– Класс не дружный, отстающий. Если есть какие-то единичные успехи, то они незаметны на общем фоне. Ваш Бабкин требует деньги с преподавателей. Шантаж? Да. Школа – это не место, где можно обогатиться.

– Вы же знаете, что фотоматериалы пока продают. Нужно их купить, – сказал Иван. – Приходится печатать по тридцать фотографий. Я – не работаю. Мама покупает фотобумагу мне для школы. Коммунизм ещё за горами.

– Я приказал выдать сто рублей на фотоплёнку, а химию можно у себя поискать. Сто рублей уже истратил?

– Мне Светлана Аркадьевна выдала только пять рублей. Я ей принёс чек из магазина. …Незнаю, где остальные деньги. Мне их не показывали. Она сказала, что столько выделено. На пять рублей много не купить. Портреты на Доску почёта нужно делать большие. …А лучше пригласить мастера из ателье.

– Что лучше – мне известно. Запишите домашнее задание. Будете сами разбирать. Благодарите Бабкина. Он не дал нам нормально заниматься, увлёк своей анархистской теорией. Это бывает. Кому что не будет понятно, милости прошу. Ко мне в кабинет.

Когда директор вышел, Стасик громко выкрикнул:

– Стукачи и сексоты, вы приглашены на рандеву. Просьба, под дверью не толпиться.

– Он сам виноват. Не мотал бы языком, – сказал Витька Мурзияков – аккуратный мальчик, занимающийся в кружке изобразительного искусства во Дворце пионеров. – Свобода слова. Но не болтовни. Иван, ты такой тупой, чтобы лезть на рожон? Ты отличай, когда молчать, а когда говорить. Плетью обуха…

– Да уж, да уж. Отмочил, – проговорил пухлощёкий Бориска Феоктистов, кусая большое красное яблоко.

Лёвка Брусилов качал большой лохматой головой и ехидно улыбался розовыми полными губами. Он подошёл к Ивану и, сощурив простоквашные глаза, протянул руку.

– Путём, старик. Нам такие люди нужны. Не думал, что ты смелый. Я бы не решился.

– Фотоаппарат не роняй, а то затвор опять будет заедать на длительных выдержках, – сказал Бабкин, и пошёл из класса. Рядом семенил короткими ножонками Сергей, что-то тихо говорил.

– Он сказал правду, – поправляя очки, гордо проговорила та самая белоголовая девушка, – Верочка Шишкина.

Иван отлично помнит подробности этого урока. Они врезались в память, как отблеск молнии. Дни летели, как стрелы из Серёжкиного арбалета. Накануне строители отмечали день рождения мастера. Иван выпил полстакана водки, оставленной за печкой, и чуть не сорвался с лесов, устанавливая прожектор.

В субботу было родительское собрание. Вопрос о коммунизме не стоял, но был зачитан список неуспевающих учеников. В этом списке были Иван и Сергей. Учились Спаянные слабо, но на твёрдые тройки. Сергею грозила двойка в третьей четверти по Экономической географии зарубежных стран. Ивана математичка могла не аттестовать по алгебре, а по геометрии намечалась двойка. Нужно было срочно исправлять геометрию, тянуть руку на всех уроках математики. Как её тянуть, если отдельные материалы он не усвоил, как нужно. Поэтому друзья «занырнули» в учебники с головами. Сергей помогал по алгебре Ивану. Иван учил рисовать контурные карты Сергея.

Положение не улучшалось. Геометрия, которую Иван немного знал, не желала получать положительные баллы. Всякий раз, подняв руку, Бабкин пытался отвечать, но его не спрашивала Нина Наумовна Рубацкая. А если и вызывала к доске, то так ставила вопрос, что Иван, начав задумываться, разбирая, что и к чему, получал приказ: «Садись, нужно знать».

Неожиданно она пригласила мать Ивана. Вновь обрисовала жуткую картину с успеваемостью сына. Анна Петровна регулярно посещала родительские собрания. Краснея, выслушивала замечания, но подобного не было ещё.

– Не успевает. Плохо даётся ему математика. Геометрия, для него тёмный лес. Репетитор заполнит пробелы. Научит мальчика системно мыслить.

– Где его взять? – удивилась Бабкина.

