В конце разговора Ширах прошелся по Герингу. Во всяком случае, сказал он, Гитлер тратил все свои деньги на искусство. Геринг, с другой стороны, точно так же шантажировал промышленность, но использовал огромные средства исключительно для удовлетворения своей жажды роскоши. В личном плане, по словам Шираха, Гитлер до самого конца сохранил склонность к аскетизму, а Геринг был заурядным расточителем.
Мы оба разделяли эту точку зрения.
15 мая 1948 года. Моя жена скоро приедет на первое свидание. За год, проведенный в Шпандау, накопилось четыре пятнадцатиминутных свиданий, и нам разрешили встретиться на час. Судя по посещению Флекснера, никакого уединения не будет. Мы просто снова увидим друг друга. Не успел я получить разрешение, как меня охватил страх, что ее могут арестовать во время поездки по Восточной зоне. Я попросил пастора Казалиса передать жене, чтобы она ни в коем случае не приезжала.
16 мая 1948 года. Прошлой ночью, лежа в постели, думал о разговоре с Ширахом. Как приятно осознавать, что, наконец, я могу обсудить с товарищем по заключению важные вопросы, а не насущные проблемы тюремного быта. Больше того, это первый за несколько месяцев разговор о Гитлере и о прошлом, не омраченный раздражением.
Тем не менее, мне кажется, что мы слишком много внимания уделили любви Гитлера к Вагнеру, а ведь он любил оперетту не меньше, чем серьезные оперы Вагнера. Он искренне считал Франца Легара одним из величайших композиторов в истории музыки. Гитлер ставил «Веселую вдову» в один ряд с лучшими операми. Точно также «Летучая мышь», «Продавец птиц» и «Цыганский барон», по его мнению, были лучшими образцами культурного наследия Германии. После одного представления «Веселой вдовы», на котором дирижировал сам Легар, — в то время ему шел восьмой десяток — композитора представили Гитлеру. Несколько дней Гитлер не мог унять радость от этой важной встречи. Балет он любил не меньше, чем оперетту, но его раздражало, что танцоры выставляют себя напоказ, выступая в обтягивающих трико. «Мне всегда приходится отводить глаза», — с отвращением говорил он. С другой стороны, он резко назвал современный экспрессивный танец, наподобие созданного Мари Вигман или Палуккой, позором для культуры. Геббельс однажды уговорил его пойти на такое представление, рассказывал он мне; больше он туда ни ногой. А сестры Хоппнер из берлинского театра оперы и балета, напротив, были совершенно другим делом, они воплощение красоты. Он часто приглашал их на чай в свои личные апартаменты. Сидя на диване с сестрами по бокам, он даже в моем присутствии держал их за руки, словно восторженный подросток. Некоторое время Гитлер сходил с ума от американской танцовщицы, которая выступала практически обнаженной в Мюнхене. Через посредничество Адольфа Вагнера, гауляйтера Мюнхена, он пригласил ее на чай; за исключением Юнити Митфорд, она была единственной иностранкой, допущенной в ближний круг Гитлера. Он ясно дал понять, что добивался бы ее благосклонности, если бы не проклятое официальное положение.
25 мая 1948 года. Прошлой ночью мне приснился сон: наша такса выходит из леса. Один бок разодран, из него торчат кости. Пес лижет мою руку. Я плачу.
8 августа 1948 года. Целый месяц работал над рисунком с множеством деталей, которым пытаюсь сказать: нельзя, чтобы разрушенная жизнь стала концом всех надежд. Деревянные бараки символизируют мои новые жизненные стандарты. Колонны портика Большого зала были высотой тридцать метров. Я изобразил их в руинах. На переднем плане — моя жена и я. Головы накрыты саваном.
К сожалению, начальство отклонило мою просьбу послать рисунок домой. Разрешаются только письма, сообщили мне.
