— Ну, товарищ Гулам в дороге о себе расскажет. Давайте, друзья, не медлите — в путь!
Простившись, Нобат с новым знакомым завернули в чайхану Латифа — пообедать, забрать пожитки Эргашева. Выяснилось: он чарджуйский, был чернорабочим на речной пристани. Член партии с девятнадцатого, участвовал в штурме бекской цитадели. Окончил курсы партийных пропагандистов. Назначен в Керки, отсюда в Ходжамбас. Холост, мать осталась в Чарджуе, младший братишка подался в Ташкент учиться.
Похоже, оба они — Нобат и Гулам — остались довольны знакомством. Только к седлу оказался непривычен новый работник райкома, потому на обратный путь до Ходжамбаса затратили времени вдвое больше того, что требуется опытному всаднику.
— Придется, друг, тебя подучить, — шутил Нобат в дороге. — Ничего, привыкнешь скоро! У нас куда ни задумал отправиться — только верхом…
Гулам Эргашев, назначенный в райком завотделом политпросвета, оправдал добрые надежды Нобата, зародившиеся уже в первые часы знакомства. Парень совсем молодой, но серьезный, скромный, притом энергичный, исполнительный. Подготовлен хорошо — видно, что на курсах времени даром не терял. Вскоре он представил на бюро свой план развития сети политучебы; главным в нем была подготовка низовых инструкторов, руководителей кружков из числа местных коммунистов. Терпеливо выявлял Эргашев в аульных ячейках тех, кто не только грамотен, а еще и обладал задатками пропагандиста, был любознателен, пользовался авторитетом у людей. Немного времени спустя, уже летом, Нобат лично проверил работу нескольких аульных кружков политического самообразования, и результаты были налицо. Дайхане в аулах полюбили молодого политпросветчика, баи же — люто возненавидели. Как-то ночью стреляли ему вслед, хотя и безуспешно, когда он верхом возвращался в районный центр после занятий в кружке.
Тем временем раздел земель был завершен. Подошла пора широко развернуть кампанию по выборам в Советы народных депутатов.
Конституция Бухарской НСР, подобно Конституции Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, предусматривала выборы при открытой подаче голосов; лишались избирательного права лица, занимавшие правительственные посты при эмирском режиме, осужденные за пособничество контрреволюционерам, а также высокопоставленные служители культа. Низовая, самая массовая категория народных депутатов — депутаты аульных Советов. Их нужно было избрать в первую очередь. Окружной исполком распорядился создать в аулах избирательные комиссии, а также приступить к составлению списков избирателей.
В связи с этим вновь обострилась, только в скрытой форме, классовая борьба.
Прежде всего, крупные баи, сохранившие значительную долю былых богатств и влияния, живо сообразили, какую роль в развертывающейся кампании призваны сыграть избирательные комиссии в аулах. И постарались употребить все средства и способы, чтобы протащить в эти комиссии своих ставленников. Кое-где им это удалось. Но несравненно больше было случаев, когда козни богатеев и мусульманских святош с позором для них разоблачались аульными активистами. Актив же в каждом ауле сделался теперь многолюдным, объединяя коммунистов и комсомольцев, сочувствующих, а также членов батрачкомов, товарищества дайхан по совместному использованию средств и сельскохозяйственных материалов, доставляемых властью, по централизованной закупке товаров.
Нобат наравне со всеми работниками райкома партии и райисполкома в эти дни не знал отдыха. В самом Ходжамбасе почти никто из них не показывался по неделям. Главного внимания требовали аулы, удаленные от центра, в стороне от дорог, там и приходилось проводить больше всего времени.
Тревожная обстановка сложилась в Бешире.
Замысел Нобата и Бекмурада — подготовить из Джумакулчи Бабаева кандидата на пост председателя аульного Совета — не удался. Джумакулчи, ставший председателем местного ширкета, поначалу хорошо зарекомендовал себя и на новой работе. Но в конце концов все же угодил в ловушку, искусно расставленную баями, авторитет его в массах оказался подорванным. Перед самыми выборами в райисполкоме не нашлось подходящего кандидата — кому возглавить аулсовет в Бешире. Обстоятельство это особенно огорчало и тревожило Нобата.
