Зато скоро сквозь корку грязи стали пробиваться травяные стрелки, все гуще, гуще, покрыли землю сплошной зеленью, а в зелени стали расцветать одуванчики…
ТЭК не распался. Собирались теперь не только у лужайки с одуванчиками, но и на дворе у Костика или на крыльце Саранцевых. Оно было обширное, в пять ступеней, с чисто выскобленными досками (домработница Женя старалась). И никто не прогонял мальчишек.
Они по-прежнему часто говорили о корабельных делах. Заспорили однажды, как становятся моряками: мечтают об этом с детства или попадают на флот случайно?
– Бывает, наверно, по-всякому, – рассудил здравомыслящий Бомбовоз. – Кому как повезет в жизни…
– Капитану Лухманову повезло с детства, – сообщил Чук. – Он с малых лет читал книжки про море и мечтал… Потом добился, чтобы его выгнали из сухопутной военной гимназии, и папаша отправил его в керченские мореходные классы…
– Ты откуда знаешь? – удивился Бомбовоз.
– Он про это сам написал. Книжка есть…
– В той книжке про детство капитана ничего нет, – возразил Вадик.
– Я не про ту. У меня есть другая…
– И ты молчал! – почти по-настоящему рассердился Костик.
– Я нарочно молчал. Чтобы не всё сразу… Когда узнаёшь понемногу, получается интереснее… Там написано, что капитан тоже строил кораблики. Значит, он был как мы…
Книжку Чук принес на следующий день. Опять собрались на крыльце докторского дома.
– «Бом»!
– «Брам»!
– Вот, смотрите… – Чук вынул из брезентовой противогазной сумки узкую коричневую книгу. – Мы привезли ее из Севастополя. Она с давних пор была у отца, а откуда попала к нему, я не знаю…
Он откинул обложку из бугристой искусственной кожи.
На первой странице вверху было напечатано:
А наискосок, через весь лист:
– Старинная! – с почтением сказал Вадик. – У нас есть такие, с «ятями» и твердыми знаками…
– Тут всякие рассказы и стихи капитана… – объяснил Чук. – Самый большой рассказ «По белу свету». О том, как он сделался моряком, о первых плаваниях… А самое главное вот что. Смотрите.
Все сдвинулись над книгой головами.
– Это собственная книжка капитана Лухманова. То есть она принадлежала ему. Он сам держал ее в руках. А потом подписал и подарил. Читайте…
Вадик, знающий старинную грамоту, неторопливо прочитал рукописные витиеватые строчки:
– «Владимiру А ндреевичу Шателенъ в знак ъ глубокаго уваженiя отъ автора. Двадцать третьего августа тысяча девятьсотъ третьего г. Петровскъ Даг. обл.» Где эта Даг. обл.?
– В Дагестане, конечно, – объяснил Чук. – Петровск – это сейчас Махачкала…
– Там разве есть море? – удивился Бомбовоз.
– Каспийское…
– А кто такой Шателен? – сунулся вперед Костик.
– Не знаю, – неохотно сказал Чук. – Наверно, какой-то моряк, знакомый капитана…
– Давайте читать, – поторопил всех Бамбук. – Где там про его детство?
Читать опять же стал Вадик. Читал ровно и внятно. И вот позади оказались три десятка страниц. Позади осталось детство Мити Лухманова, началась его матросская юность – с дальними рейсами, штормами, крушениями и безработицей…
Слушали, как говорится, затаив дыхание. И все же Бамбук в конце концов спросил:
– А где про то, как он строил кораблики?
– А он их не в детстве строил, а уже потом, – разъяснил Чук. – В капитанском возрасте.
– Зачем? – удивился Бамбук.
– Так не бывает, – не поверил Вадик.
Костик ничего не сказал, но не поверил тоже.
Чук торжественно открыл последнюю страницу.
– Вот. Читайте…
Все опять сдвинули головы над книгой. Прочитали. Помолчали, переживая удивительное открытие: оказывается, у них, четвероклассников, и знаменитого капитана было одно одинаковое занятие. У капитана в общем-то серьезнее, но похожее.
– Вот бы поглядеть… хоть на один его кораблик, – прошептал Бамбук.
– Теперь не сыскать, – рассудил Бомбовоз. – Вон сколько лет прошло. Мы же ничего не знаем про капитана…
Капитан Дмитрий Афанасьевич Лухманов умер через два месяца после этого разговора тэковцев, восемнадцатого июня 1946 года.