24 августа 1948 года. Три месяца ничего не писал. Тревожный знак. Из меня выходит жизненная сила? Постоянный голод. Слабость. Снова потерял вес. Продукты по-прежнему выдают по немецкой норме. К несчастью, на некоторое время ввели запрет на использование в пищу для заключенных овощей, которые мы посадили. Теперь их отправляют в столовую для персонала. Меня выручают сырые овощи. Я выбираю самые молоденькие и нежные листочки салата, краснокочанной и белокочанной капусты. Цветная капуста и молодой картофель вкусны даже в сыром виде. Конечно, это против правил, но охранники делают вид, что не видят — даже кое-кто из русских. Недавно Тараданкин, особенно строгий охранник, в третий раз поймал меня на краже цветной капусты. Начальство приговорило меня к неделе одиночества. Мне не разрешали читать или писать. Сегодня наказание подошло к концу.
Роберт Дакерман, американский еврей, один из наиболее порядочных охранников, по собственной инициативе пытается улучшить наше питание. Несколько дней назад он разжег в саду костер и запек немного молодого картофеля. Печеная картошка с зеленым луком и листиками салата была вкуснее самого изысканного деликатеса в ресторане у Хорчера. Через некоторое время в сад вышел Тараданкин, внимательно осмотрел остатки нашего костра и со злобным видом забрал последние картофелины.
25 августа 1948 года. Сегодня Дакерман принес нам сухую смесь для приготовления большой кастрюли горохового супа. Весь день мы провели в праздности, чувствуя себя счастливыми. Дойдя до пределов обжорства, мы с помощью британского охранника Пиза снова развели костер и запекли еще немного молодого картофеля.
26 августа 1948 года. После нашей беседы у парника несколько месяцев назад отношения с Ширахом становятся все более непринужденными. Сегодня он рассказал мне, какое оскорбление нанес Гитлер гитлерюгенду в начале лета 1938-го. После поездки в Дессау на открытие нового оперного театра Гитлер присутствовал на параде. Незадолго до этого он, из соображений внешней политики, запретил гитлерюгенду участвовать в публичных парадах, — иностранная пресса не раз утверждала, что гитлерюгенд является военизированной организацией. Теперь же после торжественного марша других организаций Гитлер увидел на подходе группы молодежи. В присутствии всех высокопоставленных чиновников, по словам Шираха, он заорал на своего адъютанта Юлиуса Шауба. Потом приказал гауляйтеру Йордану немедленно отправить молодежь по домам. Всего в сотне метров от машины Гитлера тысячи молодых людей, которые проделали долгий путь из деревень и маленьких городов и простояли в ожидании много часов, были остановлены и отправлены назад. Скандал, обида гауляйтера, разочарование мальчиков — все это оставило Гитлера совершенно равнодушным. Ширах считал, что этот поступок служит подтверждением несдержанности Гитлера, но я не разделял его мнение. На мой взгляд, Гитлер в очередной раз сознательно изобразил вспышку гнева. Его Целью было преподать урок; с этой минуты все его приказания должны выполняться беспрекословно. Он прекрасно понял, что слухи об этом случае мгновенно разнесутся среди руководства партии. По сравнению с полученным результатом, какое значение имеет разочарование и скандал в небольшом саксонском городишке!
29 августа 1948 года. Сегодня в четверть шестого выдают книги. Библиотека — пустая камера — открыта. С одной стороны стоят полки с нашими личными книгами, которые мы привезли из Нюрнберга. Львиная доля принадлежит Гессу, который в Англии смог купить внушительное количество книг, среди них даже несколько редких изданий, потому что в период заключения он получал жалованье капитана (в соответствии с международными соглашениями, поскольку он приземлился в форме капитана). Редер сидит за столом; Гесс подходит к нему и докладывает: «Номер семь. Возвращаю: Циннер, «Астрология и астрономия»». Он называет свой номер, потому что Редер несколько раз обращался к нему именно так. Потом Гесс просматривает список книг. Тем временем Ширах возвращает «Театр моей жизни» Бернауэра. Редер отмечает выбранную книгу. Гесс никак не может определиться, и Редер начинает злиться. «Вы еще не закончили?» — спрашивает он. Гесс останавливает свой выбор на книге под названием «Школа опасности». Когда Редер замечает, что она об альпинизме, Гесс сердито бросает: «Неважно».