Как раз незадолго до начала избирательной кампании на правом берегу, южнее Керкичи, появилась доселе неведомая в здешних местах банда калтаманов. Вскоре выяснилось: она прорвалась из-за рубежа, скрытно» переплыв Амударью. Банда грабила местное население. Покарать нежданных «гостей» выступил с отрядом сам Розы Аннаев, командир дивизиона милиции. Банду выследил, окружил и разбил в пух и прах — лишь разрозненным одиночкам, без коней и винтовок, удалось кое-как спастись, попрятаться где попало. Но при этом и сам командир, отважный и не в меру горячий, был тяжело ранен в левое плечо. Снова оказался Розы-Анна в уже знакомом ему керкинском лазарете. Лечили его старательно, однако полностью восстановить его здоровье не удалось — левая рука утратила былую подвижность. С таким дефектом на службу в народную милицию рядовыми джигитами не брали совсем; на командных должностях служить также не рекомендовалось: ведь и командиру нужно владеть конем, в стычках то и дело браться за шашку и карабин.
Ефимов, верный своему обыкновению заботиться о подчиненных, оказавшихся в беде, внимательно следил за тем, как лечат в лазарете Розы Аннаева. И первым узнал от главного врача: операция не дала ожидаемых результатов, левая рука у пациента будет функционировать лишь частично.
Из центра запрашивали о состоянии дел в окружном дивизионе милиции — там знали о ранении Розы-Анна. Председатель чека вынужден был поставить нового командира дивизиона.
В разгар предвыборной кампании обнаружилось, что в Бешире баи подговаривают своих сторонников продвигать всеми способами в председатели исполкома аульного Совета Давуд-бая, который был заместителем у Шихи, первого председателя ревкома. Давуд, моложе своего «хозяина» и поживее умом, значительную долю имущества сумел пораздать — на время — родственникам и стал таким образом фигурой, как будто приемлемой для занятий выборной должности. Нобат, узнав о выходе Розы-Анна из госпиталя и о том, что командиром дивизиона милиции ему не быть, подумал: вот подходящая кандидатура на пост предисполкома в Бешире.
Долго он уговаривал Розы-Анна. Человек мягкий и приветливый в обхождении, бывший окружной начмил обладал несговорчивым нравом. Кроме того, по натуре это был воин, и капитулировать перед безжалостною судьбой ему отнюдь не хотелось.
После нескольких дней отдыха в Бешире в доме у родственников Розы-Анна по вызову секретаря райкома Гельдыева отправился в Ходжамбас. В тесный кабинет Нобата, где единственным украшением был портрет Ленина в красной деревянной рамке, он вошел утром.
— Привет, дорогой Розы! — поднялся ему навстречу Нобат. Они пожали друг другу руки. — Садись. С нетерпением тебя поджидаю. Ну, как чувствуешь себя?
— Рад тебя видеть! Благодарение судьбе, все у меня как будто хорошо, — Розы-Анна сел на краешек стула, левую — искалеченную — руку неловко примостил на стуле, поморщился, должно быть от боли, но сразу улыбнулся, как бы оправдываясь: — Вот только рука…
— Выглядишь ты молодцом, — Нобат поудобнее уселся за столом, давая понять, что разговор предстоит серьезный. — Но служба в строю отныне уже не для тебя. Так сказали врачи, так и в бумагах твоих написано. Ты ведь знаешь об этом?
— Нобат, друг! — Розыкул подался к нему. — Все знаю, но слушать не хочу! Как это — негоден?! Я же не рядовой джигит! Калтаманов еще не всех выловили, видишь, так и лезут, проклятые, из-за кордона… Кому доверить дивизион, отряды самообороны в аулах? У меня же опыт! Ну, пусть заместителя дадут, сам не стану ходить в рейды…
— Товарищ Розы Аннаев, тебе следует уяснить: по состоянию здоровья ты вообще не можешь служить в органах чека или милиции. Решение врачей — закон. Ты знаешь, наверное, меня с эскадроном разлучили вот точно так же. А я с ребятами столько месяцев плечо к плечу, сперва на Лебабе, потом в Фергане… Думаешь, не тяжко было расставаться? Тяжко, брат, поверь. И тебя я понимаю очень хорошо. Но… На основе медицинского заключения бюро окружкома уже решило: откомандировать тебя к нам в район для использования на административной работе. Вот, пока ты дома отдыхал, пришла бумага, смотри сам.
