда.

Но прежде давайте поможем нашим османским друзьям освободиться от их проблем. Если один из друзей может освободиться от гнетущих его трудностей, нам всем станет легче, Турция выйдет победителем в своей борьбе за единство страны, Турция станет сильнее, и это пойдет на пользу Германии. Затем, с учетом полученного опыта, придет и наш черед».

Слова Шуленбурга завершили наше собрание. Было около четырех часов утра, и невероятное количество выпитого пива, вина и шампанского начинало сказываться.

Я лично старался пить умеренно, но к концу встречи это оказалось невозможно. Порой мне казалось, что я плыву по воздуху.

Но при всем этом что-то говорило мне, что эти люди были моими учителями.

Пока мы прощались, во мне крепла уверенность, что все, о чем здесь говорили, осуществится. Но тогда я не знал, до какой степени это станет реальностью.

В Турцию я возвратился в марте 1915 года. Я считал себя подготовленным к тому, чтобы выполнить любые порученные мне задания. Длительное пребывание в Германии изменило весь строй моих мыслей. Знакомство с такими интересными людьми, с их ясными и конкретными идеями помогло мне понять многие вещи. До этого они теснились в моей голове лишь в форме смутных догадок.

Сейчас я знал, какова была подлинная ситуация в Турции. Насколько хрупка была ее система. Каким образом ее недруги собирались разрушить и раздробить ее. Два человека внесли важный вклад в мое образование: советник по внутренним вопросам немецкого посольства в Константинополе Хуманн и доктор Назим, с которым я вновь встретился в Париже после его приглашения.

Первый из них настоял на том, чтобы мы встретились как только окажемся в Турции. Он обещал связать меня с послом Гансом фон Вангенхаймом, сказав, что они нуждаются во мне как человеке, пользующемся их доверием. «Абсолютным доверием», — подчеркнул он. Речь шла о том, чтобы быть связным между видными немецкими военными, служившими в Германии, (а их становилось все больше и больше, и они занимали важные посты в турецкой армии) и турецкими военными. На практике это означало служить связным в сфере военной разведки. Причины были очевидны.

Германия была весьма заинтересована в том, чтобы улучшить состояние турецких вооруженных сил. Поэтому много видных немецких офицеров служило в турецких военных академиях, в специальных школах и даже в основных немецких консульствах в качестве связных по информационным вопросам.

13
{"b":"234600","o":1}