А Кленов в это время думал об офицере-эсэсовце, руководившем выброской парашютистов. «Злой, как дьявол!» Характеристика острая, но слишком краткая, далекая от того, чтобы составить себе нужное представление о человеке.

Словно прочитав его мысли, Родин обратился к Груберу.

— Опишите внешность офицера-эсэсовца, который был с вами в самолете.

Нина перестала писать. Она удивленно посмотрела на полковника, потом перевела взгляд на капитана. Внешность гитлеровского офицера? Какое это может иметь значение?

— Невысокий. Даже маленький. Лицо суровое, злое, длинные руки, — так Грубер обрисовал офицера.

Снова наступило молчание. Петр Васильевич потер лоб, провел ладонью по седеющим волосам, встал, сделал несколько шагов по комнате, затем сел рядом с Грубером.

— Что вы собирались делать, оказавшись здесь, у нас, на нашей земле? Какое задание вы получили от Крузе? — спросил Родин.

Грубер кивнул в знак того, что он понял вопрос.

— Мой позывной номер — «девятнадцать», господин оберст. Мне приказали сразу же после приземления идти в сторону реки. У меня была карта и компас. Я должен был спрятаться в кустах и ровно через три часа начать вызывать «восемнадцатого», в распоряжение которого я поступал. Я должен был выполнять приказания «восемнадцатого». Через три часа я включил передатчик и стал вызывать «восемнадцатого». Ответа не получил. Остальное вам известно.

— Вы «восемнадцатого» раньше когда-нибудь видели?

— Нет.

— У вас был шифр?

— Да. Только он здесь, — Грубер ткнул себя длинным пальцем в лоб. — Связываться с «восемнадцатым» я мог только шифром.

— В каком месте должен был приземлиться «восемнадцатый»?

— Этого я не знаю. Поверьте, что я говорю правду, — я не знаю.

— Оружие вам выдали?

— Нет.

— Никакого?

— Нет, господин оберст. Полковник Крузе сказал, что оно ни к чему и будет только увеличивать груз.

Дальнейший допрос Курта Грубера ничего нового не дал. Пленный или действительно знал очень мало, или ловко притворялся, скрывая главное, пытаясь увести следствие в сторону.

Когда Грубера увели, Кленов встал со своего места и подошел к столу, за которым сидел Родин.

— Товарищ полковник, — сказал он. — Медлить нельзя. Надо сейчас же отправляться в лес на поиски второго парашютиста. Дорог каждый час. Разрешите мне с моими разведчиками.

— Да-да, — машинально проговорил Родин, о чем-то думая. — Сейчас. Сейчас…

Он поднял голову и неожиданно спросил:

— Скажите, капитан, вы в шахматы играете?

На лице полковника играла лукавая улыбка, а глаза спрятались в бесчисленных морщинках.

Вопрос о том, играет ли Кленов в шахматы, прозвучал сейчас по меньшей мере неожиданно. Кленов даже растерялся, не зная, что ответить.

— Что ж вы молчите, капитан? В шахматы вы играете? — повторил свой вопрос Родин.

— Играю. Даже разбираюсь немного в теории.

— Отлично. Значит, вам известно, что такое гамбит?

— Известно.

— А ну, просветите меня, старика, по части шахматной теории. Что такое гамбит?

— Начало шахматной партии. Жертвуется пешка или легкая фигура с целью опередить своего противника в мобилизации сил и создать стремительную атаку.

— О, да вы, оказывается, гроссмейстер, — пошутил Родин.

— Но к чему это вам? — спросил Кленов, начиная догадываться.

— Ничего-ничего. Шахматы — полезная игра. А теперь — за дело. Действуйте, капитан. Как всегда, надеюсь на вас.

Он похлопал Кленова по плечу и ободряюще улыбнулся. Кленов приложил руку к пилотке и, повеселев, спросил:

— Разрешите исполнять?

— Исполняйте.

Капитан повернулся к Строевой.

— До свидания, товарищ лейтенант!

— Я тоже выйду подышать чистым воздухом, — сказала Строева. — Разрешите, товарищ полковник?

— Пожалуйста. Дышите вволю.

Кленов и Строева вышли из комнаты. Их встретило яркое солнечное утро. Чуть слышно шелестели деревья. Вдали, словно подернутый серо-голубым туманом, виднелся лес.

