— Да.

— И что же?

— Ничего! — развел руками Рощин.

— То есть как это — «ничего»? — удивился Дымов. — Сознался?

— Сознался.

— В краже «лейки»?

— Да.

— А в остальном?

— Нет. Категорически отрицает!

— Значит, лжет?

Рощин надолго задумался, потом пристально посмотрел в глаза полковника и нерешительно ответил:

— Н-не знаю… У меня нет ощущения, что он лжет.

Сергей Сергеевич минутку помолчал, будто обдумывая последующие вопросы, затем опять спросил:

— Собаку на место преступления приводили?

— Так точно, — сразу подтянулся Рощин. — Только безрезультатно.

— Почему?

— К тому времени в фотографии было столько натоптано, что собака уже не могла взять след. Ведь людей сбежалось — уйма. Кроме того, в переполохе, с испугу уронили и разбили бутыль с реактивом и облили весь пол.

— Плохо! — коротко резюмировал Дымов. — Ну что ж, давайте сюда арестованного. Хочу поглядеть на него.

Через несколько минут милиционер ввел в комнату невысокого парня лет двадцати, в узком сером пиджаке и широких, расклешенных брюках. Держался парень спокойно и даже как будто бравировал своим спокойствием и независимым видом, однако чувствовалось, что он перепуган и взволнован. На его худом остроносом лице блуждала неестественная улыбка, левой рукой, на которой виднелась татуировка, он непрерывно приглаживал светло-рыжие волосы, рассыпавшиеся во все стороны.

Дымов с любопытством посмотрел на него, предложил сесть и спросил — не то Рощина, не то арестованного:

— Уголовник?

Рощин кивнул, а парень обиженно пожал плечами.

— Судился?

— Да, — коротко ответил Рощин.

— Гражданин начальник, — хриплым басом заговорил парень, — я вам расскажу свою жизнь, а то эти, — он протянул руку в сторону Рощина, — разве они что понимают и сочувствуют?

— Насчет вашей жизни поговорим в другой раз, — сказал Дымов. — А сейчас ответьте мне на несколько вопросов.

— Да разве я отказываюсь?

— Хорошо. Откуда и когда вы приехали в Мореходный?

— Три дня назад. С Курского вокзала. Из Москвы.

— Зачем?

— Курортный сезон, гражданин начальник. Хотел поправить свое здоровье у моря.

— Постоянное место жительства есть?

— Пока еще нет. Я ведь недавно…

Рощин при этих словах арестованного вытянул вверх ладонь и растопырил пять пальцев, что означало срок заключения, который отбыл этот «курортник».

— Так. И сразу за старое дело?

— Да я ж случайно…

— Случайно украл?

— Ага! — ответил парень, не уловив иронии в вопросе Дымова. — Так получилось.

— Расскажите, как же это получилось?

— Очень просто. Иду я, значит, по улице, магазины да столовки — на запоре, не проснулись еще. А тут, гляжу, дверь в фотографию открыта. Отчего же не зайти, раз дверь открыта? Просунул я голову, вижу: на столе, у самого входа — «лейка». А я, гражданин начальник, давно, знаете, интересуюсь фотографией. Люблю эту работу — раз, и готово! — Парень выразительно щелкнул пальцами и осклабился.

— Нечего дурака валять! — прикрикнул на него Рощин.

— Так я ж не валяю, а правду говорю. Просунул я голову дальше, и тут меня испуг взял: на полу, на самом что ни на есть голом полу лежит кто-то, голова прикрыта черным материалом, ноги длинные, аж до самой занавески в конце комнаты. На полу что-то разлито. А занавеска шевелится.

— Постойте! — прервал его Дымов. — Занавеска, говорите, шевелилась?

— Да. Может, ветром ее заколыхало, а может, кто там был да подглядывал…

— Ну и дальше?

— А дальше что ж… Напугался я. Схватил со стола эту «лейку», будь она проклята, да ходу. Вот так оно случайно все и стряслось. Если бы не напугался…

— То и не украл бы? — спросил с улыбкой Рощин.

— Ага! Хотя нет, — простодушно сознался парень, — наверно взял бы. Уж больно «лейка» хороша.

— И сразу — на базар? — снова задал вопрос Дымов.

