«Рорк, наверное, в своем кабинете, – решила Ева. – Снова занят своими подсчетами. Этот мужчина, в отли­чие от обычного человеческого существа, похоже, вообще не нуждается в отдыхе! И наверняка сейчас он вы­глядит таким же свеженьким, как утром».

Дверь в кабинет была приоткрыта, и одного взгляда в щелку хватило, чтобы Ева убедилась в правильности своих предположений. Рорк сидел за огромным поли­рованным письменным столом, уставленным прибора­ми, переводил взгляд с одного экрана на другой, отда­вал какие-то команды, за его спиной неустанно гудел факсовый аппарат.

А главное, Рорк действительно был свеж и выглядел сексуально, как сам грех!

Ева подумала, что, сумей она раздобыть вожделен­ный шоколадный батончик, возможно, у нее хватило бы сил, чтобы совратить его и перевести в горизонталь­ное положение.

– Ты хотя бы изредка отвлекаешься от работы? – спросила она, входя в комнату.

Рорк поднял глаза, улыбнулся и нажал какую-то кнопку.

– Ну ладно, Джо, надеюсь, ты не забудешь внести все те корректировки, о которых мы договорились. А завтра, обсудим все это в деталях. – И он выключил прибор.

– Тебе незачем было прерывать работу. Я всего лишь хотела сказать, что уже дома.

– Да я, собственно говоря, и не работал. Так, коро­тал время, дожидаясь тебя. – Рорк наклонил голову и посмотрел на жену долгим взглядом. – Так-так, снова забыла поесть?

– Да, – призналась Ева, тяжело вздохнув. – И те­перь умираю от голода. У тебя случайно нет шоколад­ного батончика?

– У меня есть кое-что получше.

Рорк встал из-за стола, обнял Еву за плечи и повел на кухню. Через две минуты на столе стояла толстая зе­леная керамическая тарелка, а в ней восхитительно ды­мился ароматный горячий суп.

– Это не шоколадный батончик…

– Сначала нужно накормить женщину, а уж потом можно побаловать ребенка.

Себе Рорк налил бренди. А Ева подошла к столу, на­клонилась и понюхала поднимавшийся из тарелки пар. Запах был настолько вкусным, что рот ее тут же наполнился слюной. Терпеть дальше не было сил, поэтому Ева быстро села и принялась за еду.

– А сам-то ты ел? – спросила она с набитым ртом и тут же застонала от восторга, когда Рорк поставил на стол тарелку с горячей и румяной буханкой хлеба. – И вообще, хватит вокруг меня хлопотать.

– Ты не можешь отказать мне в этом маленьком удовольствии. – Он сел рядом с Евой, прихлебывая бренди и глядя, как от горячей пищи на ее лицо возвра­щается румянец. – Что касается меня, то я перекусил. Но от кусочка этого хлеба не откажусь.

– Гм-м…

Говорить Еве не позволял набитый рот, поэтому она помотала головой и, отломив половину буханки, протя­нула ее Рорку. Она чувствовала себя очень уютно. Вот это и есть дом в полном смысле слова! Они вдвоем пос­ле долгого изнурительного дня сидят за одним столом и делят хлеб. Почти как обычные, нормальные люди.

Утолив первый голод, Ева стала есть медленнее и смогла говорить.

– Значит, за вчерашний день акции «Рорк индастриз» выросли… на сколько там? На восемь пунктов?

Брови Рорка взметнулись вверх.

– На восемь и три четверти. А вы, лейтенант, нача­ли интересоваться биржевыми сводками?

– А почему бы и нет? Я присматриваю за тобой. Как только твои акции пойдут вниз, я тебя брошу.

– Я непременно подниму этот вопрос на очередном совете акционеров. Хочешь вина?

– Хочу. Сейчас принесу.

– Сиди ешь! Я еще не закончил… хлопотать вокруг тебя.

Рорк поднялся и, подойдя к бару, вынул оттуда уже открытую и охлажденную бутылку вина. А пока он раз­ливал его по бокалам, Ева вычерпала суп до последней капельки и с трудом удержалась от искушения выли­зать ее языком. Давно ей не было так тепло, хорошо и уютно.

– Рорк, нам что, грозит очередная вечеринка?

– Наверное. А когда?

– Я-то откуда знаю?! – Между ее бровей пролегла морщинка. – Если бы я знала, разве я стала бы тебя спрашивать! Фини что-то болтал о рождественской ве­черинке.

– Ах, ну да, действительно! Вечеринка будет. Двад­цать третьего декабря.

– С какой стати?

