«Я наследница. Возможно, запоздалая, но кровью и плотью связанная с самым старинным родом в Великобритании. И я решительно намерена заявить о своем праве на наследство, в котором было отказано моей матери».

— Знаешь, ma petite, — сказала Селеста, когда они сели в элегантную карету, а их багаж был погружен наверх, — моя бедная Фаустина сохранила доказательства их клятв вовсе не из-за того, что с ней случилось позже. Она хотела, чтобы ты получила то, что тебе положено по праву.

Протирая перчаткой пыльное стекло окошка, Кайла кивнула:

— Да. И все же она не была непорядочной и порочной женщиной, что бы о ней ни говорили. — Внезапно в глазах Кайлы появились слезы, к горлу подступил ком. Она повернулась к Селесте и увидела на лице тетушки такое же страдальческое выражение.

— То, что произошло с бедняжкой Фаустиной, ma petite, очень печально. Но как иначе могла она выжить в этом мире, если репутация была подорвана совсем не по ее вине? У несчастной просто не было выбора. Не следует винить ее за то, что она встала на этот путь. В душе она до конца оставалась чистой, милой девушкой.

— Я это знаю. — Кайла прокашлялась, чувствуя, что внезапно сел голос и она не в состоянии говорить. — Я знаю, что моя мама совсем не такая, как кое-кто о ней говорил. Папа Пьер рассказывал мне, что, когда мама приехала в Индию, она была похожа на потрепанную бурями нежную бабочку. Если бы не папа Пьер… — Кайла нервно вздохнула. — Если бы не он, мама умерла бы гораздо раньше. Я никогда не смогу отплатить ему за то, что он сделал и для нее, и для меня.

— Пьер Ван Влит — очень порядочный человек, ma petite, таких немного на свете, — твердо сказала Селеста. — Не слушай тех, кто станет говорить, будто у тебя нет прав. У тебя они есть. Просто Уолвертон не дал их тебе, но твои права бесспорны, и в один прекрасный день ты их получишь. Это право по рождению. Сколько случаев было в последнее время, когда это право нарушалось! Множество!

Селеста внезапно замолчала, вспоминая о временах террора, который захлестнул ее любимую Францию. Сколько же людей было убито! Дворянство почти полностью уничтожено, и даже короля и королеву убили, словно животных. Фаустина высказалась об этом лишь однажды, находясь в бреду. Слова и выкрики матери потрясли Кайлу, и няня поспешила увести девочку. Можно было лишь догадываться, какой ужас пережили Фаустина и другие несчастные.

Лицо Селесты при тусклом свете, пробивающемся через оконце кареты, казалось бледным. Вокруг ее глаз были заметны морщинки, в черных волосах, выбившихся из-под модной шляпки, поблескивала седина. В эти мгновения на ее лице можно было увидеть печать перенесенных страданий и белые шрамы — память о прошлом, которое страшно вспоминать.

Графине дю Буа чудом удалось спастись, графу же суждено было закончить жизнь на гильотине. Овдовевшая юная графиня бежала, как и многие представители французской аристократии, в Англию. Здесь очаровательная Селеста встретилась с человеком, который вырвал ее из тисков нужды, женившись на ней. Это был всего лишь немолодой английский барон, но весьма порядочный человек, и Селеста посвятила ему свою жизнь. Подобно тому, как Фаустина — Пьеру.

Наклонившись вперед, Кайла положила руку на колени Селесты.

— Простите меня, тетя. Я вызвала у вас печальные воспоминания.

Селеста ласково похлопала Кайлу по руке:

— Эти воспоминания всегда со мной, ma petite. Они никогда меня не оставят. Я стараюсь пореже думать об этом. Я должна благодарить милосердного Бога за то, что он дал мне здоровье и некоторые средства, хотя дети Режинальда унаследовали недвижимость. Они славные дети и всегда были добры ко мне. — Селеста задумчиво вздохнула. — Если бы все это было у Фаустины…

— Не надо печалиться о маме. Последние годы она жила счастливо. — Кайла откинулась на бархатные подушки.

Громадные колеса кареты гремели по мостовой, порой попадая в ямы, карету сильно встряхивало, и нужно было держаться за кожаные ремни, свисающие с потолка. Кайла посмотрела в оконце.

