— Зачем ты пришла?
— Мне нужна помощь.
Строгая морщина появилась между бровей Владлена, лицо осунулось и постарело, а глаза застыли в ожидании. Через мгновение он посмотрел на неё с осуждением, даже с презрением. Марина, вспыхнув от его взгляда, уронила сумку. Владлен спокойно поднял её. Марина заглянула ему в лицо, теперь его глаза ожили, стали острыми и опасными, а рот скривила еле заметная усмешка.
Марина стояла, низко опустив голову, а Владлен глядел на неё своими миндалевидными, но теперь грустными глазами, в них было раскаяние — ведь всё в его жизни принадлежит ей, он обязан помогать этой женщине.
Наконец, глубоко вздохнув и всё так же не поднимая глаз, Марина попросила проводить её в туалет. Владлен вызвал секретаря. Марина несколько обиделась и посчитала, что это дурной знак, если он сам не хочет отвести её.
На пороге появилась красивая девушка, на ней был аккуратный алый костюм со множеством кармашков, смотрела она на мир двумя удивлёнными кнопками, а улыбалась подтянуто и словно ставя своей улыбкой точку. Она вышла на середину комнаты, кинула на Владлена требовательный, ревнивый взгляд.
«Интересно, любовники они или нет?» — но, вспомнив, что её бывший возлюбленный может любить только женщину, не отвечающую ему взаимностью, Марина успокоилась на этот счёт.
Секретарь проводила гостью до туалетной комнаты, Марина не смогла удержаться и, стоя в дверях, обернула и помахала девушке платком, та пожала плечами и решительно двинулась по коридору.
В хайтековском помещении туалета Марина открыла непропорционально узкую дверь в кабинку, и вдруг её глазам предстало удивительное зрелище — на прозрачном унитазе восседал Марат Георгиевич. Он снял свою шапочку и поклонился, заблеяв смехом. Марина, резко закрыв дверь, подошла к умывальнику, приложила мокрую ладонь ко лбу. Если бы она вышла замуж за Владлена, то у них мог получиться отличный брак — он молод, богат, хорош собой, безумно её любит — в общем, самый джентльменский набор положительных качеств, но пять лет назад, изменяя Борису, она всё равно не любила Владлена, это была увлечённость, не более, к тому же тогда он был бедный, что придавал ему особый шарм! Любить бедного — роскошь, богатого — удобство. Теперь, став его женой, она решила бы все свои проблемы. Марина глубоко вздохнула, прекрасно понимая, что при всей расчётливости она никогда не вышла бы замуж за нелюбимого человека. Из кабинки раздалось блеяние, Марина поспешила выйти.
Секретаря на месте не оказалось, пришлось появиться пред светлые очи Владлена Петровича без доклада.
Как только Марина переступила порог, он обратился к ней со словами:
— Меня всегда восхищала твоя практичность! Ну, давай, переходи к делу! — Он посмотрел на часы. — Могла бы не тратить двадцать минут на нежность, столь не свойственную тебе! Твоя проблема в том, дорогая Марина, что ты ничего не видишь дальше собственного носа. Ты так сосредоточена на себе, что рано или поздно это приведёт тебя к большой беде! Ты останешься одна, совсем одна! — Он устало сел за стол.
Марине стало жалко Владлена, и она прыгнула к нему на колени. Похожая на кошку, она играла прядью своих волос, и от неё пахло теми же духами, что и пять лет назад, у Владлена не хватило сил отказать себе в поцелуе.
— Это «Запретный цветок»?
— Да.
— Поужинаем вместе?
— Сегодня я занята.
— А завтра?
— Пожалуй.
— Чем могу помочь?
— Мне нужна ссуда.
— Сколько?
— Сто тысяч. Я могу в залог оставить свои драгоценности.
— Не смеши меня!
И опять женщина прижалась к щеке Владлена…
Марина отказалась от предложения быть отвезённой водителем, ей хотелось пройтись и всё обдумать, да к тому же она боялась, что Владлен начнёт за ней активно ухаживать и закреплять услугами и подарками их отношения. Пока единственное, что она от него ждала, — это ссуду, необходимую на расширение производства. Марине хотелось прибавить к цеху новые помещения, сделать ремонт, докупить оборудование, нанять больше работниц и платить лучше — ведь так приятно видеть благодарные, сытые лица.
