— Мне не совсем ясно, — признался Кленов.

— Что ж тут неясного? Дни пройдут, фронт двинется дальше, а агенты должны осесть в тылу и ждать сигнала.

— Но ведь война…

— Что «война»? — перебил Родин. — Война кончится, а вражеская разведка останется. Понятно?

— Понятно, товарищ полковник.

— Не обижайтесь, капитан, но мне думается, что вам не все понятно. Вы забываете об очень важном — о масштабах происходящих в наши дни событий. Вот мы с вами работаем, воюем здесь, на этом участке фронта. Мы ловим вражеских шпионов и диверсантов, попавшихся на нашем пути. Но противника интересует не только этот участок и не только нынешний день.

Родин в эти минуты был похож на доброго, умудренного опытом учителя, который просто и понятно объясняет внимательному ученику еще неизвестные тому истины. Кленов понял, что тревожит полковника. Пройдет время — год, два… По опаленным войной и обильно политым кровью дорогам люди вернутся в свои дома. Кончится затемнение. Распахнутся окна, засверкают во всю силу электрические огни, огни, огни. Мир и счастье войдут в каждую семью. Но, может быть, где-то рядом, невидимый и неслышимый, разбитый в открытом бою, притаится враг, чтобы продолжать войну… Сегодня, сейчас об этом думал старый коммунист Родин.

Кленов спросил:

— Вы все о том же — о дальнем прицеле?

— Да.

— О послевоенных днях?

— Да.

— Теперь все понятно.

— То-то же! — Родин улыбнулся, поворошил лежавшие перед ним бумаги, а потом хлопнул ладонью по столу и проговорил:

— Куда же все-таки делся главный агент? Не мог же он испариться, в самом деле? За занавеской он был. Это бесспорно. Куда же он делся?

— Я все время думаю, ищу ответ на этот вопрос: как мог незаметно уйти из избы человек?

— И ответ не нашли?

— Пока нет, товарищ полковник.

— Жаль. Очень жаль… Вот вам и оставшаяся ниточка. А?

— Может быть, мне вернуться в Черенцы и еще раз попытаться разгадать эту загадку?

— Это было бы неплохо. Но, к сожалению, вы уже не успеете. Получен приказ — этой ночью мы снимаемся и двигаемся вперед. Начальник разведотдела звонил, приглашает вас к себе.

— Вперед — это я люблю, — сказал Кленов. — Но как же с этим делом?

— Передадим соседям, идущим за нами. Может быть, им удастся найти недостающее звено.

Полковник протянул Кленову руку.

— Ну, большое спасибо вам, дорогой капитан, и вашим разведчикам. А теперь — марш к своему начальству. До свидания, до скорой встречи.

— До свидания, Петр Васильевич.

В соседней комнате Кленов встретился со Строевой. Видимо, она уже знала о том, что штаб готовится к передвижению, и хотела попрощаться с капитаном.

— Вы уже уходите? — спросила она.

— Да, Нина Викторовна. Начальство требует.

— Когда-то теперь увидимся?

Кленов развел руками и, улыбаясь, ответил:

— Сие от нас не зависит.

— Будьте осторожны. Берегите себя, — тихо проговорила Нина, и это, видимо, было главное, что ей хотелось сказать сейчас капитану.

— Постараюсь. И вы… тоже берегите себя…

— Хорошо. И еще вот что… Спасибо за подарок, — она коснулась пальцами рукава его гимнастерки. — И за надпись спасибо. Я ее помню наизусть.

Кленов взял маленькие руки девушки в свои ладони и спросил:

— Вам понятна эта надпись?

— Да, — ответила она, глядя на него восторженным, лучистым взглядом, и повторила слова, которые он написал на томике стихов: — «даже в самые трудные минуты жизни сердце всегда остается сердцем».

На этом заканчивались воспоминания Кленова. Ниже, под жирной чертой, была еще приписка, сделанная Кленовым, очевидно, позже, через некоторое время: «Кто же все-таки был в избе Будника и куда делся неизвестный? Загадка осталась неразгаданной».