— Не сразу. Переждал малость. Мне деньги нужны были. Пошел я на базар, а там этот плюгавый да облезлый старичишка привязался. Он мне сразу не понравился, этот тип! Сколько, говорит, хочешь за аппарат, а сам приглядывается да принюхивается. Не люблю таких. Хочешь, говорю ему, покупай, а не хочешь — плыви на своих двоих да не оглядывайся. А он как вцепится в меня, как закричит…

— И все?

— А что ж еще?

— А еще — убийство! — сказал Дымов, вглядываясь в арестованного.

— Что вы, что вы, гражданин начальник. — Парень даже замахал руками. — Мокрыми делами я никогда не занимался.

Дымов и не сомневался, что уголовник говорит правду. Задав еще несколько вопросов и пообещав в другой раз побеседовать «насчет жизни», он распорядился увести арестованного. Парня увели. Рощин прикрыл за ним дверь и вопросительно посмотрел на полковника. Он ждал продолжения разговора, указаний, как дальше вести дело, но Дымов молча жевал мундштук папиросы и о чем-то напряженно думал.

Дверь открылась, и в комнату вошел майор Ширшов. Он радушно улыбнулся Дымову и Рощину и поздоровался с ними.

— Дежурный доложил мне: полковник из Москвы в милицию пошел, — сказал Ширшов, — ну, и я следом, кстати, захватил один рапорт, из тех, которые вы просили. По-моему, он представляет некоторый интерес. — Ширшов помолчал и спросил:

— Допрашивали, товарищ полковник?

— Да.

— Как видите, дело идет к концу. Пойман с поличным.

— Но арестованный отрицает свою вину в убийстве.

— Сегодня отрицает — завтра сознается. Куда ему деваться?

— Мне кажется, товарищ Ширшов, — сказал Дымов, — этот парень никого не убивал. — После короткой паузы он медленно добавил: — Вы не знаете некоторых обстоятельств, предшествовавших смерти Семушкина.

— Каких, разрешите спросить?

— Накануне своей смерти Семушкин обнаружил на берегу моря подозрительные следы и нашел деталь от водолазного скафандра.

И Дымов коротко рассказал Ширшову и Рощину все, что ему стало известно от Алексея.

— Таким образом, — закончил он, — украдена не только «лейка», но и фотоснимки, а главное — украдена найденная на берегу водолазная деталь.

— Нда-а… — растерянно протянул Ширшов. Сообщение Дымова спутало все выводы майора, которые легко и быстро венчали это «милицейское» дело.

Полковник прервал затянувшееся неловкое молчание.

— Вы только что сказали о документе. Прошу вас…

Майор вытащил из кармана кителя небольшой лист бумаги и протянул его Дымову.

— Рапорт командира катера мичмана Куликова. Старый, бывалый моряк. Его катер дежурил в ночь на девятое июня. Правда, в рапорте тоже ничего существенного, но, может быть…

Дымов кивнул и углубился в чтение. По мере того как он читал подробный рапорт мичмана о происшествии, случившемся в ночь на девятое июня, лицо его хмурилось все больше и больше. Наконец он окончил чтение.

Ширшов и Рощин внимательно наблюдали за ним.

— Скажите, товарищи, — обратился к ним Дымов спокойным и ровным голосом, — что вам известно о Курманаеве?

— Рыбак, садовник, тихий, замкнутый человек. Компрометирующих материалов нет, — отозвался Ширшов.

— Материально Курманаев живет хорошо, обеспеченно, — добавил Рощин. — Немалые деньги старик выручает от продажи рыбы и цветов.

— Где он живет? — спросил Дымов.

— На самом берегу моря. У Зеленых Холмов.

— Прошу вас, товарищ Ширшов, — тоном приказания сказал Дымов, — немедленно установите наблюдение за домом Курманаева. Если не возражаете, руководство этим делом поручим старшему лейтенанту Рощину. Я проинструктирую его.

Лаконичная телеграмма Дымова ошеломила Васильевых. Особенно потрясен был Андрей Николаевич: убили Игната, фронтового друга! Сколько вместе исхожено дорог, сколько пережито трудных минут, часов, дней — бок о бок, рука к руке. Пусть последние годы редко удавалось видеться, все равно — чувство нерушимой солдатской дружбы сохранялось в их сердцах и ничто — ни время, ни расстояние — не могло развеять его. Семушкин искренне любил своего бывшего командира и гордился тем, что он стал профессором; Андрей Николаевич всегда помнил боевого парторга роты разведчиков и тоже любил его за храбрость в бою, скромность в быту, за чистый и цельный характер. И вот — эта неожиданная страшная весть…