«Эка места ему мало», — с раздражением подумал Мокасинов, отодвигаясь. И с удивлением взглянул на вновь придвинувшегося к нему человека, который придержал его за локоть. Газета выпала из рук Мокасинова. Рядом с ним сидел «хозяин».

— А хорошо, Сидор Прокофьевич, что в Одессу ты переехал, — сказал он. — Тут ты нужней мне будешь!

— Пообожди маленько, — пробормотал Мокасинов. — Я сейчас возвернусь. До туалету сбегаю, — махнул он в сторону белого домика неподалеку.

— Давай сбегай! — сказал «хозяин». — Да поскорей возвращайся! Недосуг мне!

И, подняв оброненную газету, стал читать, следя взглядом за быстро удалявшимся Мокасиновым.

Вернулся он вскоре, жалкий, расслабленный. «Вот и сон в руку, — пронеслось в голове. — Не от жары это, старая». Сев на скамейку и тоскливо глядя на «хозяина», Мокасинов взмолился:

— Отпусти ты меня христа ради. Без пользы я тебе. Ну что я могу в старости!

— Не хнычь, дед! Уймись! Не нужен был бы, не искал бы тебя. И дело нетрудное. Вечером нынче явится к тебе человек, оставит конверт. А поздней за этим конвертом зайдет другой. Отдай. Вот всего и делов-то. Как выполнишь — долго не свидимся. А за беспокойство возьми пока это, — сказал «хозяин», протягивая пачку десятирублевок.

Мокасинов, жадно глянув на деньги, сунул в карман, поднялся со скамейки.

Вечером, как стемнело, скрипнула во дворе калитка, и молодой голос спросил:

— Сидора Прокофьича можно видеть?

— Я Сидор Прокофьич, — сказал Мокасинов, проводя гостя в комнату.

Осмотревшись, тот сказал:

— Проездом я. Вам просили передать конверт.

— Откуда сами? — спросил Мокасинов.

— С юга. Там гранаты уже поспели, — ответил незнакомец.

— Вроде бы и не сезон сейчас, — беря из рук незнакомца конверт, проворчал Мокасинов, — но раз поспели, говорите — значит, поспели.

Не успел Мокасинов сесть за ужин, снова постучали, теперь уже в дверь терраски. Мокасинову показалось — гость воротился, может, забыл чего. Но, когда тот вошел в освещенную комнату, Мокасинов понял, что ошибся. Это был другой. Он тоже спешил. Сказал, что едет на юг и помянул спелые гранаты. Мокасинов проводил его в маленькую горенку, в которой на столе лежал конверт. Дверь прикрылась. «Как близнецы, схожи, — думал Мокасинов, протирая глаза. — Оба в очках. Оба в одинаковых костюмах. Только и разница, что один говорит — с юга, а другой на юг едет».

Снедаемый любопытством, Сидор Прокофьевич прильнул к замочной скважине и увидел, как, вскрыв конверт и просмотрев содержимое, незнакомец положил его в карман пиджака. «Вроде как документы, — решил Мокасинов и вдруг отпрянул от двери. Гость собрался выходить. — Еще чего доброго дверью шандарахнуть может».

Как ушел он, Мокасинов загрустил и долго сидел в горенке, прислушиваясь сам не зная к чему. Было тихо, слышался только стук маятника на стенных часах.

— Вот что оказалось на этой вершине треугольника, — говорил Андреев, просматривая вместе с Савченко материалы показаний Мокасинова. — Вариола № 2. Это не просто кличка Мокасинова, завербованного наглым и опытным разведчиком. За этим видна уже, возможно, вражеская группа, которая пытается действовать на территории СССР по определенному плану. Раз выявилась кличка «Вариола» под номером вторым, значит, можно предполагать Вариолу № 3, № 4 и т. д. Так по законам математики этот счет идет до бесконечности, если позволить врагу осуществить свои замыслы. «Хозяин», видимо, резидент, у которого есть помощники. Тот, что назвался Логиновым при обыске у Мокасинова (это он, вероятно, получил сведения о тайнике Мокасинова от болтливого зятя Валерия); тот, что явился к Мокасинову с теплохода и оставил свои документы для Бубенцова. И этот неуловимый Николаев, которого в связи с рядом фактов нельзя исключать из общей цепочки действующих лиц.

