– Жарко, – пожаловалась Маша.
– Сними свитер, я повешу…
Маша послушно стянула зеленый свитерок, взъерошив при этом желто-серые кудряшки. Протянула Маку. Он унес его на вешалку, предупредив через плечо:
– Не вздумай выскакивать!
А ноги все еще ломило от холода. В комнате он стянул сырые носки, вылез из пиджака и брюк, сбросил рубашку. Остался в тоненьком спортивном костюме. Поддернул до колен узкие штаны и вернулся к Маше. Она сидела тихо, уже не пыталась выдернуть из воды ноги.
– Терпишь?
– Ага…
– Маш… а можно я сяду с тобой? А то ведь я тоже промочил. Мурашки в позвоночнике…
Она не удивилась и не смутилась. Подвинулась.
– Давай скорее, пока мурашки совсем не сгрызли.
Мак не стал садиться рядом. Выдернул из угла гладильную доску, положил над корытцем против Маши. Сел с размаху, сунул ноги в воду.
– О-ой! И правда горячо!
– Вот видишь, а меня заставил…
– Но для пользы же… А ты терпеливая.
Маша смешно посопела.
На шее, в разрезе клетчатого платьица, у нее блестел сплетенный из серебристой проволоки крестик. Мак посмотрел на него и сказал:
– Каждому свое испытание. Кому горячая вода, кому ледяная. Сегодня ведь Крещение. Некоторые люди в прорубь окунаются, несмотря на мороз.
– Ненормальные…
– Ну почему ненормальные?! Раз такой обычай…
Маша сразу поправилась:
– Ненормальные не потому, что глупые, а потому, что с особым устройством организма…
– И характера… Я бы каждому давал орден Храбрости… Двенадцатой степени… А тебе орден Терпеливости. За горячую воду…
Она впервые улыбнулась. Посмеялась даже… И вдруг ойкнула.
– Что? – испугался Мак.
– Кажется, ногу сводит…
– Которую?
Маша сморщилась, шевельнулась:
– Эту…
Они сидели, перепутавшись в воде ногами (как-то незаметно это получилось), и теперь Мак ощутил краем ступни затвердевшую Машину мышцу. Сжал девчонкину ногу двумя подошвами, как тисками, и начал толчками разминать ее.
– Легче?
– Ой… да… Отпустило.
– А у тебя раньше так случалось?
– Да. Но не часто…
– Ты будь осторожней во время купания. А то как скрутит на глубине… Меня один раз скрутило. Хорошо, что Мир был рядом… Он всегда рядом…
– Меня тоже один раз… на глубине. На даче… А рядом был соседский мальчишка, Борька Челябин, по прозвищу Танкоград. Он меня тут же выволок на песок за волосы… У меня волосы были тогда как шапка. Может, помнишь какие, когда мы были в четвертых классах.
– Помню, – соврал Мак. То есть сперва соврал, а потом в самом деле вспомнил девчонку из четвертого «Б» с прической из густых пыльно-желтых колец. И спросил с неожиданно ревнивым щекотаньицем: – И ногу он тебе тоже массировал?
– Нет, она сама прошла. С перепугу…
– Но, наверно, этот Танкоград в тебя сразу влюбился? Храбрые принцы всегда влюбляются в спасенных кудрявых принцесс… – Это уже без всякого щекотаньица, а так, с дурачеством.
Маша шмыгнула носом-клювиком.
– Он был не принц, а хулиган. Я с ним на следующий день чуть не подралась…
– Почему?!
– Из-за одного мальчишки. Маленького, похожего на Эльку. Или, вернее, на Федю Огонькова, только поменьше. Помнишь Огонька?
– Кто его не помнит…
– Ну вот… А этот Данька такой же, щуплый, как кузнечик. Таких часто оттирают в сторонку… У Борьки был полевой бинокль, он всем ребятам по вечерам давал посмотреть на Луну, полнолуние назревало. А Даньке не давал, издевался даже: «Руки – как соломинки, уронишь бинокль на ногу, она раздавится, а мне отвечать…»
Я говорю:
«Приятно измываться над тем, кто меньше, да?»
А он:
«Если жалеешь его, дай свой бинокль».
«Издеваешься, да? У меня же нет!»
И тогда он вдруг:
«А хочешь этот получить?»
Я говорю:
«За какие денежки?»
«А давай поспорим на что-нибудь. Если выспоришь – будет твой…»
Я сперва не поняла, к чему это. А он вдруг:
«Спорим, что не сможешь состричь машинкой свои кудри! А если сострижешь, бинокль – твоя добыча…»
– Вот сволочь! – искренне сказал Мак.
