Он говорил, что пробудет на работе допоздна, будет приводить дела в порядок. Неважно. Машина у него заперта. Можно, конечно, воспользоваться своей универсальной связкой ключей — вдруг какой-нибудь подойдет. Но ему это не понравится, особенно если поставил сигнализацию. Как человек городской, он вполне мог это сделать.

С рюкзаком и пиццей в руках она вошла в участок.

До чего тихо, мелькнула мысль. Как человек может работать без музыки? Мег сняла рюкзак и с улицы подала голос, и как раз в этот момент он возник в дверях.

Она успела заметить, как он прижал рукой кобуру, а потом, увидев Мег, улыбнулся и убрал руку.

— Чую запах еды — и женщины. Во мне пробуждается пещерный человек.

— Пицца «Пепперони». Я решила, что тебе самое время употребить что-то горяченькое — включая и меня.

— Беру весь набор. А рюкзак зачем?

— Какой наблюдательный. Бегу отсюда. Ты со мной?

— С Чарлин поругались?

— Да, но не только это. Вообще-то, мы даже помирились. Просто мне здесь невмоготу, Бэрк. Слишком много людей. В больших дозах я это не перевариваю. Меня это напрягает. Решила, что лучшим способом избавиться от напряжения будет пицца, а потом немного секса у меня дома. Пока я никого не покалечила и не загремела к тебе в участок.

— Мне нравится твой план.

— Хотела просто уехать, но… Ты должен меня похвалить, что я не уехала втихую.

— Хвалю. Входи. Сейчас найду, чем это запить.

— Я запаслась. — Она достала из кармана бутылку красного. — Прихватила в «Приюте» из бара. Придется выпить всю, чтобы улик не оставлять.

Она сунула ему бутылку, прошла в кабинет и торжественно водрузила пиццу на стол.

Папки с делами он успел закрыть, еще когда услышал, как открывается наружная дверь. Компьютер выключил, а доску завесил одеялом.

— Салфетки есть? — спросила Мег. Джентльмены так не поступают, но он не хотел оставлять ее в кабинете одну.

— У Пич под стойкой. — Он достал швейцарский армейский нож, открыл штопор. — В первый раз буду этим пользоваться. Посмотрим, на что он годится. — Он быстро вытянул пробку: — Готово.

Мег швырнула на стол салфетки, принесла две кружки.

— А это у тебя что? — Она подергала за угол одеяла.

— Не трогай. — В ответ на ее удивленный взгляд он лишь качнул головой. — Не трогай — и все. Давай есть.

Они расселись и принялись за пиццу с вином.

— Ты почему так долго работаешь? И один? Время убиваешь, пока я не освобожусь?

— Отчасти. Ты мне лучше скажи, что вы опять с Чарлин не поделили?

— Ты увиливаешь.

— Верно.

— Она от меня слишком многого хочет, я — неблагодарная, и так далее, и тому подобное. Потом перешли на отца и… другие темы, но кое-что в ее устах показалось мне разумным. Я согласна с ней, он был не сахар, а она из кожи вон лезла, хоть и на свой лад. Мы согласились, что обе его любили, причем куда сильней, чем любим друг друга.

Она подлила вина и взяла себе еще кусок пиццы.

— У тебя под этим одеялом что-то про моего отца, да? Я много видела фильмов про полицию, Бэрк, и знаю, что вы обычно цепляете на доску все отчеты, фотографии и что там у вас есть, когда расследуете дело.

— Официально я ничего не расследую. Ты права, это связано с твоим отцом, и я прошу тебя не трогать сейчас это одеяло.

— Я тебе уже говорила: я не неженка какая-то.

— А я говорю: есть вещи, которыми я ни с кем не делюсь. И никогда не буду.

— Подозреваю, из-за таких вот заявлений твоя жена и связалась с другим.

— Ошибаешься, — невозмутимо ответил он. — До моей работы ей и дела не было.

Она закрыла глаза, но потом заставила себя посмотреть на него в упор.

— Дешевый был выпад с моей стороны. — Она отложила пиццу. — Что-то я себе сегодня не нравлюсь. Вот почему мне и надо уехать, вернуться туда, где я снова буду себе нравиться.

— Но прежде ты зашла ко мне и принесла поесть и выпить.

— Чем-то ты меня зацепил. Не знаю, что дальше будет, но пока это факт.

