Все называли ее «Джинья», на испанский лад. Горничные восхищались новыми нарядами, и даже тетя Альфонса оттаяла настолько, что благосклонно заметила, как идут к глазам Джинни изумруды, подаренные доном Франсиско. И хотя Джинни протестовала против таких дорогих подарков, ее никто не слушал.
Драгоценности предназначались для невесты дона Эстебана и все эти годы пролежали в сейфе, ожидая своего часа.
У Джинни было все, что она хотела, и даже резвая кобылка арабской породы.
Джинни все время чувствовала себя неловко — ведь многочисленные друзья и родственники ожидали, что Стив женится на Ане Вальдес, а тут неизвестно откуда появилась незнакомая женщина, да к тому же американка! Но ее приняли без расспросов, с истинным гостеприимством и добротой. И теперь заверения дона Франсиско, что внук подчинится его приказу, уже не казались ей странными. Она поняла, что старик держит в руках жизнь и смерть людей, работавших на асиенде. Рассказы Стива и Ренальдо помогли девушке лучше увидеть картину этого все еще феодального общества. Но каким образом Стиву удалось вырваться отсюда? И почему он захотел сделать это? Она чувствовала, что презирает его еще больше за то, кем он стал — бандитом, авантюристом, и не потому, что должен бороться за выживание, нет. Стив был достаточно безрассуден, беспечен и порочен, чтобы жить подобной жизнью. И что еще хуже, он лицемер — осмеливается осуждать богатых землевладельцев и французов, прибывших сюда по их приглашению, — но разве он сам не был одним из них?! Он убивал и воровал во имя дела Хуареса, который желал все отобрать у богатых и раздать бедным — бандитам и пеонам, своим сторонникам! Нет, Джинни никогда не понять этого!
Она не хотела думать о Стиве, но ничего не могла поделать — остальные женщины в доме все время напоминали о свадьбе, наслаждаясь смущением девушки. Они считали все это романтичным, как из волшебной сказки. Подумать только, дон Эстебан похитил красивую девушку, в которую страстно влюблен! Украл ее из-под носа тирана-отца! Вот это настоящая любовь!
Даже Рональде, обычно такой тактичный, иногда заговаривал о свадьбе. Приглашения уже рассылаются. Не хочет ли Джинни пригласить друзей и родных?
И девушка против воли краснела и заикалась. Нет-нет, она никого не желает видеть. Дону Франсиско Джинни призналась, что хочет все рассказать отцу после свадьбы. Позже, когда она станет замужней женщиной, все объяснит отцу и Соне.
Но были минуты, когда Джинни не могла отделаться от непрошеных мыслей. Что сделает Стив, когда вернется, как поступит? Пока она под защитой дона Франсиско, но что будет потом?! Сумма, положенная стариком на ее имя, позволит Джинни стать самостоятельной, путешествовать, делать все, что захочется, но что, если Стив решит по-другому?
Ведь свадьба делает женщину рабыней мужа, и вдруг он решит предъявить на жену свои права? Ведь сказал же он Джинни, когда та ударила его ножом:
— Не стоит недооценивать друг друга.
Джинни не смела недооценивать Стива — она слишком плохо его знала!
«Я боюсь его, — думала Джинни как-то ночью, не в силах уснуть. — Он совершенно непредсказуемый и способен на все! Что, если он решит отомстить?!» Но ведь она ни в чем не виновата! Стив сам привез ее сюда, поставил в ужасное положение. Пусть теперь узнает, каково это — потерять драгоценную свободу, о которой он так много говорит! Нет-нет, она никогда больше не позволит себе склонить перед ним голову, никогда не испугается!
Но все же были ночи, когда тяжелые запахи жасмина и гардений врывались в спальню, не давая дышать. Джинни снова и снова повторяла себе, что всему причиной жара, дремлющая, томительная чувственность непривычного климата. Почему, почему тело предает ее, тоскуя по его ласкам, вынудившим ее пробудиться от девственного забытья И понять, что такое страсть, желание и удовлетворение этого желания. И пусть умом Джинни ненавидела Стива и вздрагивала при воспоминании о его требовательных, ненасытных руках и губах, все же были ночи, когда она терзалась жаждой ощутить его разгоряченную плоть, безумные поцелуи на губах и груди, тяжесть тела, заставлявшую забыть обо всем, кроме стремления достичь блаженства и экстаза…
Иногда Джинни, вне себя от возбуждения, наполняла ванну холодной водой и лежала в ней, пока не начинали стучать зубы.
