Мичман облокотился на патронный ящик, посмотрел на летчиков, оценивая взглядом их черные регланы, и спросил Смолина:

— Слышали уже?

— С утра мы много кое-чего слыхали.

— Тут один чудак говорил, будто сегодня в дело пойдем.

— Каждый чудак сам себе командующий.

— Тоже верно.

— Да ты сам рассуди, мичман, по-трезвому. Кому охота десять ден в жмурки играть? — подал голос кто-то из молодых.

— Муторно, конечно, — согласился мичман. — Только морской десант — штука деликатная, братцы. Особая. Вот бери пехоту, например. Царица полей! Орлы, когда в атаку идут, ничего не скажешь. Но ведь — по справедливости скажу — вы все за ручки держитесь. От Баренцева до Черного моря. Фланг к флангу, впритык. А в морском десанте мы сами по себе. Одни. Это понимать надо, братцы.

— А чего тут понимать? — опять брякнул кто-то из молодых.

— Ты вот первый раз в десанте?

— Ну?

— Одно запомни: когда к месту придем и будет команда «Вперед!», бросайся в море, рвись к берегу, и упаси тебя бог оглянуться назад. Корабли уйдут, а ты вперед! Понял?

…Только через шесть дней море стало терять силы. Огромные гребни пропали. Командующий ушел с причала. В первый раз за все эти дни генерал шагал резво, не оглядываясь, и скоро с берегового командного пункта последовал его приказ:

— Начали!

Быстро опустели землянки и палатки десантного городка. Люди шли к причалам, чтобы без суеты и лишнего шума заполнить катера, баркасы, самоходки и мотоботы. Летчики шагали вместе с другими, поднимаясь на катер по шаткому трапу. Посадка закончилась, и эскадра десанта, осторожно маневрируя, отвалила от причалов.

Щербак и Смолин были в нижнем кубрике, до отказа набитом людьми, лица которых нельзя было разглядеть, — они были похожи друг на друга как близнецы. Когда проснулся слабый рассвет, по отдельным фразам, долетавшим с палубы катера, Алексей понял, что уже хорошо виден берег, и решил, что наши скоро начнут артиллерийскую подготовку.

Так и случилось: катера сбавили ход, и в это время мощный огневой удар разорвал светлеющее небо, окрасив его рыжим пламенем. Враг, притаившись, молчал. Катера пошли быстрее. Когда первые из них приблизились к берегу, немцы включили прожекторы, ослепляя десант.

Но корабли упрямо двигались под огнем вперед. Послышался гул самолетов, и Алексей догадался, что это Илы пошли на боевую штурмовку. Щербаку и Смолину удалось выйти на палубу. Трудно было сразу разобраться в чудовищной схватке огня. Они напрягали зрение, чтобы не упустить из виду первые три катера, подошедшие близко к берегу. Прошло несколько минут, и десантники стали прыгать в море.

Взлетела красная ракета. Наши зацепились за берег, и только смерть могла вырвать его у них. Теперь бой шел на земле и на море. Немцы сжимали десантников с флангов, берег огрызался сокрушительным огнем. Где-то начали гореть катера, шли с пробоинами, теряли управление и иногда натыкались друг на друга.

Море швыряло катер Алексея. Многих тошнило, какой-то юнец плакал. Свежий ветер подхватывал каскады брызг, легко срывавшихся с гребня волны, и резко бросал в лица людей.

Степан Смолин выпросил у боцмана два спасательных круга и накрепко привязал к ним железный ящик с радиоаппаратурой. Когда катер обошел стороной горящий мотобот и сбавил ход, летчики подхватили ящик и осторожно опустили на воду. Смолин поднял автомат и «солдатиком» сиганул в море, следом прыгнул Щербак.

Уже потом, когда они вышли на берег, Алексей почувствовал, как стынут промокшие ноги, как стала неприятно покалывать тело замерзающая одежда; но хуже всего было то, что Щербак не знал, куда им идти. Десантники метр за метром расширяли захваченный плацдарм, и теперь уже бои шли на флангах — это было видно по ракетам и огневым вспышкам, а пулеметный клекот с обеих сторон усиливался.

— Будем углубляться, — решил Алексей.

— Начнет светать, сами увидим, кто где, — согласился Смолин.

— Разберемся.

— А может, я разведку проведу? Нам же командный пункт нужен.

— Соображаешь. Только вывески на нем нет. Здесь все художники другим делом заняты.

