– Ладно, – согласился Костик. Он выбрал на стене место, где были самые ровные кирпичи. На уровне глаз. Достал из кармана потрепанных штанов с лямками палочку мела. Вывел на стене печатную букву «П» высотой сантиметров десять, заглавную. Потом букву «Е» – чуть поменьше. Получилось немного криво.

– Пусть Витя пишет, – посоветовал Бамбук. – Он хорошо умеет писать и рисовать.

Костик не обиделся, отдал мел Бомбовозу.

– Можно написать не «Переулок», а сокращенно, «Пер» с точкой, – подсказал Вадик.

Но Бомбовоз покачал головой и начал писать полное слово: «Переу…»

Работа оказалась непростая, медленная. От мела сыпалась тяжелая белая пыль. На второй букве «А» (в слове «капитан») Бомбовоз устало выговорил:

– Мела может не хватить…

– У меня есть еще, – сказал Костик.

Друзья посмотрели на него одобрительно.

Каждый держал у груди свой кораблик (только Бомбовоз отдал свою «Аврору» Бамбуку). А Чук прижимал к рубашке кроме «Дункана» еще и книгу «Морскiе разсказы». Это был талисман тэковцев – книга, которую не только сочинил, но и когда-то держал в собственных руках капитан Лухманов. На которой были его живые, рукописные строчки. Чудилось, что от книги исходит особое морское волшебство и дружеская сила.

Наконец надпись была закончена. Протянулась она метра на два. Бомбовоз и правда писал красиво. Он уложил аккуратные буквы как раз в высоту больших кирпичей. Только заглавные оказались перечеркнуты щелями, но это их не испортило, а, наоборот, придало старинный вид. Будто они были здесь всегда.

– Бомбовоз, ты мастер! – похвалил художника Чук.

Тот довольно посопел.

Потом, конечно, буквы поблекли, сделались плохо различимыми. Но это не имело значения. Все, кто хоть раз побывал здесь в те времена, запоминали, что это – переулок Капитана Лухманова. Правда, заглядывали сюда немногие: место глухое. Да и кто такой капитан Лухманов, известно было не всем. Но то, что здесь пахнет морской солью, ощущали все.

Постояли перед надписью с минуту.

– «Бом»… – напомнил Чук. Словно сказал пароль капитану.

– «Брам»… – отозвались остальные.

И все стали спускаться по заросшему откосу к воде. Пересекли протянувшиеся вдоль берега рельсовые пути, пошли дальше. Под полусгнившими лодочными мостками хлюпала волна от проходивших буксиров.

На мостках никого не было. Крикливые тетки с бельем для полоскания не решались ходить сюда: очень уж хлипкие доски.

Пристанская жизнь кипела в полукилометре отсюда, выше по течению. Там швартовались пассажирские пароходы и катера, суетился народ на лодочной переправе, слышались в репродукторах голоса диспетчеров. А здесь только покрикивали на путях маневровые паровозы.

Встали на краю мостков. Каждый понимал, что наступил особый момент. Строгий такой.

И Чук опять сказал:

– «Бом»…

И все ответили:

– «Брам»…

Тогда Чук проговорил:

– Мы сейчас отправим наши кораблики в далекое плавание. Может быть, они по рекам доберутся до океана… Мы потом сделаем другие, но у этих – последний парад. На память о нашем капитане Дмитрии Афанасьевиче Лухманове… Давайте, ребята…

Он взял книгу под мышку, встал коленками на влажные доски. Остальные опустились рядом с ним. Ухватили суденышки за кончики мачт, поставили их на воду.

– Старт!.. – скомандовал Чук.

И все разжали пальцы.

Погода решила помочь тэковцам. Вниз по течению тянул ровный ветерок, попутный для корабликов. Они побежали ровной шеренгой, не цепляя и не обгоняя друг друга. Друзья встали. Последний раз помахали своим кораблям: «Авроре», «Дункану», «Ласточке», «Аккорду», «Победе».

Чук махал не только рукой, но и книгой. Потом он сказал:

– Пошли… И не надо оглядываться – это плохая примета…

Они опять пересекли рельсовые пути и стали подниматься по откосу. Тропинок в зарослях было много, выбирали наугад и оказались не на той, по которой пришли сюда. Ноги путались в жестких стеблях, у Костика башмак застрял в чем-то твердом – не сдвинешь с места. И все же он сдвинул. И вытащил ногу вместе с тяжелым ржавым кольцом, в котором застрял носок растоптанного башмака. Было кольцо размером с баранку и с перемычкой в середине.