Несмотря на страшную грязь и свинцовое небо, Лондон производил внушительное впечатление. И при всей неопределенности будущего у Кайлы родилась уверенность, что она сумеет преодолеть все трудности.

Кайла смотрела на элегантную женщину, сидевшую перед камином. Желтые и оранжевые языки пламени отражались на стенках массивного серебряного чайника. Украшенные бельгийскими кружевами салфетки лежали на столе и на коленях женщины. Чопорная дама с надменным выражением лица смотрела на Кайлу поверх изящной чайной чашечки, украшенной прихотливым узором. Дама прихлебывала чай, сохраняя поразительное самообладание, и лишь легкая дрожь руки выдавала, чего ей это спокойствие стоило.

— Чего конкретно вы от нас хотите, мисс Ван Влит?

Вопрос был задан холодным, отчужденным тоном. Дама вела себя так, словно Кайла приехала для того, чтобы вернуть одолженный серебряный чайный сервиз, а не добиваться прав, которых ее когда-то лишили. Тон резанул Кайлу, и ее ответ прозвучал непривычно резко:

— Ничего из того, что мне не положено, ваша светлость.

Герцогиня слегка нахмурилась, однако самообладание и на сей раз не покинуло ее. У нее не дрогнули ресницы, не появилось ни малейшей искорки в глазах, не шевельнулись губы.

— В таком случае мы придерживаемся того же мнения, мисс Ван Влит. Ибо вам ничего не положено.

Кайла устремила на собеседницу пронзительный взгляд:

— Ничего? Вы ошибаетесь, полагая, что я не подам иск, ваша светлость. Мне нечего терять.

Чашечка слегка зазвенела на тонком до прозрачности блюдце, когда герцогиня наклонилась и поставила его на стол.

— Любезная мисс Ван Влит, вы ничего этим не добьетесь. Вы думаете, я признаю, что ваша претензия обоснованна? Я не скажу этого, потому что это не так. Как было доведено до сведения ваших барристеров, ваша мать не состояла в браке с моим покойным мужем, а даже если бы и состояла, из этого еще не следует, что вы его ребенок.

Хотя Селеста и предупреждала Кайлу, что вдовствующая герцогиня так просто не уступит, девушка не ожидала подобной агрессивности, которая маскировалась холодной уверенностью в себе и сдержанностью. Кайла сделала шаг к герцогине.

— При всем моем уважении к вам, ваша светлость, я должна заявить, что располагаю документами, которые подтвердят законность моих притязаний. Когда родители герцога принудили его отказаться от моей матери, они не смогли забрать у нее документы. Ей удалось их спрятать, и сейчас они в моем распоряжении.

Наконец-то в глазах герцогини мелькнула искра, свидетельствующая о том, что она обеспокоена словами Кайлы, хотя тон ее остался все таким же холодным:

— Покажите их мне, мисс Ван Влит, чтобы я могла убедиться в их подлинности.

— Я не столь глупа и наивна, чтобы отдавать их вам в руки, ваша светлость. Они спрятаны в надежном месте. Все, что я хочу получить от вашей семьи, — это мою часть наследства и признание того, что моя мать на самом деле была замужем за герцогом. Я хочу, чтобы мое неотъемлемое право по рождению было признано, а доброе имя матери восстановлено.

— Ваша мать была всего лишь ночной бабочкой, дорогая моя, как ни прискорбно вам это слышать. Неужели вы полагаете, что кто-то вам поверит и станет думать иначе? — Глаза герцогини блеснули. — После того, как она много лет была дамой полусвета в Лондоне, притом хорошо известной дамой. Я не думаю, что ваш иск удостоится внимания магистрата, а тем более судьи.

— Не смейте говорить о моей матери в подобном тоне! Она была не тем, чем вы пытаетесь ее представить. Она принадлежала к аристократическому французскому роду, и, смею думать, более знатному, нежели ваш, мадам!

Это было правдой. Беатрис Хайд Паркер Ривертон могла быть дочерью английского виконта, но Фаустина Оберж была единственным ребенком французского маркиза. И притом Кайла сама была дочерью герцога, так что пусть эта надменная ведьма не разговаривает с ней как с уличной девкой.