– Меня можете пригласить, – обрадовано сказала Рубацкая, помаргивая большими и симпатичными глазищами. – Много не беру. Час – десять рублей. В день по два часа. Раз в неделю. Мальчик выйдет из кризиса. Не могу аттестовать…

– Очень плохо учится?

– Не успевает. Мальчик старательный. Но не всем даются точные науки. Я ему помогу. Он окончит класс удовлетворительно. Это вне сомнений. Гарантирую.

Совет семейный был бурным. Анна Петровна предлагала позаниматься с репетитором, а Иван сопротивлялся.

– Мама, я сам всё исправлю. У нас в классе есть парни, которые учатся ещё хуже меня, но у них почему-то нет никаких проблем. Борька ничего не учит, все уроки списывает. Ему хоть бы что. Геометрию я знаю на четвёрку, а алгебру подтяну. Она вызывает к доске, не даёт подумать, сажает, чтобы у всех сложилось впечатление, что я дурак дураком. Это не справедливо. Она специально это делает, хочет получать деньги с нас.

– Давай заплатим.

– Нет. Я знаю материал. Не ходи и не унижайся. Директор не поможет. Математичка докажет, что я двоечник, так как загружен общественной работой. Поговорю с классной. Поймёт. Математичка взъелась. Решила, что можно подкалымить на учениках. Нам не на что будет жить. За месяц нужно отдать восемьдесят рублей. У нас остаётся тридцать рублей. – А если она выполняет задание директора? Нужно им избавиться от неугодных учеников. – Подумал Иван, но маме ничего не сказал.

– Тридцать рублей – нам хватит. Будем покупать хлеб и молоко. Картошка есть, капусты насолили в бочку. Будем покупать тесто и печь пироги с картошкой. Давай заплатим.

– Нет. Я – справлюсь сам.

– Боюсь я что-то за тебя. Оставит на второй год.

– Не оставит. Не сдамся.

Игра. Спаянные. Полёт.

Площадку для игры в мяч обнаружили, поднявшись по пологому склону сопки. Иных подходящих горизонтальных поверхностей среди невысоких горушек не встретилось. Стас, дождавшись, когда девушки навели относительный порядок на лицах, принялся расставлять группу туристов, Иван приготовил фотокамеры. Желающие запечатлеться на фоне гор и городского пейзажа, собирались по несколько человек, становились перед объективами. Бабкин едва успевал перематывать плёнку, наводить резкость. Сергей предложил Поморцеву щёлкнуть их вдвоём, но вывернулся с волейболом Дуднев, к нему присоединилась Живкова. Когда фотографическая лихорадка приутихла, подростки начали раздеваться, кое-кто полез в сумки и пакеты. Но Рудин тотчас дал указание, что нужно обязательно поиграть, а уж потом обедать. Начали спорить. Голодающие предлагали сначала закусить. А солнце не продиралось сквозь лохмотья туч. Оно светило без помех и так сильно пригрело сопку, что дети сбросили куртки и штормовки, отчаянные решили загорать. Нашлись противники выбранного места.

– Мячик будет скатываться, – сказал непреклонно бледнолицый Рудин. – Придётся больше бегать, чем играть.

– Зато сухо. Ветра нет, – снимала куртку Татьяна Мурашкина. – Сильно не бейте в эту сторону. И не укатится.

Старый волейбольный мяч принял первые удары и начал взлетать над полянкой, которую облюбовали туристы. Маша Букавникова и Нина Семёнова сидели в сторонке и рассматривали букеты подснежников. Они всегда держались особняком, выглядели взрослыми девицами и на одноклассников посматривали иногда с некоторым плохоскрываемым пренебрежением. К ним иногда присоединялись подруги – Овечкина и Колесникова. Но крепкой и доверительной дружбы не получалось. Маша и Нина не поддерживали общих бесед, не спешили делиться сокровенными девичьими тайнами. Они редко ходили на школьные вечера, но не пропускали танцы во Дворце металлистов». К началу занятий их привозили на автомобилях. Когда заканчивались уроки, девушки шли в приёмную директора и звонили домой. Их встречали. Они никого не приглашали с собой, хотя некоторым девочкам было по-пути. Ковёр жарков не нашёл Дуднев. Волков принёс два оранжевых цветка, которые обнаружил за большой сопкой в распадке среди кустов дикой вишни и смородины. Девушки нюхали симпатичные цветочки, благодарили Юрика-следопыта, но некоторые кривили губки, выражая пренебрежение и сожаление.