— Садовая?… Не знаю, — беспомощно разводит руками местный житель, смущенно улыбаясь. — Сады — они везде, вокруг… А кто вам нужен? — И, только услыхав знакомую фамилию, — а в Мореходном почти все знают друг друга, — обрадованно закивает и немедленно покажет нужное направление.

Природа щедро наградила это благодатное место. Везде — фруктовые сады, виноградники; за каждым забором — розы, левкои, георгины, флоксы. Цветут акации, в пышном наряде стоят каштаны. Многие старожилы поселка промышляют продажей винограда и цветов, выращенных в собственных садах. Покупателей — из курортников и туристов — хоть отбавляй. Но большинство жителей работают или в совхозе, или на верфи, куда каждое утро за пять — семь километров отправляются на грузовых машинах.

От центра поселка до моря не больше полукилометра. Узкая и длинная коса каменистого пляжа с одной стороны граничит с цепью невысоких, всегда зеленых холмов, с другой — подступает вплотную к гряде совершенно голых скал, словно выросших из воды.

Весной этого года в поселок Мореходный прибыли гости, не похожие ни на обычных курортников, ни на туристов, ни на «диких» отпускников. Через весь поселок проехали легковые и грузовые машины и свернули с дороги к морю, остановившись где-то возле верфи, на которой строятся быстроходные морские катера. Местные ребята все же успели заметить, что машины вели шоферы, одетые в матросскую форму, а в кабинах и кузовах рядом со штатскими сидели моряки — офицеры и матросы.

— Строить будут, — убежденно сказал один паренек, провожая взглядом машины. — Корабли!

— Корабли? — иронически отозвался другой, считавший себя заправским моряком. — На нашей верфи? Эх, ты… Наверно, катера испытывать будут. Комиссия…

Ребята были недалеки от истины: в поселок прибыла особая испытательская научная группа, в состав которой входили ученые из Академии наук и специалисты Морского Флота. В служебных документах и многочисленных открытых телеграммах и почтовых переводах группа сокращенно называлась коротко и звучно — «Осинг».

Под исследовательские и экспериментальные работы «Осинга» была отведена часть акватории и береговой территории, вплотную примыкавшей к скалам. Все это теперь называлось полигоном.

Невысокая изгородь отделяла полигон от остального берега. Изгородь будто отсекала часть пляжной косы, его острие. За изгородью появились походные палатки; в них разместился персонал «Осинга». За несколько дней до приезда группы у самого моря было построено большое деревянное здание лаборатории. В лаборатории, а затем на море, предполагалось завершить теоретические работы и провести испытания нового изобретения — универсального подводного автоматического локатора «АЛТ-1». Эти работы были начаты два года назад в специальных институтах в Москве и Ленинграде и теперь завершались здесь, в Мореходном.

…Ночь на девятое июня выдалась на редкость ветреная и темная. Уже в десятом часу вечера густые, плотные облака сплошь затянули небо. Обычно усеянное звездами, величавое и бесконечное, оно казалось сейчас хмурым, тяжелым и очень близким. Как это часто бывает на море, погода изменилась быстро и неожиданно. Ветер крепчал, все выше вздымались белые гребешки волн. Чувствовалось, что надвигается шторм. Он шел издалека, будто посылая впереди себя гонцов — резкие, хлещущие порывы ветра и первые удары волн о скалы. Все дальше и дальше забирались они на берег, шурша и кидаясь песком и гравием, все злее разбивались о прибрежные камни.

В эту ночь, как и обычно, сторожевой катер «Л-19» нес патрульную службу недалеко от берега. Командир катера мичман Антон Антонович Куликов был из гвардии бывалых моряков. Три войны провоевал он на морях и океанах: империалистическую, гражданскую и отечественную. Пришла пора уходить на отдых. Последний год служил во флоте Антон Антонович. Положенный пенсион он выслужил уже давно, но расстаться с морем и любимой профессией не мог. Если бы не сердце, которое последнее время пошаливало и иногда отказывалось нормально стучать, как положено, и не настойчивые требования жены и единственной дочери, Анки, Антон Антонович и не помышлял бы уходить на покой.

