Перед ним стоял не Ромка, а совершенно незнакомый мужик. Лет двадцати пяти – двадцати семи, среднего роста, коренастый, с глубоко посаженными глазами и коротко стриженной, можно сказать, бритой головой. От бритоголового веяло опасностью. И перегаром. Внешний вид мужика – сбитые костяшки кулаков, стрижка, татуировка на предплечье, «железные» зубы, напряженная, словно у севшего в низкий старт спринтера, поза свидетельствовали, что товарищ явно тревожный, похлебал баланды из котла жизни. И готов адекватно отреагировать на любое неосторожное телодвижение каждого встречного. И чужие носы, судя по кулакам, ломать бритому приходилось не раз.

Артем растерялся. С одной стороны, удар в бок требовал адекватной ответной реакции, а с другой – рассудочность взывала к осмотрительности. Осмотрительность одолевала. Возможность приобрести пару синяков не вдохновляла. И трусость здесь не при чем. Шрамы украшают мужчину и укрепляют его репутацию до определенного момента. Когда мужчина достигает положения в обществе, приобретает авторитет, уважение и, скажем… достопочтенность, а иногда и просто с возрастом, синяки и шишки перестают являться признаками доблести, а становятся метками глупости. В глазах точно такого же достопочтенного большинства.

Влез в драку, заработал пару фонарей – значит, недостаточно умен и дипломатичен, чтобы избежать конфликта, урегулировать его мирными средствами, без мордобоя. И опозорился. Детский сад, честное слово. А если в процессе возни он еще и перепачкается? Вообще конфуз! И с милицией разборки не очень хочется затевать: объяснения, протоколы, очевидцы, понятые… бр-р. Он ведь не просто гражданин Стрельцов: имярек, паспортные данные, он, между прочим, коммерческий директор фирмы «Мебель-плюс», муж и будущий отец. И о собственной репутации необходимо заботиться. А тут вдобавок невольные зрители начали появляться – в сторонке стояла и наблюдала за развивающимся конфликтом троица прихлебывающих пиво из банок молодых бездельников. Да и любопытная киоскерша из своей будки с надписью «Роспечать» выглянула.

Очевидно, уровень «достопочтенности» Артема за последние годы вырос очень сильно, поскольку запятнать репутацию добропорядочного гражданина, потеряв долго зарабатываемое реноме, показалось ему более позорным, чем прилюдно получить тычок кулаком под ребра от незнакомого субъекта. Поэтому физиономия бритоголового молодчика осталась нетронутой, из-под губы не брызнули багряно-красные капли, и сам недоделанный скинхэд по-прежнему стоял на ногах, а не повалился подрубленной осиной наземь. Стрельцов его даже по матушке не приласкал на великом и могучем, а попытался урегулировать ситуацию через переговоры с агрессором.

Учитывая обстоятельства «встречи на Эльбе», вопрос прозвучал гипертрофированно вежливо и размыто:

– Простите?..

Бритоголовый не простил. Он вообще ничего не сказал, лишь, слегка прищурившись, разглядывал Артема. Хотелось просто повернуться и удалиться, уклонившись от общения с тревожным товарищем, но сдерживало опасение, что неприятные ощущения в поясничной области могут повториться. Или в смежной области. Не дождавшись реакции, Стрельцов повторил сакраментальный вопрос. На тот случай, если до скинхэда долго доходит.

– Простите?..

– Не узнал… – удивительно высоким голосом констатировал бритоголовый. – Ладно, живи пока. Но не радуйся! Как-нибудь пересечемся. И, падла, теперь почаще оглядывайся, понял?

Не дождавшись ответной реплики и не попрощавшись, незнакомец развернулся и быстрой походкой направился в сторону автобусной остановки. В воздухе таял слабый аромат перегара.

Пивные парни пребывали в трауре. Наклевывавшееся бесплатное развлечение сорвалось. Любопытная продавщица газет и журналов с печальным вздохом скрылась за рядами печатной продукции. Артем же остался стоять возле киоска в полном смятении, непроизвольно сжимая кулаки до костяного хруста и появления белых пятен на ладонях. Проводив взглядом незнакомого агрессора, Стрельцов выразил всю полноту чувств парой емких выражений. Волшебная сила слова! Артем сразу же вспомнил обладателя странного голоса. Это был рядовой роты, в которой сержант Стрельцов лет десять назад проходил срочную военную службу. И фамилия хама всплыла из глубин памяти – Чхеидзе, а имя – то ли Михаил, то ли Николай. Вместе они служили недолго – на момент призыва рядового Чхеидзе Стрельцов уже числился в старослужащих, и вполне заурядный «дух» ничем особенным ему не запомнился. Разве что необычным голосом и прозвищем – Нина. И вот теперь такое, мягко говоря, странное рандеву.

