Андреев прервал допрос и, взглянув снова на документы, изъятые у Бубенцова при задержании, сделал Савченко какие-то указания, которые тот отправился выполнять.

— Когда вы прекратили заниматься портретным промыслом? — спросил Андреев Бубенцова.

Тот, вскинув на Андреева удивленный взгляд, ответил:

— В марте прошлого года.

— Расскажите, при каких обстоятельствах это началось? Ведь вы адвокат. Что побудило вас переключиться на должность приемщика заказов?

Бубенцов рассказал, что по окончании института он был направлен на работу в юридическую консультацию города Йошкар-Ола.

— Вечерами иногда я заходил поужинать в ресторан при гостинице. Однажды ко мне за столик подсел человек и спросил меня: «Простите, вы, видимо, не местный?» Мы разговорились.

Я рассказал, что вообще-то из Минска. Но здесь живу уже несколько месяцев. Окончил юридический факультет Минского университета и назначен сюда работать в консультации. «Теперь сами решите — местный или не местный. А вы приезжий?» — в свою очередь поинтересовался я. Он сказал, что приехал по служебным делам на короткий срок. Так мы и познакомились. А потом Николаев, такова была фамилия моего нового знакомого, предложил мне подработать.

— Расскажите подробней, — попросил Андреев. — Вспомните, о чем вы говорили. Чем интересовался Николаев?

Бубенцов задумался.

— Да вроде ничем особенным. Он спросил: привык ли я к новой обстановке после Минска. Я признался, что не могу привыкнуть. Все временным себя считаю. При распределении на работу меня сюда назначили как одинокого. Семейных в Минске оставили или вблизи где-нибудь.

«А материально как?» — спросил Николаев.

«Неважно. Зарплата небольшая, клиентура неинтересная. Как говорят, концы с концами еле свожу. Не о такой жизни мечтал. То ли дело в Минске. Город большой. Происшествий всяких много. Юристу есть где развернуться».

Николаев понимающе кивнул и сказал:

«Рад был с вами познакомиться. Если не возражаете, завтра встретимся, потолкуем тут же, за ужином».

Я охотно принял приглашение Николаева и с нетерпением ждал вечера, томясь над нудным делом о краже шкур с базы Заготживсырье.

И вечер этот оказался необычным. Взяв на себя инициативу, Николаев заказал хороший ужин. На столе появилась бутылка коньяку и закуска. Недоумение мое было рассеяно Николаевым, сказавшим, что он рад знакомству и возможности скоротать время в обществе понравившегося ему собеседника, и пусть я не чувствую себя должником, ибо он хорошо зарабатывает и не стеснен в деньгах.

Вскоре мы непринужденно беседовали. Как говорят, у кого что болит, тот о том и говорит. Я часто возвращался к разговору о том, что хочу уехать в Минск. Хотел было в Каунас поехать — тетка у меня там, да с пропиской сложно. Ну, а о Москве и мечтать не приходится. Бывал я, так уезжать не хотелось. Летом особенно. Фестивали, туристы иностранные. Зрелища.

«Галстук у вас хорош больно, — заметил Николаев. — Не нашего производства. Наверное, в комиссионном купили, или привез кто?»

«Нет, это в посылке прислала тетка из Лос-Анжелеса. Поддержала немного. Да и здесь не повезло. У других тетки богатые, а моя — портниха. Ну, что она может? Посылку изредка, да и то трудно. Пошлина дорога. С трудом выкупил, в долги залез, часть вещей продать пришлось, а остальное на мне. Николаев спросил:

«А почему бы вам не жениться?»

Я признался, что вопрос этот неоднократно занимал мои мысли, но на пути к женитьбе все те же препятствия.

Комнаты у меня нет. Снимаю угол у хозяйки. Приличный костюм у меня один. До женитьбы ли!

«Но ведь жена может быть с приданым», — пошутил Николаев.

«Ну, если с приданым, да еще и хорошенькая, то я отказываться на стану», — так же шутливо ответил я.

Николаев заговорил о том, что мы можем быть друг другу взаимно полезны.

«Сам бог нас свел. Мне нужен в моих делах расторопный помощник. Если вы захотите поработать по совместительству, в свободные часы, то очень скоро поправите свои материальные дела».

