Но что скажут на это его родители? Ведь они ждут его в Ташкенте, ждут не дождутся. И согласится ли Гюльчехра поехать в Ленинград? Хотя работа там для нее отыщется, архитекторы везде нужны…

Удивительно, чем больше думал Абдулла о Гюльчехре, тем больше нравилась ему Саяра. Ведь она была рядом, веселая, милая, озорная…

В тот вечер ему стало совсем невмоготу. За окном шумел дождь. Абдулла взял плащ и спустился вниз. Сначала он направился в сторону Мойки, а потом неизвестно как очутился на Литейном проспекте. Людей было много, почти все шли под зонтиками. Каких только зонтов не было — большие, маленькие, белые, красные, желтые, черные… Абдулла остановился, вытер мокрое лицо платком. И, задрав голову, посмотрел наверх, в черное небо. Когда только кончится этот дождь…

— Что, Аду, звезды считаешь? — спросил кто-то рядом.

Перед ним стоял его однокурсник Виктор в длинном плаще с капюшоном. Виктор был старше Абдуллы года на четыре, пришел в институт из армии.

— А ты что здесь делаешь в такую погоду? — удивился Абдулла.

— Навещал жену. Она лежит в больнице.

— А что с ней?

— Аборт сделала, дурочка, — сокрушенно сказал Виктор.

— Аборт?

— Она думает, нам достаточно одной Светки. Светка — это наша дочь. Ей уже три года, славная девчушка. Так вот, жена до вчерашнего дня ходила как ни в чем не бывало, не было у нас об этом никаких разговоров. А сегодня прихожу из библиотеки, на кухне под чайником письмо. Мол, прости, Витенька. Я пошла в больницу. Через три дня выйду…

Через три дня? — переспросил Абдулла.

— Да, через три дня, мол, выйду, если хочешь, можешь навестить. Я бросился со всех ног… Не повезло, Аду. Опоздал.

— А она здорова? Когда выйдет?

— Здорова. Полежит еще завтра и послезавтра, а потом выпишут.

— Значит, там долго не держат? — взволнованно спросил Абдулла.

— А что?

— Нет, нет, ничего!.. Что теперь будешь делать?

— А что теперь сделаешь? Светку я у соседей оставил, надо скорей забрать. Надоела им небось. Что случилось, то случилось. — Виктор вздохнул. — Ладно, до свидания.

— До свидания.

Абдулла, широко улыбаясь, смотрел вслед Виктору, но не видел его. Выход найден! Он сейчас же напишет письмо Гюльчехре. Нет, даст телеграмму. Ведь это же, оказывается, просто. Всего три дня! Да пусть хоть неделю. Неужели Гюльчехра не сможет этого устроить? Не такая уж она маленькая.

Поблизости нигде не было видно почты. Но Абдуллу это не обескуражило. Он бодро зашагал в сторону гостиницы «Ленинград», там почта работала круглые сутки. Надо составить телеграмму так, чтобы было понятно только Гюльчехре. Он немного подумал и написал на бланке: «Если обратишься нужное учреждение все будет порядке Приветом Абдулла».

Он заплатил за телеграмму и вышел из гостиницы. У него словно гора с плеч упала.

Без сомнения, Гюльчехра тоже размышляла об этой возможности, о «нужном учреждении». Конечно, рано ей заводить ребенка, рано… Вот почему они никогда об этом и не говорили, им это просто в голову не приходило. Надо сначала встать на ноги, а уж потом думать о детях.

Разумеется, аборт — очень неприятная вещь, очень. Больно, наверно, и вообще… ужасно. Вряд ли после этого ему захочется близости с Гюльчехрой… Как нескладно все у них получилось! Конечно, теперь о женитьбе не может быть и речи. Гюльчехра будет переживать, она будет мучиться, но что поделаешь? Он думал, что любит ее, и ошибся. А кто не ошибается? Бывает, люди разводятся после десяти — пятнадцати лет совместной жизни. Разве он виноват в том, что полюбил Саяру? Сердцу не прикажешь, нет. Недаром люди говорят, что первая любовь счастливой не бывает. Гюльчехра должна это понять.

Абдулла дошел уже почти до самого общежития и вдруг остановил такси. Он поехал обратно, в гостиницу «Ленинград», и отбил еще одну телеграмму. В Ташкент, отцу. «Воля ваша Согласен с вами Приветом ваш сын Абдулла».