Идиотская ситуация. В душе противным паучком копошилась некая недосказанность. Неудовлетворенность. Впрочем, досказывать что-то было уже некому, а удовлетворять амбиции и срывать злость – не на ком. Не догонять же бывшего сослуживца, требуя объяснений. Тем более тот уже скрылся из виду. Поэтому Артем гордо ретировался с поля несостоявшегося боя.

Солнышко по-прежнему расплескивалось золотистыми брызгами по озеркам подсыхающих луж, воздух не стал менее свежим и вкусным, однако наслаждения от прогулки Стрельцов уже не испытывал. Настроение, прежде взлетевшее до высотных этажей, рухнуло куда-то на уровень городской канализации. А то и пониже. Будто в душу нагадили.

Любопытно, за час столкнулся с двумя старыми знакомыми, с которыми много лет не виделся, и такие разные эмоции испытал. Поневоле уверуешь в то, что есть закон жизни: за позитивными событиями следует неприятное, а за белой полосой – черная. То ты кого-то, то тебя кто-то… Утешаясь подобными размышлениями, Артем понемногу успокоился, и, когда подходил к офису, злость и раздражение испарились. Исчезли. Вместе с мокрыми пятнами на серо-черном панцире асфальта.

Кожаные лапы кресла обнимали талию… и то, что пониже, массировали бока и, казалось, засасывали в уютное, мягкое чрево. С эффективностью трясины. Ни вырваться, ни встать. С той разницей, что трясина, как правило, не отпускает своих жертв, а кресло нехотя, но все же освобождало людей из ласкового плена. Резко вскочить из такого кресла – нечего и пытаться. Не получится. Извлечение тела из «мебельных» объятий возможно лишь с предварительным перемещением центра тяжести ближе к краю или при помощи упора рук в подлокотники.

У человека бывалого и наблюдательного наверняка возникло бы ощущение, что гостевое кресло так специально устроено. Чтобы у посетителей кабинета господина Туманова не возникало необдуманных намерений. Подскочить, например, и замахнуться на хозяина кабинета. И тем более, не дай бог, попытаться заняться рукоприкладством. Намерения-то не возбраняются. Запретить думать о разных гадостях, к сожалению, невозможно. А вот воплощение подлых намерений должно пресекаться на стадии пробных прикидок. Где-то на этапе: «А вот сейчас, как поднимусь да по физиономии двину!»

Выскажи бывалый человек подобные мысли вслух, господин Туманов непременно подтвердил бы эти предположения. И оставалось бы только подивиться его дьявольской предусмотрительности. Впрочем, посетители кабинета едва ли даже мысленно позволяли себе съездить по морде хозяину кресла. Разве что самые отмороженные и в глубине души, куда ни один психиатр не заглядывал.

Серега Величев по кличке Велик о подобном героическом поступке иногда грезил. Отдавая отчет в неисполнимости мечты. В фантазиях Сереги количество мысленных свингов и апперкотов, врезающихся в физиономию шефа, нередко было прямо пропорционально количеству и качеству «пилюль», полученных в служебном кабинете Туманова. Того самого Алексея Михайловича Туманова, депутата Законодательного собрания Белореченска и председателя совета директоров банка «Монолит», в узких кругах известного под кличкой Леха Туман.

Сегодня Алексей Михайлович вставлял пистоны Сереге за вчерашнюю драку в ресторане, где Велик со товарищи славно покуролесили. Не одно мурло славно начистили, и за дело – нечего нормальным пацанам хамить. Ну, ущипнул кто-то из пацанов официантку за ягодицу, с кем не бывает, а челядь шум подняла, давай их выставлять из кабака. И не утерпели. Погромили кабак маленько. А шеф теперь гневается, кричит, что имидж ему портят. Туманов собирался выдвигать свою кандидатуру на выборах главы городской администрации и на имидже просто помешался. Уже почти час нотации читал. Хотя Туман чихвостил Серегу вяло, без энтузиазма, поэтому в величевских грезах шеф тоже получал меньше обычного. Но получал, поскольку нотации Велик вообще с трудом переносил, а на похмельную голову – просто не переваривал. На тридцать первом апперкоте Туманов упал на пол и взмолился о пощаде. Велик попинал его для порядка и отпустил.