Ночь уже ушла, и в комнату заползли серые полосы рассвета. Сергей Сергеевич выключил электричество и распахнул окно. Предутренняя свежесть заставила его поежиться. Он широко раскинул руки, молодо и сильно потянулся, встал из-за стола и начал расхаживать по комнате, прислушиваясь, не разбудил ли своих домашних.

Скрипнула дверь, на пороге показалась жена.

— Ты плохо спала? — мягко спросил Дымов. — Я тебе мешал?

— Ну что ты, Сережа. Скажи лучше, почему ты не ложился?

— Читал записки Андрея. Начал — и не мог оторваться.

— Какой ты неугомонный. Ты же нездоров. Ну, я пойду готовить завтрак.

— Очень хорошо, Тонечка. Я сейчас приму душ и буду готов. Уже беру полотенце.

Но полотенце осталось висеть на своем месте. Мысли Дымова были заняты тем, что он только что прочитал. «Загадка осталась неразгаданной». Эта фраза, написанная Кленовым-Васильевым, волновала, тревожила. Ни одна загадка не должна остаться неразгаданной — вот правило, которое выработал Дымов за долгие годы работы в органах государственной безопасности. «Прав был Родин, — подумал он, — когда говорил о ниточке. Где обнаружится она сейчас? Черенцовские следы… Мореходный… Не эту ли ниточку обнаружил Семушкин?»

По кратким характеристикам в рукописи Васильева Дымов представлял себе долговязую фигуру полковника Крузе, мешковатого, неуклюжего ефрейтора Курта Грубера, видел лицо тяжелого, грузного старика Будника-Гостева. В этой компании не хватало еще одного. «Загадка осталась неразгаданной…»

Сергей Сергеевич, раздумывая, протянул руку за полотенцем, но неожиданно повернулся, подошел к столу, положил руку на телефонную трубку, но не снял ее. Который час? Около семи. Пожалуй, можно звонить. Он набрал нужный номер.

— Нина Викторовна? — спросил Сергей Сергеевич. — Доброе утро. Это я — Дымов. Я не разбудил вас? Нет? Очень хорошо. Я прочитал рукопись Андрея. У меня есть к вам один вопрос. Нет, не к нему, а к вам. Скажите, пожалуйста, вы так и не вспомнили, какое слово выкрикнул Будник, когда пытался вас душить?

Сергей Сергеевич внимательно выслушал ответ и разочарованно покачал головой.

— Жаль… Про цирк я читал. Да-да. Ну, ничего не поделаешь. Извините за ранний звонок. Привет Андрею. До свидания.

Когда жена Дымова снова вошла в комнату, чтобы сообщить, что завтрак готов, она застала мужа в кресле, за столом. Подперев голову руками, он сосредоточенно изучал немецко-русский словарь. Страница словаря была раскрыта на букве «Ц».

У самого синего моря расположился поселок Мореходный. Издавна селились здесь рыбаки, плотники, виноградари и цветоводы. Несколько маленьких, лепившихся у самой воды избушек положили начало большому поселку. В годы советской власти он стал курортным местом, куда приезжают отдыхать и лечиться люди со всех концов Союза.

Хотя поселок Мореходный недавно превращен в районный центр, внешне он почти не изменился. Красные черепичные крыши и выкрашенные белой известью стены маленьких домиков придают поселку нарядный, живописный вид. Без всякого плана, в беспорядке дома тянутся вдоль берега, цепляются неизвестно как за подножья гор и тонут в густой зелени садов. Среди них высятся стройные здания санаториев и домов отдыха, а по вечерам сверкают огнями площадки с колоннадами, специально построенные для танцев.

Названия многочисленных улиц и переулков носят здесь весьма условный характер. Ореховая, Восточный, Северный, Садовая — все это мало помогает разыскать нужный адрес. Да и таблички с названиями улиц он вряд ли найдет. Только неопытный человек, еще не бывавший здесь, может спросить у встречного, как пройти или проехать в Восточный переулок или на Садовую улицу.