Башмак освободили, кольцо подняли и осмотрели.

– Это звено от якорной цепи, – уверенно определил Чук. – Я видел такие еще давно, в Севастополе.

– А откуда здесь-то оно? – засомневался Вадик. – Такое большущее…

– В наши реки раньше заходили морские корабли, – вспомнил Костик. – Северным морским путем… В краеведческом музее лежит цепь из таких колец. Экскурсовод говорил, что крупные якоря нужны были здесь для торможения плотов при лесосплаве, но, по-моему, дело не в плотах. Там использовались канаты…

– Наверно, экскурсовод не знает, – сказал Чук. – Ясно же, что это цепь от большого корабля…

– Ясно, что это знак от капитана Лухманова, – тихо, но решительно объяснил Бамбук. – Его привет… с дальних морей… Это примета…

Никто не заспорил, не стал критиковать Бамбука за веру в приметы. Наоборот…

– Пусть это будет наш знак, – предложил Бомбовоз. – Наш этот… как его… тал…ли…

– Талисман, – подсказал Вадик. И добавил: – Чук, это в твою честь…

– Почему?!

– Смотри, эта штука будто буква «Фита́». Такая же старинная, как «Ять», – объяснил начитанный Вадик. – Смотрите, она и в имени Лухманова есть. То есть в отчестве – «Афанасьевич»…

Все пригляделись. В самом деле, вместо буквы «Ф», второй по счету, стояла буковка, похожая на «о» с перекладинкой. Раньше на нее не обращали внимания: думали, что это просто так, вроде украшения в шрифте. А сейчас…

– А я-то здесь при чем? – пробормотал Чук.

Вадик объяснил:

– С этой буквы начинались некоторые имена, в том числе и Федор. Это можно тоже в книжке увидеть… – Вадик подбородком показал на книгу, которую держал Чук. – Там есть капитан Федор Иванович Бирк, я запомнил…

– Ну и что?..

– А твоя фамилия от этого же имени. Значит, раньше писалась бы с «Фиты»…

– Вот это да-а! Я и не знал! Теперь обязательно сделаю наколку. Вот здесь… – Чук уголком книги почесал левую руку повыше большого пальца, а в правой покачал кольцо. – Раньше хотел якорь, а сейчас пусть будет «Фита». И новый кораблик так же назову… – Он подумал и разъяснил: – Не потому, что фамилия такая, а потому что это наш знак…

– Я тоже сделаю, – задохнувшись от собственной храбрости, пообещал Костик. – Это называется татуировка…

– Тетушки сделают тебе эту… тату-ровку! Ниже спины, – пообещал неделикатный Бомбовоз.

– Фиг им!..

Бамбук взял у Костика увесистое кольцо, тоже покачал в ладонях.

– Надо его прибить к стене. Пусть всегда будет здесь.

– Сопрут, – сказал Бомбовоз.

– Не сопрут, если повесим высоко… – Чук прицельно глянул на гребень стены.

– А как туда забраться-то? – засомневался Бамбук.

– Придумаем…

– Думай. Ты ведь у нас цирковой человек, – напомнил Вадик. Без насмешки и даже с капелькой уважения.

– Ага, – согласился Чук и вспомнил: – Ой, у меня же есть для вас контрамарки. На сегодня… Пойдете?

Четверо переглянулись. И, похоже, каждый вспомнил, как убегали от мостков кораблики.

– Знаешь, Чук, не хочется… – ответил за всех Костик. – Не такой день…

Чук опустил плечи и кивнул. Вынул из кармана бумажные квадратики, скомкал и кинул по ветру.

– Да… А мне придется идти. Работа…

Пора наконец рассказать о цирковой жизни Вальки Федорчука.

В середине апреля, перед первым представлением, Валька в школе отозвал тэковцев в сторонку и вытащил из кармана курточки бумажные квадратики. На каждом была лиловая печать и неразборчивая подпись. Чук, посапывая от смущения, сказал:

– Вот… контрамарки. Можно пройти… Только сидеть надо будет кто где сумеет: в проходе и на ступеньках, потому что все места распроданы…