– Бабушка… – начал он, но был прерван топотом шагов на лестнице и громким криком:

– Крисси! Куда ты подевалась, подружка? Вслед за этим в комнату ворвался дородного вида мужчина с голым, как яйцо, черепом, в мешковатом костюме цвета декоративных садовых ноготков. Его круглое лицо сияло, словно морщинистая луна.

– А, вот ты где, дорогая! Я уж испугался, что снова утерял тебя лет на сорок!

– Пожалуй, попрошу принести чай, – заторопилась миссис Суини, чье лицо все еще оставалось покрытым стыдливым румянцем.

Мужчина подошел к ней и поцеловал обе ее чуть дрожащих руки. Только тогда он заметил Рогана.

– Это мой внук, – сказала ему миссис Суини. – Роган, это Найл Фини. Я рассказывала тебе о нем.

– Вот это кто! – Рука Рогана оказалась крепко сжата в твердой длани вошедшего. – Здорово приятно свидеться. Крисси мне тоже много чего порассказала о тебе, парень. Ты у нее прямо как зеница ока.

– Я.., мне также очень приятно познакомиться с вами, мистер Фини.

– Ну, ну, пожалуйста, без этой галантерейности между нами. При наших-то семейных отношениях.

Он подмигнул и засмеялся так, что его внушительный живот заходил ходуном.

– Отношениях? – оторопело повторил Роган.

– Ага, парень. Когда я был совсем еще лягушонком, мы с Крисси уже знали друг друга. С бабкой твоей. С тех пор прошло, Господи оборони, больше чем полвека, а теперь вот перст Божий указал тебе на мою племянницу, чьи стекляшки ты у себя пригрел.

– Племянницу? Так вы родственник Мегги?

– Кто же еще? Ее дядя собственной персоной! – Найл уселся свободно, как у себя дома. Теперь, когда он перестал смеяться, живот у него все равно значительно выпирал над поясом брюк. – Я горжусь за нее не хуже петуха, хотя, сказать по правде, ничегошеньки не понимаю в том, чего она делает. Но если Крисси говорит, что это отменно, значит, так оно и есть.

– Крисси, – невольно повторил Роган.

– Как интересно, верно, Роган? – сказала ему бабушка с нервной улыбкой. – Сестра Мегги написала Найду в Голуэй о том, что у вас с Мегги общие дела. Наверное, упомянула обо мне, и Найл прислал письмо, а я пригласила его приехать в гости. Одно цепляется за другое.

– Вы.., бывали раньше в Дублине? – вежливо спросил Роган у мистера Фини.

– Город что надо! – Найл хлопнул ладонью по ручке кресла. – А девушки тут – убиться можно! – Он снова подмигнул, на этот раз в сторону миссис Суини. – Но я гляжу только на одну.

– Расскажи, что ты знаешь о своей племяннице, Найл, – попросила миссис Суини.

Роган растерянно смотрел на них обоих – таких радостных, таких довольных друг другом и своими давними воспоминаниями.

– Бабушка, – сказал он, – пожалуй, я чего-нибудь выпью… Хорошо бы виски…

В весьма подавленном состоянии он вышел из дома своей бабушки. Ему никак не верилось, что он и в самом деле видел то, что минуту назад предстало перед его глазами. Потому что картина была такой, которую как-то обрисовала Мегги, правда, по другому поводу: если в душе двух человек таится нечто интимное, сокровенное, то хотят они или не хотят, но в присутствии друг друга невольно подают сигналы, заметные не только им одним, а и постороннему, достаточно внимательному наблюдателю.

Попросту же говоря, его бабушка флиртует – да, да, именно так! – с круглолицым родственником Мегги из города Голуэя!

Нет, сказал он самому себе, входя в здание галереи уже незадолго до ее закрытия, такого просто не может быть! Наверняка я не так прочитал эти чертовы «сигналы»! Бабушке уже за семьдесят; женщина с безупречным вкусом, прекрасными манерами, непогрешимым стилем во всем.

А этот Найл Фини… Возможно, он очень мил, но… Нет, ни в какие ворота не лезет!

Ему захотелось сейчас посидеть спокойно пару часов у себя в кабинете, никого не вызывая и не принимая, выключив телефон, в одиночестве.

Он покачал головой и улыбнулся самому себе: его желания начали точь-в-точь совпадать с желаниями Мегги.

Он уже взялся за ручку двери, когда услышал голоса в повышенном тоне, раздававшиеся из комнаты. Спор, по всей видимости, был в самом разгаре. Воспитание говорило ему, что нужно уйти, однако любопытство взяло верх.

Он открыл дверь, и глазам его предстали Патриция и Джозеф, оба взволнованные и разгоряченные.

– А я говорю тебе, – кричал Джозеф, – что ты не используешь до конца серое вещество мозга, которым наградил тебя Господь! И я совсем не хочу стать причиной вашего с матерью отчуждения друг от друга.

– Я уже говорила сто раз, что мнение матери по этому поводу меня ни капли не интересует! – кричала в ответ Патриция, и Роган, который никогда не слышал, чтобы она так повышала голос, раскрыл от удивления рот. – Это не ее заботы! Понятно?

– То, что я слышу сейчас, только подтверждает мои слова о твоем сером веществе, Патриция! Ты… О, Роган! – Разъяренное лицо Джозефа окаменело. – Я не знал, что вы вернетесь сегодня.

– Разумеется, Джозеф. – Он перевел взгляд на Патрицию. – Я, кажется, помешал вам? Извините.

– Наоборот, Роган. – Патриция смотрела на него, ничуть не смущенная тем, что тот застал их в состоянии громкой ссоры. – Может быть, ты сумеешь объяснить этому гордецу… – Она тряхнула головой. – Потому что я не в силах!

– Объяснить что? – ничего не понимая, спросил Роган, но Джозеф не дал ей ответить.

– Это вовсе не должно касаться Рогана, – сказал он негромко, но твердо.

– О, конечно! – В голосе Патриции послышались слезы. – Нам нужно таиться от всех, как преступникам. Как прелюбодеям. А я не хочу, Джозеф! Я люблю тебя, и мне безразлично, кто будет знать об этом! – Она резко повернулась к Рогану. – Ну, что теперь скажешь о том, что услышал?

Тот сделал усилие, чтобы скрыть изумление, и ответил:

– Скажу, что сейчас выйду и оставлю вас одних.

– Я тоже пойду, – она схватила свою сумку. – Джозеф не хочет меня слушать. Я ошиблась, когда подумала, что он из тех, с кем можно говорить откровенно, по душам.

– Патриция!

– Не смей кричать на меня! Всю мою жизнь меня учили, что я должна делать и как поступать. Что правильно, что не правильно! Я устала до смерти от ваших поучений! Меня отговаривали от открытия школы, учили видеть в друзьях не друзей, а… – Она круто оборвала фразу. – Так вот я больше не хочу! Буду сама решать, что мне делать, как жить и кого любить! – Она повернулась к Рогану с вызовом в глазах, как если бы он собирался ей в чем-то возразить. – И не потерплю, чтоб меня учили уму-разуму! Ни ты, ни мои родители! Ни тот, кого я полюбила!

Вздернув подбородок, она взглянула на Джозефа глазами, полными слез.

– Если я тебе не нужна, будь честным и скажи прямо. Но не смей говорить за меня, что лучше, а что хуже!

Джозеф шагнул к ней, но она уже скрылась за дверью, и он не стал ее догонять, решив, что куда разумнее, если она побудет одна и успокоится.

– Извините, Роган, – сказал он сдержанно. – Я бы предпочел избавить вас от этой сцены, но вы так внезапно вернулись.

– Поскольку это вам не удалось, – холодно заметил Роган, – может быть, объясните, что здесь произошло?

Он обошел Джозефа и уселся на привычном месте за своим столом, сразу обретя обличье начальника. Джозеф молчал, поэтому Роган повторил:

– Я хотел бы это знать на правах друга, вашего и Патриции.

– Как вы, наверное, поняли, мы любим друг друга, – тихо произнес Джозеф.

– Но мне помнится, она употребила слова «таиться от всех». Почему вы должны таиться? Краска бросилась в лицо Джозефа.

– Мы… Нет, думаю, лучше, если я проявлю осторожность и благоразумие.

– В самом деле? – Недобрый огонек мелькнул в глазах у Рогана. – Обращаться с Патрицией, как с одной из ваших многочисленных возлюбленных, вы считаете проявлением особого благоразумия?

– Я ожидал, что вы осудите меня, Роган, – сухо сказал Джозеф.

– И правильно делали.

– И также ожидал соответствующей реакции ее матери, когда Патриция уговорила меня прийти к ним на обед вчера вечером. Что и получил. – Его руки сжались в кулаки. – Почему? А потому, что – кто я такой, черт возьми? Какой-то хранитель галереи без капли голубой крови в жилах. Нет, она этого не сказала, разумеется, но это ясно читалось у нее в глазах: что ее дочь могла бы выбрать и кого-нибудь получше. Конечно, могла. Почему нет? Только не думайте и не говорите, что это для меня очередная легкая связь!