Он подошел к ней, взял у нее из рук то, что осталось от чайника, и положил на стол.
— Ты веришь этой поговорке?
Саяра кивнула.
— Снова заварить? Чайник есть у соседей.
— Нет, — сказал Абдулла и притянул девушку к себе.
18
Длинная пристройка под камышовой крышей, примыкавшая к правлению колхоза, была заполнена людьми до отказа. Раис Нормат-ака поднял руку, призывая к тишине и кивнул Самаду:
— Начинай.
Самад придвинулся вплотную к столу, стоящему посредине сцены, и обратился к людям:
— Товарищи, в повестке дня нашего общего собрания только один вопрос — вопрос о будущем нашего кишлака. Но сначала о настоящем. Наш колхоз — миллионер. Живем мы неплохо, зерна и всякого добра у нас как будто в достатке. И даже есть избытки. Однако, товарищи, облик нашего кишлака не переменился. Каким он был двадцать — тридцать лет назад, почти таким и остался. Вот эта пристройка, в которой вы сидите, гордо именуется клубом. Но разве это клуб? А что сказать про другие дома в кишлаке, про узкие кривые улочки? Теперь нам не к лицу жить в таких условиях. Иное дело, если бы у нас не было средств. Но у нас теперь достаточно средств, чтобы построить новый кишлак. Конечно, не все сразу. Но надо начинать. Вот перед вами макет нового Мингбулака, — тут Самад осторожно снял покрывало со стола. — Вот смотрите. Этот макет создан нашим молодым архитектором Гюльчехрой, дочерью уважаемого Ганишера-ака. Она же будет и начальником всего строительства. Так решило правление колхоза.
Люди захлопали в ладоши, раздались голоса:
— Дай аллах тебе здоровья, дочка!
— Будь счастлива!
— Пусть не будет дня худшего, чем этот!
— А теперь, — сказал Самад, — мы дадим слово Гюльчехре. Она расскажет нам, каким будет новый Мингбулак, а потом перейдем к обсуждению. Нет возражений?
Нет.
— Слово предоставляется Гюльчехре Саидовой.
Гюльчехра, сидящая между раисом и отцом, поднялась с места. Краска смущения залила ее лицо. Вопросительно посмотрела она на Нормата-ака.
— Говори. Расскажи обо всем, что думаешь, что у тебя на душе, — поддержал ее раис.
Гюльчехра подошла к своему макету. Дома она готовилась к речи, даже репетировала, с чего начать и чем закончить. Однако сейчас, при виде множества устремленных на нее глаз, растерялась. «В самом деле, с чего же начать, с чего же начать?» — лихорадочно думала она.
Между тем люди задвигались на своих местах, зашептались. Кто-то кашлянул. Гюльчехра подняла голову, и тут ее взгляд упал на Алишера, сидящего на подоконнике. Брат подмигнул ей, махнул рукой и этим словно бы сказал: «Да говори ты, чего стесняешься?» Девушка взяла себя в руки и, не отрывая глаз от брата, тихо начала:
— Товарищи! Этот макет — моя дипломная работа. У нас в институте студенты-выпускники создают макеты больших зданий, макеты целых районов. А я выбрала свой кишлак. Я с детства мечтала о новом Мингбулаке, мечтала избавить его от пыли, от узких улиц, от домов, напоминающих погреба. И вот моя мечта перед вами. Конечно, этот макет несовершенен, в нем есть недостатки, и к тому же это моя первая самостоятельная работа… — Гюльчехра остановилась. Волнение снова сковало ее.
— Говори, дочка, мы все слушаем тебя, — сказал один из аксакалов, сидящих в переднем ряду.
— Не бойся, мы сами тебе укажем на твои недостатки…
— Вызовешь на хашар — исправим…
— Не скромничай, дочка, продолжай.
Гюльчехра снова взглянула на брата. Алишер опять подмигнул ей.
— Каким должен быть новый Мингбулак? — проговорила, запинаясь, Гюльчехра. — Вы видите здесь, на макете, трехэтажное здание. Это новый клуб. Нормат-ака посоветовал назвать его Дворцом культуры. У нас много молодежи. И нужно специальное помещение, в котором бы люди вечером могли отдохнуть, повысить свои знания, прослушать лекцию, посмотреть кино, принять концертную бригаду. Все это можно будет сделать в клубе.
— Когда? — крикнул кто-то.