Правда, теперь служил он не на могучем крейсере, не на красавце эсминце и даже не на быстроходном и стремительном «охотнике». Под конец своей морской службы бывший матрос Куликов, ставший мичманом и носивший на рукаве большое число золотых шевронов, получил под свое командование всего лишь сторожевой катер. Но кто из моряков не считает свое даже самое маленькое суденышко настоящим боевым кораблем и кто не любит этот корабль крепкой, неизбывной любовью!

Катер «Л-19» ходил переменными курсами в нескольких кабельтовых от берега. Редкие огоньки мерцали на побережье. Поселок Мореходный спал, спал под усиливающийся свист ветра и неумолчный гул прибоя.

Как только на море началось волнение, мичман Куликов пошел в рубку. Команда катера состояла из молодых матросов, и только он один из всех знал вдоль и поперек этот капризный, своенравный морской участок. Если разыгралась непогода — гляди в оба! Волны вспененной воды нередко перекатывались через палубу, и тогда мичман фыркал и поглаживал седые опущенные усы, будто всем своим видом говорил: «Шуми, шуми, мы и не такое видывали!»

Если говорить правду, службу на катере «Л-19» Антон Антонович считал «отпускной». Так, напоследок уважили старика перед списанием на берег. Стар, мол, глаза и руки не те… Но эти мысли он таил про себя, службу нес исправно, командиром был требовательным и строгим. Молодые матросы любили его и немного побаивались. Авторитет Куликова был непререкаем.

Ветер усиливался и проносился над катером с шумом и присвистом.

— Никак не меньше семи баллов, — прикинул мичман.

Он плотнее запахнул реглан и натянул на фуражку капюшон.

— Справа на воде свет! — раздался зычный голос старшего матроса.

Вдали справа виднелся огонек. Он то взлетал вверх, то опускался к самой воде и даже исчезал в ней. Казалось, что огонек плывет по морю и барахтается в волнах, швыряющих его во все стороны.

За долгие годы службы во флоте Куликов выработал в себе одно очень важное качество: экономить время и действовать решительно. Сейчас некогда было раздумывать, откуда взялся здесь этот огонек.

— Право на борт! — громко крикнул Куликов, покрывая шум ветра.

— Есть право на борт. — послышался ответ рулевого, который тут же доложил: — Руль право на борту.

— Полный вперед! Так держать!

Послушный команде катер «Л-19» на мгновение замер, потом вздрогнул всем корпусом, так, что заскрипела стальная обшивка, и сделал резкий, крутой разворот. Вспененная вода перехлестнула через борт и окатила палубу. Затем, будто рысак, почуявший посыл, катер полным ходом понесся навстречу чуть заметно трепетавшему огоньку.

Небольшая рыбачья лодка беспомощно барахталась на волнах. Крутобортая, крепко сколоченная, она казалась игрушкой, затерявшейся среди разгулявшегося моря. Лодка то взлетала на гребень волны, и тогда свет от герметически закрытого фонаря, прикрепленного к корме, повисал высоко в воздухе, то проваливалась вниз, и тогда свет исчезал или превращался в чуть видную блестящую точку на самом уровне воды.

В лодке находился один человек. Он высоко поднимал весла, и они казались крыльями огромной птицы, которая силится и не может взлететь. Несколькими ударами весел человек ставил лодку в наиболее выгодное положение. Стараясь удержаться на одном месте, он подставлял под удары волн то корму лодки, то ее нос.

Каждое движение человека было рассчитано. Держался он спокойно, непогода, видимо, не страшила его. Гребец не пытался приблизиться к берегу. Он знал, что в этих местах, когда море разбушуется, подобная попытка была бы чересчур рискованной.

Через короткое время к лодке подошел катер «Л-19». Луч прожектора полоснул по поверхности моря и вырвал из темноты маленькое суденышко. Мичман Куликов узнал рыбака из поселка Мореходный.