— Это я передал из квартиры Абаджиевых, — усмехнулся лейтенант.

— Так я и думал, — ответил подполковник.

— А как были слышны другие две передачи, из квартиры Карагезовых? — спросил Косев.

— Первая передача слышна была глухо, звук тупой, неясно проходил по трубе.

— А вторая?

— Ее мы тоже уловили, но и она была плохо слышна.

— На столе молодого Карагезова стоял телеграфный ключ. Первую передачу провел я, а вторую — он.

Огнянов задумался.

— В конце концов, — проронил он, — мы вертимся в замкнутом кругу двух квартир. Одинаково возможно, что воскресная передача велась с первого или с третьего этажа.

— Да, но она не могла одновременно вестись из обеих квартир, а только из одной из них. Из какой же? — хозяин вскочил и зашагал по комнате.

— Да, из одной из двух. Это необходимо установить, — подтвердил Огнянов, вынув блокнот, — И ты поможешь нам разгадать эту загадку.

— Как я? — удивился Казак.

— Да, да, ты поможешь. И, может быть, это будет совсем не трудно. Передача велась в прошлое воскресенье около 11 часов вечера. Нельзя ли выяснить, кто из жильцов этих двух квартир был в то время дома?

— Не легче ли будет установить, кто из них в это время не был дома?

— Правильно, Казак! — хлопнул ладонью по столу довольный сотрудник.

— Чего же именно ты хочешь от меня?

— Уточнить, кого из членов этих двух семей в воскресенье вечером не было дома.

Казак подумал.

— Расспрошу женщин! — сказал он, вышел из комнаты и через четверть часа вернулся веселый.

— Разлюбезное дело! Все выяснено благодаря женщинам.

— Ну говори.

— Исключи первый этаж!

— Ты уж очень категоричен.

— Я забыл тебе сказать, что мы с женой в воскресенье до полуночи сидели у Карагезовых. Поджидали детей. Моя старшая дочь, молодой Карагезов и еще две соседки были на экскурсии. Мы ожидали их возвращения.

— А другой брат, музыкант?

— И тот вернулся в полночь.

— Ну а третий этаж?

Усмешка на лице Казака исчезла.

— Кажется, и их надо исключить.

— Почему?

— Старики были в Тырнове, вернулись поздно ночью. А сын ездил в Тревну, к своей невесте. Уехал в субботу, вернулся в понедельник.

— То же самое поворот и его мать, — вмешался Лейтенант Косев.

Подполковник глубоко задумался, опустив голову. Через несколько минут он выпрямился, лицо его повеселело.

Итак, в прошлое воскресенье там, на третьем этаже, никого из жильцов не было. Но это еще не значит, что передача не шла оттуда. Однако, кто же передавал?

Огнянов и Косев вышли. Подполковник направился к себе в управление, а Косев опять пошел вверх по лестнице.

Огнянов мог бы предоставить Косеву самостоятельно проверить, из какой квартиры велась передача. Но он не случайно отправился вместе с лейтенантом.

Подполковник был суровый, редко улыбающийся человек. Никто бы не поверил, что он пришел просто полюбоваться на работу юного лейтенанта. А между тем, это было так. Ему нравилась сообразительности и находчивость молодого разведчика. Кроме того, он хотел представить себе, что выйдет из Косева в дальнейшем, когда пройдут годы, и сам он, Огнянов, уже не будет занимать свой пост.

Будет ли у Косева, думал он, достаточно душевных сил, чтобы все так же сидеть в часы отдыха на скамейке в соседнем сквере, с газетой в руках, и печься на солнышке, жмурясь от удовольствия? Не потухнут ли светлые огоньки в его глазах, не станет ли он таким же суровым и замкнутым, как его теперешний начальник?

Размышляя об этом, Огнянов сам себе задавал вопросы:

— Если бы служба не принуждала меня постоянно быть на боевом посту, хватило бы у меня сил целыми сутками просиживать в этом кабинете?

И, широко усмехнувшись, возражал себе:

— А, в сущности, разве кто-нибудь мне приказывал работать вдвое против положенного?