– Потому, что это – праздник, моя дорогая Ева. – Он поднялся, поцеловал ее в темечко и снова сел.

– А почему ты мне ничего об этом не сказал?

– Как не сказал? Мы с тобой все обсудили на этой самой кухне.

– Я не помню.

– У тебя записная книжка с собой?

Ворча, Ева сунула руку в карман, вытащила свою электронную записную книжку и набрала дату: 23 декабря. И вот оно: черным по белому значится запись о предстоящей вечеринке.

– Ой…

– Завтра привезут елки.

– Елки?

– Ну, конечно! У нас их будет несколько: одна – в главном зале, еще две – в верхнем зале для танцев. Но я подумываю о том, чтобы установить еще одну, так ска­зать, интимную, в нашей спальне. Мы нарядим ее сами.

От удивления у Евы буквально отвалилась челюсть.

– Ты… будешь… наряжать… елку?

– Разумеется!

– Лично я понятия не имею, как это делается. Я рань­ше никогда не наряжала елку на Рождество.

– Я тоже – по крайней мере, уже много-много лет. Пускай эта будет нашей первой.

Волна теплоты, которая захлестнула Еву, уже не имела ничего общего ни с горячим супом, ни с действи­ем превосходного марочного вина. Ее губы скривились, как у маленького ребенка, готового заплакать, и она че­рез стол протянула мужу руку.

– У нас, наверное, получится настоящий колючий кошмар.

Он взял ее руку в свою.

– Не сомневаюсь. Тебе получше?

– Да, намного лучше.

Ева сжала его пальцы, затем высвободила руку и поднялась из-за стола. Стоя ей лучше думалось.

– Он убил еще одну, – заговорила она. – Точно так же, как и первую. Видеокамера наблюдения в подъ­езде засняла его. Снова костюм Санта-Клауса, снова большая серебристая коробка с ярким бантом. Он оста­вил на жертве брошь: две птички в кольце.

– Горлицы? Как в рождественской песенке?

– Правильно. По крайней мере, похоже. Правда, я не знаю точно, как именно выглядят эти чертовы горлицы. Признаков взлома на двери нет, следы борьбы отсутствуют. Уверена, вскрытие покажет, что ее тоже накачали транквилизаторами. А потом, видимо, связа­ли и засунули в рот кляп, поскольку стены квартиры очень тонкие, а соседи ничего не слышали. Кроме того, на языке и в гортани у нее обнаружены волокна ткани. Но чем бы он ни затыкал ей рот, кляпа мы не обнару­жили.

– Изнасилована?

– Да, так же, как и первая. А на правой груди – свежая татуировка: «Моя единственная любовь». Ну, теперь-то мы знаем, что не единственная… Он обернул ее красной гирляндой, накрасил лицо, причесал воло­сы. В ванной – стерильная чистота. Я думаю, он отчис­тил ее до блеска после того, как вымылся сам. К тому моменту, когда я приехала на место преступления, она была мертва не более часа. А знаешь, откуда мы узнали о случившемся? В диспетчерскую поступил анонимный звонок с платного телефона в квартале от ее дома.

Видя, что, рассказывая, Ева начинает все сильнее распаляться, Рорк неодобрительно покачал головой и тоже встал, взяв со стола их бокалы.

– Кем она была?

– Стриптизершей. Работала в «Сладком местечке», престижном стрип-клубе Вестсайда.

– Да, я знаю это место. – Заметив, каким подозри­тельным взглядом смерила его Ева, он протянул ей бокал и театрально свесил голову на грудь наподобие Пьеро. – Да, и это заведение действительно принадле­жит мне.

– Как я ненавижу, когда такое случается! – выдо­хнула Ева. – А оно случается постоянно. Так или ина­че, она отработала дневную смену и ушла из клуба после четырех. Оттуда она, как нам удалось установить, отправилась прямиком домой, а около шести вечера видеокамера зафиксировала ублюдка, который входил в здание. – Ева посмотрела на свой бокал. – Наверное, она сегодня тоже осталась без обеда…

– Он быстро работает, – заметил Рорк.

– Причем получает от этого колоссальное удоволь­ствие! По-моему, он наметил для себя некую квоту и намерен вычерпать ее до Нового года. Мне придется проверить все телефонные разговоры убитой, состоя­ние ее финансовых дел – вообще всю связанную с ней информацию. Кроме того, нужно выяснить, откуда взя­лась брошка. Костюм Санта-Клауса не привел меня ни­куда. А как, скажи на милость, можно связать между собой милую, скромную секретаршу и стриптизершу?