Марина медленно шла по Садовому кольцу, наслаждаясь вечерней Москвой — новые и старые здания, принаряженные освещением, лица людей спокойные, уже везде поспевшие. Марина пнула пустую банку из-под кока-колы, потом ещё и ещё раз, и вот уже тридцатисемилетняя женщина бежит по тротуару, отчаянно лупя по красной жестянке.
Её глаза горели, щёки стали румяными и не каким-нибудь искусственным, положенным кисточкой, румянцем, а самым настоящим. На неё смотрели удивлённые лица полных дам, они, следуя многолетней привычке добывать, волокли домой тяжёлые сумки. В стране давно бушует капитализм, но социализм сдаёт свои позиции в умах и сердцах российских граждан крайне медленно. Марина пнула банку и забила гол социализму.
Усатый милиционер тащил за шиворот молодого парня, под длинными рукавами куртки Марина заметила два серебряных браслета от наручников. Молодой человек посмотрел на банку, а милиционер вскинулся на Марину. Этот снулый взгляд заставил её остановиться. Марина перевела дыхание — от лёгкого настроения не осталось и следа. Справилась! Поддалась!
Женщину прошиб озноб, шерстяная водолазка начала стягивать горло. Она кинула бежать, тротуар стремительно нёс её вперёд. Прохожие постепенно исчезали, и она оказалась одна на совершенно тёмной улице.
За спиной послышался приближающийся шум, она ускорила бег, лёгкие начали гореть от холодного воздуха, она почувствовала неприятный запах вымокшей шерсти, преследователь был готов схватить её, но она втянула голову, и этот кто-то пронёсся мимо, спеша на автобус.
Вернувшись домой, Марина встала у зеркала и начала улыбаться — в течение десяти минут надо не упустить с лица улыбку, таков её метод приведения себя в надлежащее настроение. Ровно через десять минут она схватила телефон и набрала номер Зины.
В трубке послышалось вялое «алло», совсем не вяжущееся с настроением Марины, она бросила трубку. Ей вспомнилось вчерашнее поведение племянницы, женщина начала ходить около телефона, ей захотелось позвонить и забросать Наташу низкими, обидными словами. Она оскалилась, глаз покраснел от лопнувшего сосуда. Марина протянула руку к аппарату, но взгляд наткнулся на детскую фотографию племянницы…
Теперь Марина вспомнила то чувство, которое затопило её, когда она впервые увидела крошечную девочку. Она была похожа на сморщенную сливу — беззащитная, хрупкая, с прозрачными пальцами и ушками. Тогда Марина чуть с ума не сошла от трепета, она даже не могла говорить при ребёнке, боясь навредить ей своим громким голосом.
— Алло, Наташа, приезжай! Да, сейчас! Ты мне нужна! Очень нужна! Не можешь? Я разве часто прошу тебя об одолжении?
Как Наташа ни сопротивлялась, но она прекрасно знала, что ей не избежать появления в тётиной квартире, потому как отказать Марине не имело ни малейшей возможности, особенно когда в её голове появлялись мысли о необходимости прощения, о том, что надо быть доброй и не поддаваться дурному.
Когда девушка переступила порог, Марина была уже сильно навеселе. На верхней губе помада решительно покинула свои берега, тушь на обоих глазах рассыпалась чёрными хлопьями. Она бросалась энергично обнимать племянницу, а потом не мене энергично приступила к её разоблачению.
— Ты прости меня, моя дорогая. Я тебя очень люблю, не могу без тебя. Ты моя девочка, — шептала Марина, и шорох её слов обжигал Наташу.
Вскоре пальто, шапка, сапоги были удалены с тела племянницы, на ноги водрузились уютные тапки, руки были вымыты, а сама Наташа уже распивала чай, сидя на кухне. Через весьма непродолжительное время выражение её лица стало идентичным выражению лица Марины, наверное, к чаю было добавлено несколько горячительных капель. От глаз женщин исходило сияние, заполнявшее всю кухню, даже улица, огибавшая дом Марины, стала светлее. Руки совершали слишком пространные движения, а поток речи был бурен и малопонятен.
— Он даст, представляешь? Не выдержал, вспомнил, понимаешь? Какая же я счастливая. Теперь смогу купить оборудование! Много! Засадить за него сытых работниц с такими толстыми, проворными пальцами! А ты, Наташа, будешь меж рядами ходить, их по чепчикам лупить и командовать. А я буду разъезжать по магазинами и пристраивать возросшую продукцию! Я уже даже название придумала.