Он сознавал, что нетерпение, снедающее его нетерпение, побуждающее не отрываться от работы, основано на чувстве ненависти к врагу, и испытывал самого себя:

— Да, ненависть, постоянное чувство ненависти, а для чувства любви так и не остается места?

И тут возникали новые вопросы:

— А этот прекрасный мост через Марицу, который мог ко всем чертям взлететь на воздух? Ведь я мог бы часами стоять и любоваться его красотой.

Даже наедине с собой он не желал вспоминать, что некогда мечтал стать архитектором.

— Ну что ж, жизнь сложилась так, что мне не пришлось строить… Так будем же охранять спокойствие тех, кто строит прекрасное будущее.

В такие минуты, когда хотелось подвести итог пройденного жизненного пути, Огнянов испытывал и сожаление и гордость.

— Да, я лишился права создавать, творить, но много ли таких, как я, кто в полной мере чувствует натиск черной вражеской силы? Я лишился многого, но узнал счастье всем сердцем противостоять натиску злых ветров.

И оттого… Молодежь… Он представил себе Косева с его веселыми, блестящими глазами, Везнева с его уверенной, опытной манерой работы, Лечева с его острым, аналитическим умом… Все они должны и у него кое-чему поучиться.

Огнянов не догадывался, что они заимствуют у него гораздо больше того, что он прямо внушает им своими приказами, своим разборам и анализом задач. Они, кроме всего этого, учатся у него терпению и сосредоточенности. А прежде всего учатся у него, как надо любить и как надо ненавидеть.

Косев постучал, отворил двери и пропустил перед собой своего спутника. В кабинет подполковника Огнянова вошел человек среднего роста с отвислыми щеками и большим животом. Его лицо и самая его походка выражали смущение и страх. Он недоверчиво поглядел на Огнянова, сидевшего за столом.

— Инженер Абаджиев! — представил его лейтенант.

— Присаживайтесь! — подполковник указал рукой на кресло.

Инженер сел робко, не спуская глаз с подполковника. Его бросало в жар, сердце сильно билось.

— Вы инженер Генчо Абаджиев, неправда ли?

— Да.

— Где вы работаете?

— В трудовой производственной артели «Победа».

— Мы часа два назад искали вас дома.

— Да, мне сообщили.

— Может быть, вы знаете что-нибудь об инциденте, происшедшем перед вашим домом в ночь на прошлое воскресенье?

— Нет, ничего не знаю. Я в воскресенье вообще не был в городе.

— Это мне уже известно, вы были в Тревне.

— Но… — инженер хотел было что-то сказать, однако только развел беспомощно руками.

— После скандала, женщина исчезла во входе Б вашего жилищного корпуса. Нам надо выяснить, в какую квартиру она вошла.

— Не может быть, чтобы это была наша квартира.

— Почему вы так решительно говорите «не может быть»? — быстро вставил Огнянов. — Ведь вас не было дома?

Губы инженера искривились. Это была не то усмешка, не то гримаса.

— Меня действительно не было дома.

— Тогда, пожалуй, ваше выражение неправильно?

— Нет, правильно. Дело в том, что в эти два дня моего отсутствия в моей комнате жил другой человек. Оттого я и выразился так уверенно.

— Кто этот другой человек?

— Инженер Петр Спасков.

— Вы хорошо его знаете?

— Да, много лет.

— Еще по фашистской организации?

Абаджиев вздрогнул и не сразу ответил. Лицо его выражало страх, на мгновение в глазах у него мелькнула ирония.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся Огнянов. — Для вас, да и для нас это уже далекое прошлое.

— Я не только оттуда его знаю, — с колебанием произнес Абаджиев.

— Он откуда родом?.

— Не знаю.

— Где он теперь работает?

— В какой-то трудовой производственной артели. Кажется, «Устрем».

— Часто вы с ним встречаетесь?

— Нет, я лет пять-шесть не видал его. Встретил случайно, недели 2—3, а может, и месяц назад.

— А как же случилось…

— Что он провел эти два дня в моей квартире? Он попросил разрешения переночевать у меня, потому что в его квартире работали маляры. Я согласился, мои родители уже несколько недель отсутствовали.