Хозяин молча шел позади. Рядом с ним трусила крупная рыжая овчарка, послушная, как это заметила Нина Викторовна, не только голосу, но и взгляду хозяина.

Курманаев не был словоохотлив. Односложно ответив на два-три вопроса гостей, он внезапно заторопился, покинул их и почти побежал по направлению к дому.

Барс не пошел за хозяином. Он улегся на траве, положил голову на лапы и лежал неподвижно, не сводя внимательных, умных глаз с притихших, слегка напуганных женщин.

Вскоре вернулся Курманаев. Словно отвечая на вопросительный взгляд Анки, он коротко объяснил:

— Жену проведал. Совсем плохой стала.

Садовыми ножницами, прихваченными из дома, Ахмет стал ловко срезать розы, выбирая наиболее яркие, пышные и красивые. Вскоре у него в руках расцвел большой букет — ароматный, с прозрачными слезинками еще не просохшей росы на лепестках.

Старик протянул букет Васильевой, и когда та открыла сумочку, чтобы достать деньги, придержал ее руку.

— Не надо денег.

— Не надо? — Нина Викторовна растерянно посмотрела на старика, потом на Анку.

— Как так не надо? — спросила она. — Мы ведь пришли купить цветы, а вы…

— Не надо денег, — повторил Курманаев. — Пусть и от меня память будет. Хоть и мало знал я этого человека, но, говорят, справедливый был.

Проговорив эту, видимо, необычно длинную для него фразу, Ахмет откашлялся в кулак и зашагал по направлению к калитке.

Барс нехотя поднялся, лениво потянулся и побежал за хозяином. Женщины переглянулись и пошли следом. Внезапно, пройдя несколько шагов, Ахмет остановился и быстрым шагом направился в сторону, влево, по узенькой тропке, тянувшейся в глубину сада. Здесь, почти у самого забора, отделявшего сад Курманаева от соседнего дома, спрятанные от нескромных глаз, рдели ярко-красные розы. Старик сорвал одну из роз и вернулся к своим посетительницам. На лице его играла едва уловимая усмешка. Он церемонно протянул розу удивившейся Анке и сказал, пряча улыбку:

— Это тебе, Анка, подари ее тому, кого ты крепче всех любишь.

— Спасибо, дядя Ахмет! — проговорила смутившаяся девушка.

Женщины вышли из сада. Следом за ними вышел Курманаев.

— Проверить сети, — коротко пояснил он. Сбоку бежал Барс. Пройдя несколько домов, Нина Викторовна оглянулась и увидела, как собака, уткнув нос в расщелину между двумя досками чужого забора, тихо и злобно рычала.

В тот же день, только значительно позже, полковник Дымов и профессор Васильев с женой навестили могилу Игната Петровича Семушкина. На кладбище они пробыли около часа. Уже косые тени сумерек падали на землю, когда друзья возвращались домой, оставив на небольшом холмике розы. Усталость и грусть сделали их всех малоразговорчивыми. Они шли очень медленно. Нина Викторовна опиралась на руку мужа. Дымов шагал несколько поодаль. Сегодня, после того как Васильева, вернувшись от Курманаева, обстоятельно, не упустив ни одной детали, рассказала обо всем полковнику, последнего словно подменили. Все время — и дома, и по дороге на кладбище, и сейчас, возвращаясь обратно, — он напряженно и сосредоточенно думал. О чем? По хмурому лицу полковника было видно, что он чем-то недоволен, словно допустил какой-то просчет, ошибку и сейчас снова и снова что-то взвешивает, ищет… Плечи его иногда удивленно приподнимались, и можно было подумать, что он разговаривает сам с собой. Пожалуй, так и было на самом деле. И причиной этому являлся Ахмет Курманаев. Какова его роль в странном и загадочном убийстве Семушкина? И вообще, существует ли связь между Курманаевым и неизвестным, которого ищет Дымов? Не принял ли он случайное стечение обстоятельств — спасение рыбака в штормовую ночь — за отвлекающий маневр врага?

— Андрей! — неожиданно спросил Дымов, догоняя ушедших вперед Васильевых. — Значит, в альбомах фотоателье ничего интересного нет?

— Я тебе уже говорил, — отозвался Андрей Николаевич, — две-три фотографии товарищей по роте. Для тебя они не представляют интереса.

Сергей Сергеевич молча вздохнул. Друзья уже подходили к гостинице, когда Дымова кто-то негромко окликнул. Старший лейтенант Рощин, в штатском костюме, торопливо пересекал дорогу.

