Видно, и Караваев усмотрел не праздность в настойчивости Токина.

— А я почти серьезно. Родителей своих не помню — воспитывался в детских домах. По-всякому было…

— Война где застала?

— Как перекати-поле — в дороге. Задолго до войны дал деру из детского дома в Смоленске. Покочевал… Хотел вот посмотреть, что за новые республики в Прибалтике. Да и полпути не сделал…

Караваев говорил легко, но Токина не оставляло ощущение, что он рассказывает о прошлом без особого желания. Юрию стало жалко парня, и он решил больше к вопросу о прошлом Караваева не возвращаться.

— Компанию надо собрать веселую. Я мало кого здесь знаю. Хотелось, чтобы свои были парни, верные. И девчонки под стать. Впрочем, это Рита обеспечит… — вернулся к разговору Караваев.

— Договорились! Теперь за дело, — засуетилась Рита, сидевшая все время тихо, не двигаясь, как сурок у норки.

Прощаясь, Караваев перечислил, что сможет достать из продуктов:

— За мной постное масло, мешок картошки. Шмат сала уже есть. Что касается первача, то этим добром Старый Гуж, как река весной, по самые берега полон!

Караваевская хозяйственность понравилась Токину. Он с удовольствием представил, как соберутся ребята, — в этой мрачной жизни просвет немалый.

Проводив гостей, Юрий задержался во дворе — ночной студеный воздух пронизывают мухи первого редкого снега. Токин поймал ртом снежинку, но не ощутил ни влаги, ни холода. Снежинка будто испарилась, превратившись в глоток дыхания.

«С такой бы легкостью да через поля, через леса! А там, за линией фронта, выпасть снежком — вот, мол, я, здрасьте! Интересно, футбольный чемпионат в этом году закончился? Может, доиграли где-нибудь на востоке. Впрочем, до футбола ли…»

Он вернулся в дом и только принялся за книгу, как за окном ударил яркий автомобильный свет и мотор закудахтал у самого крыльца. Юрий бухнулся на кровать и притворился спящим. Он слышал, как хлопали дверцы машины. Потом раздалась немецкая речь. Но вместо стука, которого он ждал с замиранием, щелкнул выключатель. Свет залил большую комнату, и на пороге ее сквозь ресницы Юрий увидел немецкого офицера в щегольской шинели и выглядывавшего из-за его плеча Морозова в не менее щегольском полушубке.

— Здорово, Юрий, — сказал Морозов и пропустил в комнату третьего спутника: раскрашенную девицу с брезгливо оттопыренной нижней губой. — Принимай дорогих гостей.

Морозов что-то бегло сказал по-немецки. Странно, но Юрия это открытие не удивило. Офицер в ответ на слова Морозова закивал головой, продолжая пристально рассматривать Токина. Морозов представил по-русски:

— Мой хозяин, у которого квартирую. Прошу любить и жаловать. Работает на заводе «Ост-3». При большевиках был знаменитейшим в городе футболистом. — Повернувшись в сторону гостей, Морозов продолжил: — Комендант города майор Шварцвальд. А это Эльвира.

Юрий встал у кровати.

Морозов снова заговорил по-немецки с майором, а Эльвира, скептически оглядев Токина, вдруг сказала густым грудным голосом:

— Рано же спать ложатся знаменитости!

— Устал, много работы, — Юрий развел руками. — Да и не спал — так, в одежде прилег. Во сне к тому же и есть меньше хочется.

Морозов перевел, и майор весело расхохотался. От всех троих — Юрий уловил только сейчас — пахло спиртным.

Морозов пригласил гостей в свою комнату и что-то долго говорил по-немецки. Эльвира, очевидно, тоже понимала язык, поскольку перевода не было, а смеялись они все втроем дружно и беззаботно.

Юрий хотел было уйти, но, выглянув в окно, увидел, что у калитки, хлопая ладонями и подпрыгивая, прохаживается солдат с автоматом. Машина замерла с потушенными огнями, но невыключенным мотором. Посему Юрий решил, что гости пожаловали ненадолго.

И действительно, пробыли они не более часа. Вышли из комнаты совсем навеселе — на столе в морозовской комнате остались бутылки, рюмки и какая-то снедь. Комендант подошел и, прощаясь, пожал Юрию руку — пожатие было слабое, но массивный перстень больно впился в ладонь. Глаза коменданта приблизились почти вплотную. Они были водянисты, и Юрий готов был поспорить, что при дневном свете зрачков не видно совсем. Не выпуская токинской ладони, майор хлопнул другой рукой по плечу.

— Гут, гут. — И, повернувшись к Морозову, что-то сказал. Тот с подобострастной поспешностью перевел.

— Герр майор говорит, что будущим летом намерен поиграть с вами в футбол. У себя на родине он был не из последних на футбольном поле.

Прощаясь, Эльвира лишь слегка кивнула, а Морозов сказал:

— Юрий, прибери, пожалуйста, со стола. Все в твоем распоряжении. Я сегодня не вернусь. У нас визит к бургомистру.

— Трудно вам, — не удержавшись, съязвил Токин.

— У каждого свои трудности, Юрий, у каждого свои, — подчеркнуто миролюбиво ответил Морозов.

Следующим утром по дороге на завод Токина перехватил Бонифаций.

— Что случилось? — вместо приветствия встревоженно произнес он.

— Что ты имеешь в виду? — не понимая, переспросил Токин.

— Фрицы чего к тебе пожаловали?

— А-а, — Юрию захотелось позлить старика. — Ты откуда знаешь?

— Сорока на хвосте принесла, — зло буркнул Карно и выжидающе уставился на Токина.

— По-твоему, я не могу и высоких гостей принять?

— Знаем мы этих высоких…

— Комендант Старого Гужа майор Шварцвальд личной персоной да еще с девицей…

— Что им было нужно? — по-прежнему колюче спросил Карно.

— Пришли проведать, как живет мой квартирант. И вот что, Бонифаций, мне надоел этот допрос. Если поговорить хочешь, жди — после обеда зайду попариться! И веничек приготовь настоящий, не кожедер!

Гудок залился над их головой, и Токин, оставив обозленного Карно, пошел к воротам. Оглянувшись, увидел, что старик все еще стоит, глядя ему вслед. И пожалел, что напрасно обидел Бонифация.

«Заботой одной вызвано беспокойство старика. А шустряк! Усмотрел-таки гостей! — Юрий хлопнул себя по лбу. — Представляю, как удивился, когда к дому подошел и немецкий камуфляж увидел! Бедный Карно!»

Итак, у меня месяц свободного времени и два адреса. Один был точный — я знал даже номер дома в глухой деревушке на берегу возле Кириллова. Там жил тяжелобольной Токин. Другой адрес, выглядел по меньшей мере приблизительным — в Таллине якобы обосновался уволенный в запас следователь Нагибин.

Я выбрал Токина. Отчасти потому, что дело было верным. Из уст руководителя организации я узнаю много нового и проверю весьма противоречивый рассказ Генриэтты Черняевой, так счастливо встретившейся мне в далеком Урване.

Пассажирский поезд нудно, как хромой конь, спотыкающийся на каждой кочке, тянул до Вологды полдня и полночи. Белесым утром, в час мистического раздела света и тьмы, я вышел на пустой перрон вологодского вокзала и долго пытался выспросить у встречных, как добраться до нужной мне деревеньки. Все охотно, многословно, по-доброму объясняли. И каждый последующий совет не походил на предыдущий. Одни советовали ехать мимо Кубинского озера, другие говорили, что проще до Череповца, а там до Кириллова ходит автобус. Так и не разобравшись в советах, я направился к милиции, попавшейся на пути от вокзала к центру города. Выходивший из здания лейтенант вместо ответа спросил: