«Странный он какой-то сегодня, – удивился Величев и сам же себя одернул: – И хорошо, а не то…».

Нафантазировать кошмарные варианты «а не то» не успел – Туманов оторвался от красот «застеколья» и повернулся к «бригадиру»:

– Тема с Наташей отпадает. Окончательно. Перо придется использовать для другого… объекта. Сейчас я одного человека приглашу, ты его не знаешь, он на меня недавно работает, познакомишься. И поступишь в его распоряжение. Будешь слушаться его как… меня. Понял?

– Да.

Туманов плюхнулся на собственное кресло во главе необъятного – практически генеральского – стола и ткнул пальцем кнопку телефона.

– Костя, найди Гареева, пусть ко мне поднимется.

Едва Туманов отпустил клавишу, в приемной послышалось невнятное бормотание, и буквально через десяток секунд на пороге нарисовался мрачного вида долговязый худосочный тип в потрепанных джинсах и мятой футболке, из которой руки торчали… штакетинами. Тип был похож на детский рисунок в духе: «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек». Только вместо огуречка прообразом его тела, должно быть, являлось нечто менее округлое и более вытянутое – стручок, например.

Из-за острого плеча долговязого высовывалась довольная рожа Кости Масальского.

– Привел.

– Исчезни!

Масальский исполнил приказание, тихонько прикрыв двери.

– Знакомьтесь.

– Александр, можно просто Саша, – выдвинул правую штакетину вперед долговязый.

– Серега, – стиснул предложенную узкую ладонь Величев, чудом приподнявшись над коварным креслом.

«Просто Саша» с непроницаемым лицом кивнул, разорвал рукопожатие и уселся напротив. В кресло гораздо более жесткое и удобное.

– Саша – спец по слежке и оперативной работе, – пояснил Туманов. – А ты у нас… – Шеф воззрился на Величева. – Собаку съел на операциях… хм… деликатного характера, правильно? Значит, общий язык найдете, сработаетесь.

И Саша и Величев согласно кивнули. А куда деваться?

– Биографические справки давать не буду, сами перетрете. Учти!.. – Толстый волосатый палец Тумана пистолетным стволом уставился на Велика. – Саша опером в райотделе и в главке десять лет отпахал, поэтому ты без вывертов! Амбиции можешь засунуть, сам знаешь куда. Саша сказал – ты сделал, усек?

Голова Велика вновь мотнулась вниз-вверх. Как у китайского болванчика. «Вот сука, под мента меня положил! Дожили, Серега Величев у мусора на побегушках», – в груди закипела обида, но наружу не прорвалась. Только лицо чуть заметно скривилось, приобретя весьма кислое выражение. Ничего, потом сочтемся, если карта выпадет.

– Теперь о деле: работаете по Наташиному дружку. С ним не срастется – тогда подойдет любой лох, лишь бы с Паровозом где-нибудь когда-нибудь пересекался. Главное, чтобы перо до пятницы в ход пошло и всплыло под вспышки фотокамер. Детали разработаете и обсудите самостоятельно, у меня и без того голова болит. Вопросы есть? Нет! Все, валите!

Инструктируемые встали, вернее, Гареев поднялся сразу, а Величев принялся совершать сложные телодвижения, чтобы вывалиться из бездонного кресла. Где-то в конце процесса, когда Серега уже почти принял вертикальное положение, Туманов приголубил его добрым прощальным напутствием:

– Помни, последнее китайское!

Пока они спускались с Гареевым по лестнице, расплавленные от злости мозги Величева посетила одна интересная идея. Как совместить полезное с приятным. Он преодолел острый сиюминутный позыв перебросить долговязого Сашу через перила, чтобы тот рухнул вниз головой, расплескав ошметки окровавленной плоти по стенам, попутно задавил желание отвесить худосочной костлявой заднице полновесный пинок и довольно миролюбиво спросил:

– Слышь, если хахаля не отыщем, кого, типа, на перо поставим? Шеф что-нибудь приказывал?

– Нет. А что?

– Да так, есть пара кандидатур на примете…

Сквознячок свободно гулял по салону, струился по лицу, взъерошивал волосы, шелестел документами и изредка – когда автомобиль увеличивал скорость на поворотах – хулиганил, разбрасывая по заднему сиденью разнообразные бумажки и даже кидая их на пол. Такое вопиющее безобразие Стрельцов сносил терпеливо – на стоянке смиренно поднимал и раскладывал документы по файловым папкам, вытаскивал из-под сидений бумажный мусор. И едва садился за руль и трогался с места, снова опускал стекло в автомобиле. Ради того, чтобы чувствовать кожей прохладное дыхание ветра.

Окружающие считали это глупой прихотью, заскоком, но услугами автомобильного климат-контроля Артем практически не пользовался. Несмотря ни на какую жару. Считая дыхание кондиционера мертвым, Стрельцов позволял дуть в лицо только ветру. Хотя назвать животворным поток городского воздуха, пропитанный «чудными» индустриальными ароматами и вредными веществами, не рискнул бы и самый завзятый фанат урбанизации. Однако Артема бесчисленные пугала нарушенной экологии не впечатляли, и кондиционеру он предпочитал ветерок, пусть с химическими добавками из заводских труб и примесями выхлопных газов. Все бы ничего, но вкупе с дурацкой привычкой складировать документы на заднем сиденье, а не аккуратно укладывать их в портфель, как рекомендовал Райхман, опускание стекла приводило к вышеописанным безобразиям.

Сегодня посторонние ароматы обонятельные рецепторы не перегружали, ветерок был почти по-настоящему свежим. Невзирая на то, что осадков – наперекор народному фольклору про четверговые дождики и прогнозу Гидрометцентра – не предвиделось. Ясное безоблачное небо просто кричало, что метеорологам верить нельзя. А о том, что неделя доползла до отметки «четверг», Артем старался не думать. Четверг – рыбный день в советских столовых. Не вспоминать же про завтрашнюю пятницу, на которую назначен час икс, время принятия решения.

Завтра будет… завтра. И если есть возможность отложить переживания по поводу несостоявшейся сделки и изменения отношений с друзьями-компаньонами на сутки, почему бы так и не поступить? Конечно, периодически внутренний голос будет грызть печень и капать на мозги, но мытарить себя в полный рост Артем начнет только завтра. А сейчас он заберет Настю из дома, и они поедут отмечать… хороший день. Или по городу погуляют. Есть еще варианты: в кино заглянуть или в клуб. Хотя летом в клуб – неактуально. Утром, по крайней мере, договаривались просто прогуляться, шашлыка поесть.

Узкий стояночный карман перед подъездом, где Стрельцов обычно парковал свой экипаж, заняли два здоровенных тонированных джипа, один серебристый, второй черный. Создавалось впечатление, что джипы не парковали, а специально расставили так, чтобы больше рядом никто не поместился. Поэтому Артему пришлось заезжать на поросший чахлой травой газон и оставлять машину там. Предварительно высказавшись по поводу скудоумных хозяев жизни и их крупногабаритных сараев.

Через полчаса супруги Стрельцовы вышли из дома, сели в автомобиль и поехали в кафе. Ни Настя, ни Артем не обратили внимания, что оба джипа синхронно ожили и их громадные туши двинулись вслед за их машиной…

В кафе Стрельцовы посидели нормально. Вкусно, комфортно, душевно. Глава семейства даже слишком душевно.

Внутренний голос, вопреки ожиданиям, вопил чрезмерно громко и чересчур усердно терзал печень, поэтому Артему приходилось вопли заглушать, а печень, соответственно, лечить. И то и другое – посредством водочки. Услышал стенания внутреннего голоса – хлоп рюмашку. Почувствовал «угрызения» печени – залил ее стопариком. В неравной борьбе с внутренним голосом Стрельцов одержал победу, но заплатил за нее прилично. Счет потянул на пять тысяч.

Настя, по понятным причинам воздерживающаяся от употребления алкоголя, несколько раз полушутя требовала прекратить чрезмерно частое опрокидывание тары, но поскольку Артем вел себя в целом адекватно – веселился, иронизировал, признаков депрессии не выказывал – отстала. Ну, хочет муж выпить, не выворачивать же ему руки. Меру знает, набраться не должен. И все же Артем набрался. Долечился и доглушился. Не до поросячьего визга, конечно, и не до мартышкиных ужимок, но изрядно. Земля уже покачивалась, словно опущенный на морскую гладь надувной матрац, и «соображалка» работала со скрипом. Ощутимо слышным. Даже подсчет чаевых официанту вызвал определенные затруднения. Чтобы их устранить Стрельцов встряхнул мозги еще одной рюмашкой. В результате возлияний из-за столика Артем выбирался подчеркнуто осторожно, подражая действиям обколотого успокоительным слона в посудной лавке, при этом опираясь на супругу и стараясь не мотать головой.