В Ташкенте Гюльчехра решила остановиться у своей однокурсницы Санобар. Девушка надеялась, что Санобар, эта немногословная, серьезная женщина, хоть и поругает ее, но зато и поможет больше, чем кто-либо, подскажет, как найти врача, принимающего на дому. Санобар вместе с мужем работала в горсовете, жили они в Чиланзаре. Гюльчехра была у них однажды, помнила, что напротив их дома находится большой гастроном, однако точного адреса не знала.

Долго кружила она в такси по Чиланзару, прежде чем обнаружила знакомое здание. Поднялась с чемоданчиком на третий этаж, нажала на кнопку звонка. Вот сейчас выйдет Санобар. Однако никто не открывал. Девушка еще раз позвонила — с тем же результатом.

Вдруг открылась соседняя дверь, и на лестничную клетку вышла девушка в синей форме стюардессы, с сумкой Аэрофлота через плечо. В маленьких ушах ее поблескивали клипсы в виде листочков.

— Вам кого? — спросила она, улыбаясь и показывая свои ровные белые зубки.

— Санобар-апа. Санобар Кадырову, — ответила Гюльчехра.

— А кем вы ей приходитесь? — неожиданно прозвучал вопрос.

— Я ее знакомая, мы вместе учимся. Я приехала из Коканда. Так дома ли Санобар?

— Ах вот как, так вы и есть тот самый архитектор из Коканда? Ведь вы победили на конкурсе? — продолжала спрашивать девушка, не переставая улыбаться.

— Да.

— Санобар-апа много о вас рассказывала. Значит, вы раньше бывали здесь, как же я до этого ни разу вас не видела… Я тоже хочу поступить в ваш институт, стать архитектором. Мне так нравятся красивые дома… Скажите, а вы знакомы с академиком Сагдулаевым?

Гюльчехра отрицательно покачала головой.

— Я однажды была у него, — продолжала девушка. — Двухэтажный дом. На первом этаже зал, кухня, столовая. На втором этаже спальня, тут же рядом большая ванная… И все внутри — это, кажется, называется интерьером — до чего чудесно!.. Зайдешь — и не хочется уходить. Давайте знакомиться. Тамара. Я пока работаю в Аэрофлоте. На всесоюзной линии.

Гюльчехра пожала ей руку и тихонько напомнила:

— Так вы не сказали, где Санобар…

— А они уехали, — спокойно ответила стюардесса. — На Иссык-Куль. Всей семьей.

— Давно?

— Да неделю назад. А вернутся они дней через десять. Вам очень нужна Санобар?

Гюльчехра вместо ответа подняла свой чемодан.

— Ах, так вы хотели пожить у нее? Остановитесь у меня, — радушно проговорила девушка. — Я ведь одна живу. Пожалуйста, располагайтесь, пока они не возвратятся.

— Спасибо, спасибо, — промолвила Гюльчехра и направилась по лестнице вниз. — Стюардесса пошла за ней следом. Словно сквозь сон слышала Гюльчехра ее голос:

— Вы ведь с дороги. Хоть бы посидели немного у меня, отдохнули…

Они вышли на улицу.

— А у вас есть куда пойти? — спросила стюардесса.

Гюльчехра кивнула.

— Ну, в таком случае до свидания. Вон мой автобус подъехал. Может, нам по пути?

— Большое вам спасибо, — сказала Гюльчехра. — Вы не беспокойтесь, пожалуйста, я такси здесь подожду…

— Если не найдете, где остановиться, приходите ко мне! — крикнула стюардесса с подножки автобуса. — Я к вечеру вернусь!

Гюльчехра помахала ей рукой и, когда автобус скрылся за поворотом улицы, устало опустилась на свой чемодан. Куда она теперь пойдет? В институт — уже поздно, а без предупреждения нагрянуть с чемоданом к какой-нибудь знакомой студентке со своего курса вроде и неловко.

Значит, остается только к бабушке Абсутай. Но это не так уж и плохо. Она веселая, гостеприимная. Только вряд ли она сможет помочь в таком деле… Еще в первый приезд в Ташкент Касымджан предложил ей устроиться у этой старухи. Гюльчехра согласилась с благодарностью, она не считала для себя удобным жить одной в гостинице.

Дом Абсутай был на Лабзаке. Большой двор. Несколько комнат. Раньше она жила с сыном. Потом он вместе с женой уехал на строительство газопровода Бухара — Урал, и старуха осталась со своим внуком Зубайдой, который учился вместе с Касымджаном.

Гюльчехра остановила свободное такси и поехала на Лабзак. Уже стемнело, когда она зашла в ворота Абсутай. Старуха сидела посреди двора на супе и стегала ватное одеяло.