Солнце припекало все сильнее и сильнее. Оно старательно высушивало небольшие лужицы, еще оставшиеся после ночного дождя, и с земли поднимались легкие испарения. На улицах деревни было тихо, безлюдно, издали она казалась брошенной, вымершей. Пролетавшие высоко в небе немецкие самолеты — «рамы» и «костыли» — не замечали ничего подозрительного.

— Ишь какая тишь да благодать, — сказал старшина Орехов, щурясь на солнце. Невысокий, плотный, с лихо закрученными усами на круглом, тронутом оспинками лице, он сидел по-турецки на траве, в тени небольшой, покосившейся избы, где помещался полковник Родин. Широкой спиной Орехов привалился к бревенчатой стене избы, на колени положил автомат. Рядом с ним сидел его неизменный спутник ефрейтор Артыбаев, а на траве растянулся младший лейтенант Семушкин.

Как непохожи были эти неразлучные друзья! Худенький, маленький, подвижной казах Артыбаев чуть доставал головой до плеча рослому, спокойному и на вид флегматичному Семушкину. Разговаривая с Артыбаевым, Семушкин снисходительно наклонялся, что смущало и втайне сердило Артыбаева. Он считал свой рост вполне достаточным для солдата, а для разведчика — образцовым. А рассудительный Орехов, умевший шуткой или авторитетным словом успокоить Артыбаева, обычно советовал ему:

— А ты чуть закинь голову и говори громче — и все будет в порядке.

Разведчики ждали капитана Кленова, который сейчас находился у полковника Родина. Орехов, не любивший молчать, воспользовался свободным временем и разъяснял Артыбаеву «ситуацию», что попросту означало международное положение.

Семушкин, прислушивавшийся к разглагольствованиям Орехова, приподнялся на локте, поправил висевшую на плече «лейку» и хотел что-то сказать, но в это время на пороге избы показались капитан Кленов и лейтенант Строева.

Нервно покусывая губы, Строева говорила, не глядя на капитана:

— Не понимаю, почему вы передумали?

— Я не передумал, — улыбнулся Кленов. — Но сначала хочу без шума и лишних людей побывать на месте. Может быть, обнаружу что-нибудь интересное. А вы, Ниночка, за меня не боитесь?

Последнюю фразу он сказал не то серьезно, не то шутя, и от этого лицо девушки вспыхнуло, и она опустила взгляд. Кленов заметил смущение Нины и понял, что ей очень не хочется отпускать его, правда, с тремя разведчиками, в далекий, глухой лес, где могут случиться всякие неожиданности. Она действительно боится за него.

Кленова захлестнула волна глубокой радости. Да, конечно, он понял причину тревоги девушки, и в душе его неожиданно зазвенела, запела на все лады новая, еще не звеневшая струна. Захотелось схватить ее маленькую руку, выглядывавшую из-под длинного рукава армейской гимнастерки, сказать ей много хороших, ласковых и нежных слов. От этого внезапно возникшего желания он даже вздрогнул, сдерживая самого себя.

Но капитана ждали разведчики. Они не слыхали, о чем шел разговор. Все вскочили на ноги, ожидая приказаний. Кленов оборвал начатую фразу, отвел глаза, поправил снаряжение и снова заговорил о деле. Голос его звучал спокойно и почти официально.

— Подготовьтесь, товарищ лейтенант! Надеюсь, что скоро мы приведем нового гостя. Возможно, что с ним придется повозиться подольше, чем с Грубером.

Он шагнул с порога. Разведчики выжидающе глядели на капитана.

— До скорого свидания! — Кленов приложил руку к пилотке и через секунду повторил эти слова тихо, так, чтобы их слыхала только Строева: — До скорого свидания, Нина!

Нина подняла голову. Если бы капитан Кленов мог в это мгновение заглянуть в ее глаза! Как много прочитал бы он… Но Кленов и разведчики уже свернули за избу. Через минуту загудел мотор вездехода.

Не прошло и получаса, как машина, промчавшаяся по неровным и узким проселочным дорогам, а затем прямо по вспаханному полю, остановилась у леса. Лес тянулся далеко, на много километров, преграждая дорогу и к Черенцам, и к соседним селам.