— Можно вас, товарищ полковник? — негромко спросил он. Дымов познакомил Рощина с Васильевыми, потом они вдвоем отошли в сторону.

— Сегодня ваши были у Курманаева, — доложил Рощин.

— Знаю. Что-нибудь произошло после их ухода?

— Ничего особенного, — ответил старший лейтенант. — Вот только час назад в саду у старика сдохла собака, Барс. Отличная была овчарка. Ахмет ее очень любил.

Кто и почему убил отца? Кому нужна была его смерть — простого, скромного курортного фотографа? Неужели пойманный вор и является убийцей? Но ведь полковник Дымов не верит этому и ищет, упорно ищет… Кого, где?… Все эти мысли непрерывно сверлили мозг Алексея и не давали ему покоя. Бессмысленная жестокость преступления была для него очевидной, а настойчивость Дымова, искавшего какого-то загадочного и, возможно, несуществующего врага, удивляла. К чему эти поиски? Если убийца не тот, тогда он бесследно исчез, точно растворился в воздухе, и, как говорят, концы в воду.

Сомневаясь, отчаиваясь, надеясь, Алексей вместе с тем неизменно испытывал к Дымову чувство уважения и признательности за то, что тот не проявил равнодушия к гибели отца, не опустил руки, а упорно и напряженно ищет, ищет… Может быть, эти поиски не напрасны и усилия полковника не пропадут даром?

Еще недавно веселый, жизнерадостный, Алексей замкнулся в себе, стал хмурым и задумчивым. Он вел обычный образ жизни, вставал рано, ухаживал за бабушкой, уходил на работу, в обеденный перерыв появлялся дома и садился за стол… Но будто какая-то тяжесть придавила его, глаза глядели холодно и печально, и только иногда в них мелькал огонек ожесточения. Даже с Анкой Алексей стал встречаться гораздо реже. Почему? Этого Алеша не мог бы и сам объяснить. Девушка в эти дни проявляла к нему много внимания, утешала, говорила хорошие и ласковые слова, ухаживала за больной бабушкой. Алексей был благодарен ей, и вместе с тем ему часто хотелось побыть одному, чтобы еще и еще раз осмыслить все, что произошло так неожиданно и трагически.

Во взгляде Анки Алексей иногда ловил недоумение и даже обиду. В такие минуты он сдерживал себя, чтобы не броситься к ней и, прижавшись головой к груди, попросить прощения за свою хмурость и холодность. «Ничего, все пройдет», — говорил он себе, ожидая, что время залечит его горе, и жизнь пойдет своим чередом.

Иной раз его охватывала ярость. Сжимая кулаки, напрягаясь всеми мускулами, он посылал проклятия тому неизвестному и таинственному, кто поразил насмерть отца ножом и скрылся. Если бы убийца попался ему в руки, он схватил бы его и сжал с такой силой, что у того захрустели бы кости. О, пусть полковник Дымов поручит ему… Он готов сделать все возможное и невозможное, лишь бы кончилось это томительное ожидание, лишь бы убийца был пойман и наказан.

Только на работе Алексей немного рассеивался и отвлекался от обуревавших его мыслей. Курортный сезон был в разгаре, и небольшому штату спасательной станции приходилось дежурить почти непрерывно. Ранним утром Алексей приходил на станцию, осматривал свое небольшое хозяйство и, перекинувшись несколькими словами со своим помощником, жившим здесь же, раздевался, садился в лодку и медленно греб вдоль берега. На пляже и в воде уже было полно народу. До Алексея доносились песни, веселые возгласы. Мелькали разноцветные зонтики женщин. Молодежь играла в волейбол. Море сияло и искрилось на солнце.

Глядя на эту знакомую картину, Алексей зорко наблюдал, не заплыл ли кто за запретную зону, не барахтается ли кто беспомощно в воде, не захлестнуло ли волной прогулочную лодку. Издали белело на берегу маленькое здание, на фасаде которого висела вывеска с большими зелеными буквами: «Спасательная станция ДОСААФ». Алексей мечтал превратить свою станцию в перворазрядную: выстроить большое двухэтажное здание, оборудовать несколько комнат — вахтенную, водолазную, медпункт, устроить эллинг для хранения «флота», сделать причалы. Вот тогда бы он с удовольствием привел на станцию своего бывшего командира и сказал ему: «Поглядите, товарищ капитан первого ранга, как хозяйствует здесь бывший военный моряк Алексей Семушкин. Полный порядок!»