Костик вернулся из продуктового магазина, где выстоял двухчасовую очередь за хлебным пайком. Несмотря на победу, время было голодное, хлеба не хватало, очереди приходилось занимать с самого утра.
Костик подошел к воротам, дожевывая оторванную от горбушки корочку, и увидел Вадика Саранцева. Тот сгорбленно сидел на лавочке, бросив у ног велосипед.
– «Бом»… – нерешительно сказал Костик, потому что почуял неладное.
– «Брам»… – похоронно отозвался Вадик. И сразу: – Умер капитан Лухманов… Ему было восемьдесят лет…
Костик обмяк и сел рядом. Крутнул брезентовым башмаком обод велосипеда. Спросил:
– И что теперь делать?
Вадик пожал плечами:
– А что тут можно сделать? Пойдем к ребятам. Они, наверно, еще не знают…
Когда они думали, что капитана давно нет в живых, это было привычно. А сейчас смерть словно дохнула в лицо. Капитан будто бы жил рядом – и вдруг его не стало…
– Подожди, хлеб отнесу, – сказал Костик.
Он выложил на кухне два бруска хлеба, выслушал привычные упреки: «Неужели ты не знаешь, что щипать хлеб на улице неприлично? Вопиющая невоспитанность!.. Куда ты опять собрался? А кто будет прибираться в комнате?..» – и выскочил опять за ворота.
– Поехали к Чуку…
Он сел на багажник, Вадик надавил на педали.
У Чука на дворе происходил очередной скандал. Дядя Юра и тетка Анюта орали друг на друга. Дядюшка был «хорош по первое число» (и когда успел с утра?). Чук стоял рядом с теткой и держал на всякий случай увесистый дрын.
Глянув на Костика и Вадика, дядя Юра слегка протрезвел, плюнул и, пошатываясь, ушел в дом.
– Чтоб тебя разорвала нечистая сила! – пожелала ему вслед тетка Анюта.
Чук виновато смотрел на друзей. Они не стали говорить пароль. Тут же сказали о капитане.
Пошли к Бамбуку и Бомбовозу (те жили рядом). Они не слышали еще печальную новость. Как и Костик, они недавно вернулись из очередей.
Посидели на завалинке у дома Бомбовоза.
Бамбук наконец спросил:
– Что же теперь делать?
– Ничего, – отозвался Бомбовоз. – Что поделаешь, если человек умер…
– Но хоть что-нибудь надо, – прошептал Костик.
И Чук решил:
– Устроим последний парад. Наших кораблей…
– Но ведь залива нет, – напомнил Вадик.
Чук упрямо сказал:
– Можно пустить с мостков…
– Унесет… – засомневался Бамбук.
– Ну и пусть, – ответил Чук.
Они пошли домой, и каждый взял кораблик. У Костика это была «Победа» с капитанской рубкой из кубика сосновой коры, у Чука – «Дункан» с двумя парусами – гротом и марселем, у Вадика – похожий на крохотную скрипку «Аккорд», у Бомбовоза – крутобокая «Аврора», у Бамбука – легонькая «Ласточка»… Потом опять сошлись вместе – на крыльце у Саранцевых. Костик пришел последним. Исполняя обычай, он сказал:
– «Бом»…
И ему ответили: «Брам», хотя и не очень дружно. Похоже, что у всех скребло в горле.
Отправились на берег. Через репейник и бурьян выбрались к бывшей луже, которая теперь стала лужайкой с пышной травой. Доцветали одуванчики. Кое-где еще горели желтые звездочки, но большей частью они уже превратились в пушистые шарики семян.
Теперь надо было спускаться к воде. Но Костик попросил:
– Подождите… – и пошел к заводской стене.
У самой стены, в тени, трава была высокой и влажной. Костик на ходу поджимал ноги, но храбро двигался вперед. Друзья постояли и пошли следом.
– Ты чего хочешь-то? – спросил в спину Костику Бомбовоз.
– Написать название…
– Какое? – спросил Чук.
– Лухмановский переулок… Пусть это место называется так всегда.
– Лучше Капитанский… – посоветовал Вадик Саранцев.
– Нет, надо полностью, – возразил Чук. – Переулок Капитана Лухманова.