На первый взгляд кажется, что Николаев не имеет отношения к «хозяину» и всем остальным. Но это не так. Если изучить схему связи Николаева с остальными действующими лицами, фигурирующими в деле Рыбакова, то мы придем к следующему: Геннадий Малов познакомился случайно с Николаевым и вскоре после этого рассказал ему об Олеге Рыбакове и его переживаниях. А Олег Рыбаков вскоре оказался знакомым при содействии Геннадия с Тейлором. Что из этого получилось, мы знаем. Виноват Малов, а Николаев вроде ни при чем.

Бубенцов случайно знакомится с Николаевым, рассказывает о своей тетке за границей, о желании жениться, и затем появляется Жанна и происходит все то, что нам тоже известно. Виноват Бубенцов, а Николаев снова в стороне. Он всегда где-то за кадром. Его действия у старовера Елкина нами до конца не раскрыты, но литературу «от брата» он привез не зря.

И наконец, его не известные нам действия в Нижнем Тагиле, замаскированные сбором заказов на портреты. Эта вершина треугольника нами менее всего исследована.

В свете прочих событий больше медлить нельзя. Нужно срочно допросить Гузенко. Он, как и Мокасинов, может многое объяснить.

Теперь о хронологии событий. Начнем с первого известного нам по времени: я имею в виду случай в Виноградном — два года назад. Это было в июне. А в августе Лепихин принял на работу Николаева. В сентябре Геннадий знакомится с Николаевым. В ноябре Рыбаков знакомится с Тейлором. В марте следующего года Николаев инсценирует свою гибель.

Судя по таблице, которую я составил, все события имеют закономерную последовательность и хронологически обоснованную связь. Если еще учесть однородность методов действия, то нельзя прийти к выводу, что Николаев сам по себе, а «хозяин» и его группа сама по себе. И там, и здесь, как говорят, — один почерк, один метод.

Вот что происходит, Савченко. Опасность больше, чем мы предполагали поначалу. Нужно стараться действовать без лишнего шума. Мокасинов обезврежен и больше нам не опасен. Нужно его выпустить. Он теперь будет полезней нам на воле. «Хозяин» должен выяснить, почему не состоялся побег Бубенцова, и рано или поздно он вынужден будет прийти к Мокасинову. Мокасинов и успокоит его, вернув документы Джексона. А мы уж от него не оторвемся. Тебе Савченко придется остаться в Одессе, а я выеду в Москву. Я отдал распоряжение в Нижнем Тагиле организовать двухнедельную командировку сварщику Гузенко на одно из предприятий Москвы. В Москве мы с ним и встретимся. Таким образом, моя встреча с Гузенко будет для него и его возможных соучастников совершенно неожиданной.

Вскоре Гузенко оказался перед Андреевым. После обычных формальностей, Андреев вынул из шкафа голубую папку с образцами портретов и спросил:

— Помните, Гузенко, эту папку?

Вздрогнув, Гузенко ответил:

— Не знаю, о чем идет речь.

— Знаете, Гузенко! — сказал Андреев. — Должны знать и помнить. Если нет, то я напомню. Это ведь образцы портретов, с которыми два года назад, а точнее, 17 марта вечером, к вам пришел приемщик заказов. Он пробыл у вас допоздна. Вы долго беседовали в тот вечер. По какому из этих образцов вы заказали себе портрет? — спросил он, медленно перелистывая перед Гузенко образцы.

— Я не заказал тогда портрета, — ответил Гузенко, не отрывая глаз от образцов. И когда Андреев вдруг раскрыл перед ним портрет мужчины с волевым холодным взглядом жестких глаз, Гузенко весь напрягся.

Андреев продолжал:

— Я так и думал. Портретов вы не заказывали. Ваша беседа все время, пока приемщик находился у вас и затем по дороге к полынье, относилась к другим темам.

На снегу сохранились следы ваших валенок и следы ботинок приемщика. К полынье вы пришли вдвоем. От нее вы вернулись один. То, что вы были последним его заказчиком, то, что вы провожали его к полынье, доказывается документально квитанцией и показаниями свидетелей. То, что следы валенок у проруби являются вашими следами, нами установлено. Приемщик Николаев принадлежал к иностранной разведке. Это нам тоже известно. Я советую вам решить для себя только один вопрос: будете ожидать, пока вас уличат, или будете сами все рассказывать?