– Ну нет… Наверно, его просто что-то царапало внутри… такое… Он ведь не думал, что я это по правде сделаю…
– А ты сделала?!
Я говорю:
«Давай. Только с ремешком и футляром»…
– Ненормальная, – убежденно сказал Мак. – Не потому, что особый организм, а сумасшедшая…
– Две мастерицы в поселковой парикмахерской так же сказали. А я им объяснила, что это для кино. Мол, поблизости снимают фильм, и в нем нужна стриженая девочка. Ну, они сразу меня зауважали…
– А на самом-то деле зачем ты это? Из-за бинокля?
– Ну… главным образом из-за Даньки. Жалко его было… А еще назло Танкограду. Ну… и еще…
– Что? – осторожно спросил Мак.
– Понимаешь, хотелось хоть одно лето побыть настоящим мальчишкой. Чтобы вместе со всеми футбол гонять, по оврагам лазить, в разбойников играть…
– С волосами разве нельзя?
– Можно, только… ну всё будто понарошку. Мама с бабушкой ахали: «Ты же девочка!» Мама крик поднимала, если видела меня в шортах… А тут уж никуда не денешься…
– И что сказала мама? – хмыкнул Мак.
– Упала в обморок. Сделала вид… Полежала две минуты и уехала в город, а оттуда в командировку, в Омск. Она работает экспедитором в фирме «Стеклянный мамонт»…
– А бинокль-то этот… Танкоград… тебе отдал?
– А куда бы он делся? Он же при всех пообещал. Мальчишки его сгнобили бы…
Мак подумал, что еще сказать, и спросил:
– Как нога-то? Не болит больше?
– Ни капельки… А вода уже и не горячая, а просто теплая. Будто мы на мостике у прогретой лужи. И будто лето вокруг…
– Значит, у тебя осталась память о том лете, да? Бинокль…
– А вот и нет! Я его сразу Даньчику отдала. Мне-то зачем? У меня дома есть сорокакратная труба, папин подарок… А про лето у меня и без того осталась память. Меня стали звать не Машей, а Мишей, Мишкой. И всё мне стало можно… как стриженому Мишке. Из рогатки стрелять, по березам лазать и даже драться…
– Ты умеешь драться? – огорчился Мак. Почему-то не хотелось ему, чтобы она была… чересчур уж Мишка. Ведь с виду-то совсем не такая.
– А это и не надо уметь, – деловито объяснила Маша. – В драке главное – не бояться. Сцепи зубы, размахивай посильнее кулаками – противник и не выдержит… Танкоград в этом скоро убедился.
У Матвея шевельнулась мальчишечья солидарность.
– Маш, он ведь все-таки спас тебя…
– Ну… да. Поэтому я и лупила его не сильно, а слегка…
«Небось не очень-то он и сопротивлялся…» – подумал Мак. И спросил:
– А Данька? Наверно, был рад без ума от бинокля?
– Рад… Но главное не в бинокле. Он сделался как мой спутник. Не как ординарец какой-нибудь, а просто… мы всегда стали вместе. Он один раз сказал: «Если с тобой что-то случится, я тебя спасу не хуже, чем Танкоград…» А когда я уезжала, даже расплакался…
– И ты. Да? – в упор сказал Мак.
– Ну и что? Был конец лета, волосы отросли немного, я опять стала почти как девочка… Мак, давай выбираться на сушу, пора…
Скоро будет весна
Мак выбрался первым, кинул на пол махровое полотенце для ног, принес из прихожей меховые туфли-шубенки.
– Надевай…
Маша почему-то снова сказала «ой», но послушалась. Потопталась.
– Пушистые какие…
Она тоже сходила в прихожую, стеснительно оглянулась, пощупала на батарее колготки.
– Еще не совсем высохли…
– Ну и подожди, не влезай в них: торопиться некуда. Я же обещал загрузить тебя домашней работой.
Она обрадовалась:
– Какой? Давай! Только знаешь что? Поставь мой мобильник на подзарядку! А то папа начнет звонить, разволнуется…
Мак поставил (подзарядники-то одинаковые). Потом повел Машу в большую комнату, которая называлась «столовая» (хотя обедали, как правило, в просторной кухне). Слева от окна стояла на журнальном столике елка. Большущая, под потолок. Искусственная, но очень похожая на лесную, даже с шишками. Казалось, что от нее тянет хвойным запахом. Тихо закачались, заискрились игрушки.