Через некоторое время я был посвящен в смысл работы по сбору портретов и охотно принял предложение стать помощником Николаева. Чтобы все было законно, я попросил Николаева оформить совместительство трудовым соглашением. Николаев пообещал это сделать.

С усердием походив два вечера по жителям пригородных мест, я набрал сравнительно много заказов. Оставив мне удостоверение, прейскурант, образцы и значительный денежный аванс, Николаев выехал в Москву. А я отдался новой работе, сулившей так много впереди.

Дела у меня шли блестяще: я несколько раз отправлял Николаеву бандероли с оригиналами. Работал на совесть, не жалея сил. Ездил по Мордовской республике и по смежным с ней областям, делая большие сборы. Получив трудовое соглашение, я оставил консультацию и целиком посвятил себя новой работе по договору. Николаев был доволен мной и аккуратно расплачивался, Я был полон признательности Василию Ивановичу.

— Ну, а потом? — спросил Андреев, видя, что Бубенцов замолчал.

— А потом, накопив немного денег я, как и собирался, уехал в Минск, устроился на работу по специальности. Портретами я заниматься перестал и с Василием Ивановичем больше не встречался. По правде говоря, я тогда совсем забыл о нем. Ведь вскоре после моего возвращения в Минск туда приехала Жанна. И тут все началось. Она сказала, что любит меня, полюбила с первой встречи и все время думала о том, как нам соединиться. Остальное вы знаете.

Рассказ Бубенцова подходил уже к концу, когда вернулся Савченко. Сообщение его очень заинтересовало Андреева.

На документах, отобранных у Бубенцова, стоит отметка контрольно-пропускного пункта одесских пограничников. Документы подлинные. Турист Джексон на борт «Либавии» не возвратился. «Либавия» снялась с якоря, и никаких заявлений об отсутствии на борту Джексона от ее капитана не поступило. Значит, турист Джексон остался в порту. Второй Джексон. Первый — Бубенцов. Кто же второй?

Положение неожиданно усложнялось. Андреев решил посоветоваться с руководством, пошел к аппарату прямой связи с Москвой и доложил генералу Светлову о ходе событий.

— Ну что ж? — сказал Светлов. — Молчит капитан «Либавии»? Тихо снялся с якоря, не хочет шума.

И мы будем молчать. Не состоялся обмен на «Либавии». Бубенцову мы уехать помешали, а кто-то остался нелегально в городе. Кто бы ни был — это враг и его нужно найти и обезвредить. Но как? Он может быть уже далеко. Единственный, кто может внести ясность в запутанные обстоятельства, — это Мокасинов, но по тактическим соображениям трогать его нельзя. Он станет от всего отпираться, и след будет потерян. Только спугнешь более важную птицу, крупную — судя по полету. Нет, спешить нельзя. Нужно выждать и зорко наблюдать.

Переговорив с генералом, Андреев продолжал следствие. Показания Бубенцова разоблачали деятельность туристки Жанны. Но это не было новым для Андреева. Не первый раз приходилось ему сталкиваться с такого рода туристами. Случай с Жанной выглядел вроде бы невинным эпизодом: захотел парень повидаться с теткой и жениться на американке. Что ж, бывает! Николаев вроде бы ни при чем.

Бубенцов, по-видимому, никак не связывает визиты Жанны с деятельностью Николаева. Отзывается о нем хорошо. А теперь сам должен будет отвечать за незаконные действия. Так думал Андреев перед окончанием допроса Бубенцова, который понуро сидел перед ним. Пряча глаза, спросил, как спрашивают обычно многие обвиняемые перед завершением дела:

— Что ждет меня теперь?

— Сам грамотный. Как в кодексе сказано? От года до трех за попытку незаконного перехода границы. Преступление, правда, было предупреждено, но совершить его вы собирались. Поняли хоть, с кем дружбу завели? С кем связались?

— Понял, — искренне сказал Бубенцов, — виновен и должен нести наказание.

К удивлению Савченко, Андреев не отправил Бубенцова в камеру. Вынув документ Джексона, с которого перед этим были сняты фотокопии, Андреев возвратил его Бубенцову и сказал: