Отойдя на значительное расстояние от города, странник оглянулся по сторонам: на дороге не видно было ни одной души.

– Ну, – произнес он, обращаясь к своему провожатому, – теперь времени терять нельзя. Гайда в лес, да поскорее! Ха – ха! Дело сделано, теперь уже осталось безделье!

С этими словами он оставил руку мальчика, и оба торопливо зашагали по направлению к лесу, видневшемуся на краю горизонта. До леса было, по – видимому, не менее пяти верст, но путники бодро шагали, не показывая признаков утомления.

– А здорово таращил на пана дядька очи тот казак, – обратился к страннику мальчишка, – словно припомнить что-то хотел.

Нищий усмехнулся в бороду:

– Д-да, ну не желал бы я, чтобы на этот раз ему память помогла.

– У меня даже мурашки по коже побежали.

– Хе, струхнул и я… Одначе ты, малый, того, потише, а то смотри, как бы нас с тобою не подняли туда, откуда я тебя спустил. Здесь и ветер ведь разносит слова. А стоило только тому здоровому дурню протереть лучше свои буркалы… Ну, сам понимаешь…

Мальчишка, действительно, был, по – видимому, способен понимать все с полуслова.

– Небось! Своя шкура тоже дорога! – произнес он с наглой усмешкой.

– То-то же. Да прибавь шагу! На всякий случай надо поскорей замести свои следы.

Спутники замолчали и ускорили шаги. Через полчаса они достигли опушки леса и вошли под его сетчатые, полуобнаженные своды.

Это был старый и дикий черный лес, преимущественно дубовый. Хотя стоял уже конец октября, но деревья еще сохранили часть своей золотистой листвы; дубы она покрывала еще густым и жестким бронзово – красным покровом. Лес был дик и запущен. Тысячи кустарников, молодых деревьев, старых обвалившихся стволов переплетались в нем густой непролазной стеной, а над всей этой массой поподымались вершины могучих столетних дубов.

– Ну, здесь уже все-таки легче, – произнес странник, оглядываясь с удовольствием на охватившую их со всех сторон чащу, – не люблю я открытых мест.

– А я и белого дня! – прибавил мальчишка.

– Гм… Молодец. А не забыл ты, какие приметы?

– Нет, нет! Идите смело за мной.

Путники прошли еще версты три по дороге, пролегавшей через лес. Наконец мальчишка остановился у молодой березы со свежеотрубленной веткой.

– Вот здесь, – произнес он, – отсюда налево.

– Верно, верно, – согласился и странник, осмотрев внимательно ветку.

Они свернули в чащу леса. Время от времени мальчик останавливался у каких-то зарубленных или особенно загнутых веток и с уверенностью продолжал дальше путь.

С полчаса, а может и больше, кружили путники по лесу и наконец дошли до небольшой прогалины, посреди которой стояли две оседланные лошади, привязанные к дереву на длинных поводах. При виде появившихся наконец хозяев, одна из лошадей вытянула навстречу им свою лебединую шею и издала тихое ржание.

– Узнал? – странник подошел к лошади и ласково потрепал ее по шее. – Только ты потише, это тебе не Гадяч.

Затем странник и мальчик взяли лошадей под уздцы и вывели их обратно тем же путем на дорогу. Здесь они отвязали от седел свои длинные кереи, набросили их на себя, нахлобучили на головы каптуры, вскочили на лошадей и поскакали по дороге вперед.

В лесу было тихо и пустынно. Уже всадники проехали верст десять, не повстречавши ни единой души, как вдруг старший придержал коня и внимательно прислушался.

– А что, пане дядьку? – спросил младший.

– Слушай, – произнес отрывисто странник.

Мальчик последовал его примеру; оба замерли, чутко насторожившись.

В лесу было тихо, так тихо, что слышно было, как падал на землю отживший лист, и сквозь эту тишину до слуха путников явственно донесся какой-то отдаленный шум, то затихавший, то усиливавшийся.

Нищий соскочил с коня и припал ухом к земле.

– Скачут? – прошептал мальчик.

– Скачут.

– Много?

– Душ двадцать.

– Что ж делать?

– Бери лошадей и прячься с ними скорее в самую чащу, да сиди там до тех пор, пока я не крикну тебя дважды пугачом.

– А пан дядько?