Уже рассвело, когда они нашли командный пункт. Тропинка к нему петляла среди зарослей кустарника, сбегала в овраг, потом тянулась по лощине и неожиданно круто огибала высотку, на западном склоне которой сливалась с траншеей, где и был вход в землянку.

Пригнувшись перед низкой притолокой, Щербак шагнул в узкий проход, где желтел огонек лампы.

— Есть кто? — спросил он.

— А кто нужен?

Алексей разглядел в полумраке подполковника с белой лохматой головой и доложил:

— Летчик. Капитан Щербак. Имею специальное задание.

— Шустрый вы народ, летчики. — Подполковник надел очки и стал читать предписание, врученное ему Щербаком.

— Как тут у вас? — спросил Алексей.

— Обживаемся.

— Где нам расположиться посоветуете?

— Для вашей радиостанции места хватит. Найдите, что считаете нужным для себя. Людей дать не могу. И еще замечу — воды здесь нет.

Скоро летчики увидели на краю оврага хибарку, возле которой на покосившемся заборе висела рваная рыбацкая сеть. Там, где кончался забор, с жалобой на свою несчастную долю стонала и хлопала простреленная дверь, ведущая в погребок. В сырой хибарке стоял тяжелый, густой запах вяленой рыбы. Здесь и установили рацию. Степан Смолин вышел на связь со Штабом, но сильные помехи мешали работать — врывалась то музыка, то отрывистая немецкая речь, и Смолин вращал черную ручку настройки, пытаясь наладить связь.

— Как слышите меня?

— Погано.

— Устроились на новой квартире. Не забывайте нас.

— С новосельем.

— Когда ожидать гостей?

— Дожидались вашего привета. Теперь встречайте.

А в небе уже появились немецкие самолеты и стали прицельно бить но квадрату командного пункта. Алексей взял микрофон и отполз от погребка на несколько метров; отсюда открывался неплохой обзор, но здесь было довольно опасно. Тогда Щербак выкатил старую рассохшуюся бочку, умело замаскировал ее сетью и поверх набросал веток кустарника. Под ногами заметил осколок зеркала, поднял и взглянул в него — небритый, перепачканный, помятый, как дьявол. Невесело усмехнулся и полез в свое убежище. Из погребка высунул давно не стриженную голову Смолин и сказал:

— Леший, а ты смахиваешь на черепаху. Такие на Галапагосских островах живут.

— У них панцирь покрепче.

— Гляди, «конопатые» отбомбились. Завтракать пошли домой.

И тут до них докатился натужный, урчащий рокот. Это на правом фланге пошли в атаку немецкие танки, чтобы раздавить, уничтожить поредевшие ряды наших десантников, которые чудом остались живы и теперь ожидали пополнения. Прикрывая десантников, ударила артиллерия, и тут же со стороны моря появились знакомые Илы.

— Включайся, Лунатик! — приказал Алексей и крикнул в микрофон: — Танки в квадрате семь! Слышите? Я — Резеда. Идете верным курсом. Под вами облако. Проваливайтесь и штурмуйте весь седьмой квадрат. Давите танки!

— Просят уточнить цель! — долетел до Алексея крик Смолина. — Цель просят!

— Я — Резеда. Повторяю: квадрат семь. Ваш квадрат семь! Слушайте: танки в седьмом квадрате.

Пилоты слушали его голос, выстраивая свои машины, и, обретая уверенность, успешно атаковали танки.

— Первый сеанс провели удачно. — Лунатик вылез из погребка. — Что скажешь?

— Неплохо поработали ребятки.

— Им бы еще десяток машин, тогда совсем полный привет.

— Не помешало бы.

Смолин достал фляжку.

— По пять капель можно…

Ночью Алексей пришел на командный пункт.

— Поклон авиации, — сказал подполковник. — Хорошо наводил штурмовиков, капитан. Нюх у тебя как у черта.

— Какова сводочка? Что ожидаете?

— Обстановка меняется, как в арабских сказках. По нашим данным, противник будет прорываться на правом фланге.

…К утру притихший ветер перестал студить лицо и руки. Временами появлялось солнце, по которому истосковались земля и море. Ад начался гораздо позднее, днем. Комбинированный удар с воздуха и мощный танковый натиск должны были парализовать подход новых десантных частей. Блокировать десантников, смять и раздавить нашу оборону — таков был замысел врага.