— Меган, я тебя люблю.

— Господи, зачем ты сейчас это говоришь? — Она вскочила и стала вышагивать из угла в угол. — Сейчас, когда я в таком стервозном настроении. Или ты, Игнейшус, специально нарываешься на то, чтобы женщины тебе в лицо плевали? Тебе нравится, когда тебе разбивают сердце?

— Для меня это был удар молнии, — спокойно продолжал Нейт. — Без него, думаю, вряд ли удалось бы пробить эту стену — ведь я целый год только и делал, что упивался своим горем. А в последнее время молния трансформировалась в ровный огонь. С таким жить приятнее, чем с электрическим разрядом. Но время от времени снова вспыхивает. Испепеляет меня, как шаровая молния.

Мег перестала ходить и села. В душе что-то дрогнуло.

— Да поможет тебе господь.

— На то и уповаю. Но я тебя действительно люблю, и это совсем другое, чем было с Рейчел. Тогда у меня все было распланировано, шаг за шагом, все своим чередом.

— А со мной не нужно шаг за шагом?

— Пустая трата времени.

— Брось. У тебя же «дом» и «очаг» на лбу написаны.

— Вот еще. Может, когда ты решишь, что тоже меня любишь, мы и начнем что-то планировать, но пока…

— Когда я решу?

— Да. Когда решишь. Я терпеливый, Мег, и упорный. Сила воли ко мне возвращается. Она долго пребывала в спячке, но теперь возвращается. Придется тебе смириться.

— Любопытно. Пугаешь меня, но — любопытно.

— И вот, поскольку я тебя люблю и доверяю тебе, я сейчас кое-что тебе покажу.

Он открыл досье. Взял ксерокопию дневника Патрика Гэллоуэя и протянул ей.

Мег мгновенно узнала почерк, лицо ее напряглось и застыло. Бросила быстрый взгляд на Нейта и тут же вернулась к листкам бумаги, зажатым в руке.

Читала молча. Ни слез, ни гнева, ни трепета, как было бы с другой женщиной. Она лишь взяла в руку бокал и медленно отпила, после чего дочитала дневник до конца.

— Откуда это?

— Это ксерокс с блокнота, который был у него в кармане парки. Кобен мне передал.

— Когда?

— Несколько дней назад.

Ее словно обожгло.

— И ты мне ничего не сказал? Даже не показал.

— Мне надо было все взвесить, а тебе — успокоиться.

— И это то, что ты называешь силой воли, шеф? Принятие решений в одностороннем порядке?

— Это часть моих профессиональных обязанностей и личных ощущений. И пока я не решу иначе, ты ни с кем не должна это обсуждать.

— Значит, ты мне его сейчас показал, потому что, на твой опытный взгляд, ты все уже взвесил, а я — успокоилась. Так?

— Что-то вроде того.

Она закрыла глаза.

— Ты все продумал, да? И в профессиональном, и в личном плане. Что для тебя практически одно и то же.

Он промолчал. Она открыла глаза.

— Зря я на тебя нападаю, когда ты сделал ровно то, что считал правильным. И что, наверное, и было правильно.

Она отставила вино в сторону — все равно теперь не пойдет.

— И что считает Кобен?

— Важнее другое — что считает начальство. Версия такая: Макс убил Гэллоуэя, потом — третьего. Когда тело твоего отца обнаружили, страх разоблачения и раскаяние довели его до самоубийства.

— И таким образом они все это и оформят. И дело будет закрыто. Так это у вас называется?

— Думаю, что так и будет.

— Бедняжка Кэрри! — Она подалась вперед и вернула ему листки. — Бедный Макс. Не убивал он никакого Патрика Гэллоуэя.

— Не убивал, — согласился Нейт и захлопнул папку. — Не убивал.

На панихиду по Максу Хоубейкеру народ в мэрию набился битком. А ведь это был самый большой зал в городе! Нейт подивился тому, сколько пришло людей. В рабочей одежде, в парадной, в смокингах местного образца, в сапогах-«луноходах». Они пришли сюда проводить одного из них, и с его женой и детьми им предстояло и дальше жить бок о бок. И это не зависело от того, был ли он в их глазах героем их маленького городка или убийцей.

А убийцей его готовы были признать многие. Нейт читал это в их глазах, слышал в обрывках фраз. Ну и пусть!