– А я! – нищий внимательно оглянулся кругом.

Недалеко от них лесная чаща, отступая полукругом от дороги, образовывала небольшую прогалину, на краю которой поднимался гигантский развесистый дуб; листья покрывали его густой шапкой и могли представить для наблюдателя надежную защиту.

– А вот куда, – произнес нищий и указал мальчику на дерево.

– А если кто заметит?

– А вот ты посмотри, ну ж, живо!

Странник соскочил с коня, сбросил керею, привязал ее к седлу и передал лошадь мальчику, а сам направился к дубу. Через несколько минут он уже сидел на одной из верхних веток, совершенно скрытый густой листвой.

– Ну что? – спросил он мальчика.

Мальчик обошел со всех сторон дуб и ответил уверенно, что тут не рассмотрит и сам дьявол.

– Ну, так ступай, да заберись подальше, чтоб лошади не заржали.

Через несколько минут мальчик с обеими лошадьми скрылся в чаще леса. Слышно было только, как трещали сухие ветви под их ногами, но вскоре и эти звуки исчезли.

Притаившись в листьях, нищий стал чутко прислушиваться. Отдаленный шум слышался уже явственнее, – он приближался; теперь можно было легко различить топот нескольких коней.

Через несколько минут на дороге показался небольшой казацкий отряд. Впереди отряда ехала высокая стройная молодая женщина, вооруженная с ног до головы.

Рядом с нею ехал молодой светловолосый казак.

Небольшой отряд из пятнадцати – двадцати казаков сопровождал их. Лошади путников были утомлены; видно было, что они совершили немалый переезд.

– Тут, что ли, остановимся, Марианна? – обратился к молодой спутнице сопровождавший ее казак. – Вот здесь, смотри, под этим дубом?

– А разве так не доедем? Зачем терять время? До Чигирина ведь близко, – ответила она низким, грудным голосом.

– О нет, еще верст пятнадцать, а то и двадцать осталось… Тебя разобьет, панна Марианна, совсем.

– Пустое!

– Да и лошадям надо бы дать отдохнуть. Смотри, уморились совсем.

– Ну, коли так, то гаразд.

– С коней, панове! – скомандовал казак, обращаясь к своим товарищам. – Сходи на эту полянку, сделаем привал.

Все свернули с дороги и въехали на прогалинку, на опушке которой стоял дуб.

Соскочив с коня, молодой казак подошел к Марианне, чтобы помочь ей сойти с лошади; но девушка отстранила его руку и легко и ловко соскочила сама на землю.

– Гей, хлопцы, коня возьмите! Иди сюда, панна Марианна, вот здесь, под дубом, приляжь, отдохни! – Он указал на разостланный уже казаками под дубом ковер.

Девушка последовала его приглашению, а казак бросился доставать из тороков всевозможные припасы. Через минуту на ковре перед Марианной появились фляжка меду, хлеб, вяленое мясо, копченое сало и другие запасы. С самой нежной заботливостью принялся казак угощать свою спутницу, но девушка ела мало. Она рассеянно отвечала на его вопросы. Брови ее были сурово сжаты, глаза глядели задумчиво и сосредоточенно вперед. Казалось, что за этим темным непрозрачным стеклом ее глаз хранилась какая-то грустная тайна: она-то проглядывала и в сурово сдвинутых бровях девушки, и в скорбно сжатых углах ее рта; но видно было, что этой тайны не вырвал бы у нее никто, никогда…

– Ты устала, панна Марианна? – произнес казак, всматриваясь в бледное лицо панны.

– О, нет!

– Не ешь ничего…

– Благодарю тебя, я уж сыта.

– Выпей хоть келех меду, Марианна, он подкрепит тебя.

Девушка улыбнулась:

– Если ты этого хочешь – изволь, но сил мне не к чему подкреплять; ты ведь меня знаешь, Андрей!

Разговор оборвался. Между тем коням распустили подпруги, подвязали мешки с овсом; хлопцы, достав из тороков провизию, расположились на отдых. Несколько душ бросилось было собирать сухой хворост для костра, но атаман остановил их.

– Не надо огня, панове! Опасно, чтобы дым не привлек кого-нибудь.

– Да ведь Ханенка, Андрей, уже загнал гетман в Крым? – произнесла Марианна.