— Через три года, — ответила Гюльчехра. — Теперь смотрите: справа от Дворца культуры расположено двухэтажное здание — здесь будет размещаться правление колхоза. А слева — гостиница «Мингбулак», видите — с верандой? Таким образом, в центре кишлака будут эти три больших здания, а между ними будет сад с фонтаном. Этот сад, вот с этой стороны, видите, протянется до самого канала. А по берегу канала пройдет автострада, которая свяжет кишлак с одной стороны с Кокандом, с другой — с Алтыарыком…
Тут девушка увидела, что в одном из средних рядов поднялся высокий седобородый старик.
— У меня есть вопрос, — услышала она его голос.
— Подождите, ата! Пусть она закончит свое выступление!
— Она может и потом закончить. А я, если сейчас не спрошу, забуду… — промолвил аксакал.
— Пожалуйста, спрашивайте, ата! — согласилась девушка.
— Все, о чем ты говорила, дочка, все это хорошо. Все эти Дворцы культуры нам нужны, но ты мне скажи о другом. Что станет с нашими домами? Вчера мой внук целый час болтал, что Мингбулак разрушат, а на его месте поставят небоскребы. Я сказал внуку: «Погоди, что же это такое получится? У нас не такой уж плохой дом, чего ради мы должны переселяться в этот небоскреб и жить друг под другом? Мы к такому не привыкли». В Ташкенте есть место, называется новый район Чиланзар. Года три назад приехал я в Ташкент, и меня потащили в этот Чиланзар, на панихиду. В комнате люди не уместились, и мы читали молитвы на улице. Это бы еще ничего. Но когда гроб стали спускать на веревках из окна, да еще чуть не уронили, тут уж я разозлился. И я не хочу, чтобы в Мингбулаке так было. Узбеку не только дом нужен, ему нужен свой двор, хотя бы клочок земли, и чтобы на этом клочке земли росло хотя бы одно дерево. Или я не прав?
— Верно говоришь, ата, верно!
— Кабилджан-ата, — обратился к аксакалу Самад, — вы целую речь произнесли. Подождали бы немного, а потом выступили.
— Э, сынок, я же говорю, память у меня стала слабеть, забыл бы все. Ну так, дочка, скажи, правду говорил мой внук? В самом деле ты будешь строить такие дома?
— Нет, отец, — ответила, улыбаясь, Гюльчехра. — Я постараюсь вам объяснить… От центра кишлака в радиальном направлении, на четыре стороны света протянутся четыре улицы. По обеим сторонам этих улиц будут построены одноэтажные дома для колхозников. Вот здесь вы видите макеты этих домов. Позади каждого дома обязательно будет двор. В Мингбулаке пока нет надобности строить многоэтажные жилые здания. В кишлаке всего пятьсот семей. Лет через десять — пятнадцать положение изменится. И вот тогда по ту сторону канала можно будет запланировать многоэтажные дома. А пока достаточно и этих. Кабилджан-ата, смотрите, в каком доме вы будете жить: впереди веранда, три комнаты и гостиная. Или же — четыре комнаты и гостиная. А свой дворик вы можете огородить, сделать, если хотите, ворота.
— Кабилджану-ата ворота нужно сделать в самом доме. А то вдруг гроб в двери не пройдет.
Люди заулыбались, раздался смех.
— Таким образом, — заключила Гюльчехра, — работы у нас очень много. Чтобы построить все, что изображено на макете, потребуется по меньшей мере лет пять, а то и шесть. Если есть вопросы, пожалуйста, задавайте.
И Гюльчехра направилась на свое место. Раис благодарно кивнул девушке.
— Молодец, выдержала, — сказал дочери Ганишер-ака. — А я уже хотел бежать к тебе на помощь…
— Товарищи, у кого есть вопросы? — обратился к собранию Самад, постукивая по столу карандашом.
— У меня вопрос! — из второго ряда поднялась худенькая женщина средних лет. — Будут ли в новом кишлаке ясли? Почему об этом ничего не говорите? Или же нам так и работать по старинке, ребенка к спине привязывать?
— Ясли будут! — ответил с места Нормат-ака. — В первую очередь мы построим ясли на шестьдесят мест. Это не вошло в план. Потому что строительство яслей начнется в этом году.
— Вы удовлетворены, Карамат-апа? — спросил Самад.
— Это другое дело.
— Какие будут еще вопросы?