«Что со мной? — спрашивала она себя. — Неужели я становлюсь таким же презренным созданием, как Стив, живущим лишь страстями, инстинктами тела, а не разумом? Я ненавижу его, в этом нет сомнения, и все же, когда он прикасается ко мне или целует… становлюсь животным, и Стив… Стив знает это, знает, что может сделать со мной все что заблагорассудится! Как несправедливо, что я родилась женщиной!»
Никому, ни одному человеку Джинни не могла признаться в этих постыдных чувствах: ни старому священнику, которому была обязана исповедаться, ни даже Ренальдо, верному дорогому другу.
Прошло десять дней с тех пор, как дон Франсиско привез ее в «большой дом», и, несмотря на спокойную жизнь, Джинни временами ощущала, что ее нервы натянуты до предела.
Стив сказал, уезжая, что будет рад избавиться от нее.
Что он подумает, когда вернется? Подумать только, этот человек, так презираемый ею, был единственным, кто видел в Джинни женщину, а не ангела добродетели или просто хорошенькое личико, и обращался с ней как с женщиной.
Как-то днем, сидя в библиотеке, Джинни услышала за дверью шум и суматоху. На секунду девушка застыла от ужасного предчувствия. Стив приехал?! Все-таки решил вернуться! Девушка боялась выйти, притворяясь, что ничего не слышит, и перелистывала книгу, хотя буквы расплывались перед глазами.
Раздались шаги дона Франсиско. Кого он ведет?
— Уверен, что она здесь, — объявил он обычным сухим голосом. — Все дни проводит за чтением!
Но когда дверь открылась, Джинни увидела, что в комнату вплыла полная, богато одетая женщина, увешанная чрезмерно большим количеством украшений.
Дон Франсиско представил ее как свою сестру, сеньору Марию Ортега, мать Ренальдо.
— Моя сестра живет в Мехико со своим старшим сыном и его семьей, — со старомодной учтивостью сказал дон Франсиско. — Ей не терпится познакомиться с вами, так что оставляю вас наедине.
— Да-да… всем нам так интересно узнать о женщине, которая смогла взять в плен моего неуловимого внучатого племянника.
Джинни очутилась в душистых объятиях; маленькие темные глазки женщины цепко ощупали ее, не пропуская ни единой детали. И прежде чем девушка успела открыть рот, дона Мария, схватив ее за руку, потянула из комнаты, ни на минуту не переставая трещать:
— Франсиско, мы посидим во дворе — там гораздо прохладнее! И не забудь мой апельсиновый сок, хорошо? Дорогая Джинья, конечно, не откажется составить мне компанию!
Господи, деточка, — поспешно улыбнулась она, — не бойся меня! Я не кусаюсь, просто старуха, которая любит поболтать! Уж потерпи, мне столько нужно спросить!
И скоро они удобно устроились в патио[8]. Проворный слуга уже спешил с высоким кувшином прохладного апельсинового сока для доны Марии. Рот ее ни на минуту не закрывался, и Джинни с облегчением обнаружила, что ее участие в беседе ограничивается короткими «да» и «нет».
Сеньора Ортега, которую Джинни меньше всего представляла в роли матери Ренальдо, оказалась крайне прямодушной и откровенно объявила, что считает всех американцев неотесанными дикарями, за исключением некоторых южан.
Но она простила Джинни ее происхождение, поскольку та оказалась француженкой.
— А ты хорошенькая, — великодушно объявила дона Мария. — Должна признать, я приятно удивлена. Этот дьявол Эстебан всегда гонялся за женщинами определенного сорта, поэтому, когда Ренальдо написал, что ты — дочь сенатора, образованная молодая леди, я очень обрадовалась. Так и сказала дорогой Сарите, моей невестке: «Дорогая, Франсиско никогда не согласится на брак с женщиной, которую не одобряет!» Мой брат — человек строгих правил, но, видно, вы ему нравитесь — я сразу это увидела. Что же касается моего младшего сына — я просто поражена! Он не очень-то высокого мнения о женщинах, но в восторге от вас.